Важнее, чем политика - Архангельский Александр Николаевич (читать книги бесплатно .TXT) 📗
Почувствовал – и занялся документальным проектом о феномене реалити-шоу. В частности, о «Доме-2». Снимал кастинги, читал анкеты; в анкетах молодых людей от 18 до 20 лет, среди прочего, спрашивают, сколько у них было сексуальных партнеров. Меня поразили цифры; получалось, что начиная с 16 лет все они каждый месяц меняли партнера. Я тоже был восемнадцатилетним и кое-что про жизнь понимаю, но это жестко. И поэтому когда среди 300 анкет вдруг появлялся робкий прочерк вместо ответа на вопрос о количестве связей, с такими людьми я разговаривал чуть плотнее. И разные сюжетные линии постепенно стали смыкаться.
Ту же Кристину, забегая вперед, я снимал не для кино; я – может быть, это грубо прозвучит для непрофессиональной аудитории – всего лишь проминал, разрабатывал фактуру. А героиня была заготовлена другая, более, как мне казалось, интересная, емкая. Девочка, которая ехала с родителями отдыхать на юг. Из Томской области; город закрытый, атомный. И во время пересадки она сбежала на кастинг. Не понимая, что из одного закрытого, военного пространства, она хочет перескочить в другое, не менее закрытое. Потому что любое реалити-шоу – полностью подконтрольно, отомкнуто от остального мира. Но в конце концов я все-таки остановился на Кристине, которая сама о том не подозревая, дала нам более сильную метафору: оставшись физически девственницей, она потеряла невинность, продала ее.
Голос из зала. Анастасия. Виталий, скажите, пожалуйста, родители девушек видели ваш фильм? Как они реагировали?
Виталий Манский. Родители Карины… Вообще, мне не интересно говорить о Карине. Там просто клиника. Мама пришла на премьеру. У мамы спросили журналисты, как она относится к увиденному. Мама сказала, что дочь идет намеченным путем к намеченным целям. Что касается мамы Кристины. Я ее видел после съемок на записи «Закрытого показа» у Гордона и было понятно, что целый день перед этим мама занималась маникюром, педикюром, укладкой, начесом. Вся семья обсуждала, подходит ли блузка вот к этим туфлям. В итоге она пришла в сапогах до горла, что, согласитесь, что то обозначает, и задала мне вопрос: «Как я вам»?
Вообще же, сейчас, когда технология съемки преодолела все существующие границы и препятствия, ответственность режиссера-документалиста увеличилась многократно. Некоторые мои коллеги груза этой ответственности не выдерживают и уходят либо в игровое кино, либо из профессии. Потому что нормальный человек, носитель классической морали, спать не может, снимая реальный мир в реальном приближении.
Ведущий/Александр Архангельский. Вот про это я и хотел спросить. Вы снимаете поток жизни. И часто оказываетесь в ситуации, когда можете вторгнуться в эту жизнь, поменять ее, разрушив свой замысел. В фильме есть драматический эпизод, когда вы сидите с одной из девушек, самой человекообразной из них – Катей, и задаете ей вопрос: «Что бы я мог сделать, чтобы ты не шла в отель продавать девственность?». Возникает долгая мхатовская пауза, и она отвечает: нет, ничего. Но как бы вы поступили, если бы она сказала: «Да, можете»?
Виталий Манский. Я сегодня писал рецензию на фильм молодого режиссера, который снял картину о встрече бывших супругов. По воле режиссера расставшиеся муж и жена проводят вместе выходные на даче. Но проблема в чем? Муж когда-то заразил жену СПИДом, и оба обречены. И как-то пробуют общаться – через неизбежно возникшую пропасть. «Казнить нельзя помиловать». От того, где ты, режиссер, поставишь запятую, во многом зависит судьба человека, которому адресована эта фраза. У тебя ответственность за эту запятую.
Ведущий/Александр Архангельский. Так где же запятая?
Виталий Манский. В том и вопрос. Сидишь, занеся ручку над листом бумаги…
Голос из зала. Анонимный, как в социологическом опросе. По поводу фразы «Казнить нельзя помиловать». В отношении Кати вы запятую поставили после слова «казнить». Потому что как режиссеру вам хотелось, чтобы ваш фильм смотрели. И вы осознанно пошли на то, чтобы все узнали ее историю. Почему сделали такой выбор?
Виталий Манский. Принимается вопрос. Есть люди, чья профессиональная задача спасать души. Есть даже мои коллеги-документалисты, которые считают, что режиссер и священник – близкие или тождественные профессии. Я так не считаю. Более того, я знаю доподлинно, что напротив дома, в котором живет Катя, находится храм. Там есть батюшка. И конкретно этот батюшка сказал, что не его задача разбираться, что вокруг происходит. Конкретно этот батюшка, не абстрактный какой-то. Он сказал: «Вот если бы она пришла и покаялась, я бы ей объяснил».
У этой Кати есть мама, учитель русского языка и литературы, которая выучила не одно поколение детей. При этом за занавеской у этого учителя жила собственная дочь, чье мировоззрение, мягко говоря, не совпадает с тем, чему учит классическая литература. Я не снимаю с себя ответственность. Более того, обратите внимание, я сам вывел разговор в плоскость ответственности. Ведь до этого меня никто не спрашивал. Я говорю, что это меня очень тревожит. Но это не значит, что я должен завтра быть на трех вокзалах, встречать поезда и спасать провинциальных девушек, которые едут покорять Москву.
Еще ужесточу свой ответ. Я искренне верю, что наша конкретная Катя, снявшись в фильме, спасла не одну другую Катю. Вы, конечно, остаетесь при своем мнении.
Голос из зала. Тот же самый. Чуть смущенно. Нет, я не то чтобы… Просто это долгая полемика. Но все равно у вас был момент выбора, и вы, грубо говоря, отодвинули на обочину судьбу одного человека. Она для вас менее важна, чем некое социальное явление, которое вы исследуете.
Виталий Мански. Давайте тогда изменим ваш вопрос. Если бы Катя (задаете вы мне вопрос) сказала: да, вы можете дать мне, допустим, 3 тысячи долларов и я не пойду продаваться в отель. Вот здесь, наверное, я бы задумался и возможно (не факт, но возможно) пошел бы на то, чтобы поступить вот так непрофессионально, не кинематографически. Но разговор в машине с Катей был не пять минут, мы просидели в машине часа четыре. И вопрос, что я могу сделать – не единственный, который был в этом направлении задан. Катя четко для себя определила свой вектор и внутренне ни к чему другому не была готова. Это было уже окончательно принятое решение.
Мог ли я (вы меня добиваете), мог ли я, взрослый мужчина, что-то сделать вопреки ее воле? Мог. Я мог, наверное, сообщить ее родителям, администрации гостиницы, какие-то еще шаги предпринять – их я не сделал, да. И не считаю это неправильным. Но знаете, что я вам скажу? При всем том Катя осталась самым чистым человеком из этих трех героинь. Вот это точно. Катю можно полюбить. Можно полюбить и взять в жены. Это мое личное отношение.
Голос из зала. За наивность?
Ведущий/Александр Архангельский. За человечность.
Виталий Манский. Да, я согласен, за человечность. Она человек.
Но перескакиваю на другую тему, хотя и смежную. Вы видели в фильме эпизод с кастингом для реалити-шоу. Парню задают вопрос, будет ли он есть дерьмо из миски, если заплатят сумасшедшие деньги. Я уверен, что если перед парнем все-таки поставят миску, он не станет завтракать. А девушка, которая заявляет о готовности продать родителей, их в реальной жизни не продаст. Но опасно другое. То, что сегодня это вообще произносится вслух. Фраза про дерьмо и про предательство пока шокирует всех. Завтра она будет произнесена еще громче, еще жестче – и шокирует гораздо меньшее количество людей. Послезавтра никто не обратит на нее внимания. И так далее. Происходит постепенная мимикрия, смещение акцентов… Абсолютно расхожая фраза: «Футбольный клуб продал футболиста». У меня в связи с этим вопрос, футболист – он человек или нет? Если он человек, то мы совершенно спокойно присутствуем при том, как люди продаются. Чем это отличается от торговли рабами? Тем, что он дорого стоит? Значит, только цена имеет значение?..
