С человеком на борту - Галлай Марк Лазаревич (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
Он бросил взгляд на Королева. Тот стоял молча — понимал, что говорить в этот момент что-то под руку пускающему не следует.
Но вот сработал главный клапан, поднялась тяга двигателей, усилилась вибрация — и кабель-мачта отскочила. («Как ей, негодяйке, и было положено», — комментировал впоследствии герой этого эпизода её недостойное поведение.)
А ещё через мгновение ракета снялась с опор и пошла вверх.
На кремлёвском приёме, устроенном по случаю завершения полёта космических кораблей «Восток-3» и «Восток-4», Королев сказал про Кириллова:
— Железной выдержки человек!
В его устах такая характеристика стоила немало!..
Да, есть такие виды человеческой деятельности, которые порой заставляют принимать ответственные решения в условиях, как сейчас принято выражаться, неполной информации, да ещё к тому же при остром дефиците времени. Так приходится сплошь и рядом действовать полководцу в сражении, лётчику в полёте, хирургу у операционного стола. Не минует чаша сия, как мы видели, и конструктора космических кораблей, и участников их пусков.
Королев был в этом отношении очень силён.
Но не следует, конечно, понимать сказанное в том смысле, будто он прямо стремился к решениям подобного рода. Чуть ли не удовольствие от них получал. Нет, всегда, когда возможно (а возможно это в подавляющем большинстве случаев), он охотно советовался с людьми, которых считал компетентными в возникшем вопросе, и вообще старался действовать, опираясь на точные, многократно и всесторонне проверенные данные, на детально проработанные варианты, в многообразии которых вариант оптимальный редко бросается в глаза с первого взгляда. А свою исключительную интуицию пускал в ход в дополнение, но не в замену этих данных.
Особенно — при всем своём уважении к теоретическим расчётам, без которых в наше время, как известно, ни в одной отрасли знания не проживёшь, — любил он то, что называется прямым экспериментом. Прибегал к нему всегда, когда было возможно.
Вот, к примеру, одна из историй, которую сотрудники королёвского КБ особенно охотно рассказывают, когда речь заходит об инженерной практичности и остро развитом здравом смысле их шефа.
Но тут, наверное, нельзя обойтись без одной существенной оговорки. О Королеве в космических и околокосмических кругах ходило множество рассказов, фактическая основа которых обрастала таким количеством «дополнений» и «уточнений», порождённых полётом вольной фантазии рассказчиков, что отделить одно от другого становилось практически невозможно. Правда, надо сказать, упомянутый полет фантазии протекал не совсем уж бесконтрольно: все-таки говорили люди, как правило, хорошо знающие Королева. А потому их рассказы (точнее — пересказы) бывали если не безукоризненно точны в деталях, то вполне правдоподобны по существу. Вспомним хотя бы рассказ о том, как Королев «назначил» Луне твёрдый грунт.
В этом отношении — как герой целого цикла посвящённых ему произведений устного фольклора — из всех известных мне людей в одинаковом положении с Королёвым находился, пожалуй, один лишь Андрей Николаевич Туполев.
Итак, вернёмся к обещанному рассказу. Дело было во время подготовки к пуску автоматической космической станции к одной из планет. И сама станция, и ракета-носитель уже были доставлены на космодром. Туда же съехались члены технической комиссии по пуску, главные конструкторы отдельных систем, учёные, представители фирм — изготовителей всевозможных устройств и агрегатов. Шли последние, самые горячие недели подготовки к пуску.
И тут-то выяснилось, что комплект исследовательской аппаратуры, предназначенный для станции, не проводит по весу. За последние полсотни лет я не упомню случая, чтобы в авиации (а космонавтика, как мы уже установили, если не дочь, то, во всяком случае, близкая родственница авиации) какая-нибудь вновь созданная конструкция оказалась легче, чем было первоначально запроектировано, или хотя бы уложилась в свой проектный вес.
Но в авиации перетяжеленная конструкция — дело хотя и не очень приятное, но все же не смертельное: какие-то данные машины несколько ухудшатся, зато другие могут даже улучшиться (например, благодаря применению нового, более совершенного, хотя и соответственно более тяжёлого оборудования или вооружения).
Иначе обстоит дело в космонавтике. Наличные энергетические ресурсы ракеты-носителя позволяют вывести на космическую орбиту вполне определённый груз — и ни килограмма больше! Хочешь не хочешь, а вес корабля надо приводить к этой единственно возможной цифре.
Протекает сей процесс достаточно бурно. Гневные разносы («Вы же полгода считали и пересчитывали!..»), взаимные претензии («Это у конструктора имярек перетяжелено»), ссылки на высокие авторитеты («Этим экспериментом интересуется сам…»), как и следовало ожидать, ни к какому практически полезному результату не привели. Оставалось одно — что-то выбрасывать. А вот что именно, это должен был решать не кто иной, как технический руководитель пуска — Королев.
Многочисленные хозяева исследовательской аппаратуры ходили тихие и смирные, чуть ли не на цыпочках, стараясь по возможности не привлекать к себе излишнего внимания кого бы то ни было, но прежде всего — Королева. Авось пронесёт!..
И одновременно норовили как можно эффективнее использовать подаренный им судьбою тайм-аут, чтобы ещё и ещё раз проверить свои собственные детища, лишний раз убедиться, что все в них в полном ажуре. Эта, в общем, довольно естественная тактика вдруг, по какой-то косвенной ассоциации, напомнила мне, как во время войны экипажи ночных бомбардировщиков, увидя, что прожектора противника вцепились в один из пришедших на цель самолётов, старались использовать этот момент, чтобы прицельно, поточнее отбомбиться самим. Известный авиационный штурман Герой Советского Союза А.П. Штепенко в своей книге «Так держать!» писал об этом: «В лучах прожекторов мелькают силуэты самолётов, стремящихся вырваться из цепкой западни световых полос, из гущи разрывов зенитных снарядов… Пользуясь тем, что прожекторы были заняты другими самолётами, мы спокойно сбросили серию бомб…»
Логика действий конструкторов на космодроме была — хотя и в совершенно иных обстоятельствах — чем-то сходная.
Итак, создатели исследовательской аппаратуры с опаской взирали на занятого выбором искупительной жертвы Королева.
А он, покопавшись во всевозможных чертежах, перечнях и списках, остановил своё внимание на одном из приборов. По идее этот прибор, будучи доставлен на поверхность упомянутой планеты, должен был определить, есть ли на ней органическая жизнь, и передать полученный результат по радио на Землю. Излишне говорить, насколько ценны для науки были бы достоверные данные по этому вопросу. Но в том-то и дело, что только действительно, по-настоящему достоверные!.. Судя по дальнейшему развороту событий, ход мыслей Королева привёл его именно к этому «но». А за размышлениями, как всегда у него, незамедлительно последовало дело — Главный конструктор дал команду:
— Отладить прибор по полной предпусковой программе, погрузить на «газик», вывезти в степь за десять километров от нас и там оставить. Послушаем, что он будет передавать…
Выполнить это решение было нетрудно: рыжая, выжженная степь вокруг космодрома лежала по всем четырём странам света до самого горизонта.
Прибор был отлажен, задействован, погружён на «газик», заброшен в степь и по прошествии положенного времени выдал в эфир радиосигналы, из расшифровки каковых с полной определённостью следовало, что жизни на Земле — нет.
И вопрос — по крайней мере для данного пуска — был решён.
Не следует, однако, усматривать в рассказанной сейчас истории один лишь анекдот в чистом виде: не так уж прост был конструктор злополучного прибора. Оказывается, следы человеческой цивилизации, да и вообще жизни на нашей планете, бросаются в глаза не так уж сильно.
В своё время, когда учёные предпринимали первые попытки фотографирования Земли из космоса, известный американский астроном Карл Саган докладывал на международном симпозиуме о том, как он попробовал обработать снимки, сделанные со спутников (если не ошибаюсь, типа «Тирос») аппаратурой с разрешающей способностью более одного километра, с целью определить по ним, есть ли на Земле сознательные существа. Он пытался обнаружить на снимках что-либо, бесспорно созданное такими существами. Пытался, но — ничего не обнаружил! Оказалось, например, что, судя по этим снимкам, таких городов, как Нью-Йорк или Париж, просто нет. Река Сена есть — а города Парижа нет. В том месте, где ему, по данным учебника географии, полагалось бы находиться, на снимках обнаруживались пятна, практически мало отличавшиеся, скажем, от изображений лесных массивов.
