Империализм от Ленина до Путина - Шапинов Виктор Владимирович (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗

Время, когда, например, Генеральный секретарь ЦК компартии Китая Дэн Сяопин, любитель карточной игры в бридж и других буржуазных излишеств, отправился на тракторный завод проходить трудовое перевоспитание, не может не поражать (опять же, одних – приятно, других – нет). Переродившегося чиновника уровня министра, который, поедая деликатесы в правительственном буфете, уже думал, как бы конвертировать политический капитал в денежный, революционные массы могли спокойно выволочь на улицу, надеть на голову колпак, заставить каяться в контрреволюционных устремлениях, а потом отправить в сельские районы трудится в поле и изучать марксизм-ленинизм среди простых крестьян.

Кто-то, приучившись не получать зарплату в течение нескольких месяцев и радоваться любой подачке «хозяина», себе такого даже и представить не может. Кто-то боится, что пример окажется заразительным. Наверное, поэтому великая история великой революции оборачивается пугалками и небылицами, рассчитанными как будто на детей младшего школьного возраста, но с серьезным видом повторяемыми серьезными на вид людьми.

Но не следует судить Культурную революцию только по ее результату (фактически: расчистка пространства для буржуазного развития от феодального хлама) или даже по ее «самосознанию». Культурная революция по-новому поставила многие вопросы социалистической теории, такие как соотношение партии и класса, роль бюрократии и борьба против бюрократизма при социализме, проблема воспитания нового человека. Культурная революция поставила эти вопросы практически, в ходе борьбы, ее лидеры не были высокообразованными марксистами и часто не могли до конца осмыслить собственные революционные практические шаги.

Фактически Культурная революция вынуждена была ставить вопросы ликвидации классов и разделения труда в условиях одной из самых отсталых и густонаселенных стран мира. Задачи, которые назрели в масштабах всего социалистического лагеря, нашли материальную силу и субъективную классовую волю лишь в одной из социалистических стран. Остальные застыли на полпути, превратив частную собственность в государственную, но не сделав второго шага из мира разделения труда к «обобществившемуся человечеству»…

Мао и борьба с бюрократией

Борьба с бюрократизацией партии и государства была для Мао Цзэдуна центральным вопросом политической борьбы в 1960–1970-е гг. Для Мао было очевидно, что СССР пошел по пути бюрократического перерождения, ведущему, в конечном счете, к реставрации капитализма. Тем не менее, свою борьбу с бюрократией проиграл и Мао. В ходе Культурной революции он вынужден был пойти с бюрократией на компромисс, отказавшись от идеи государства по типу Парижской коммуны, а после его смерти бюрократия полностью захватила власть и повела Китай к реставрации капитализма. Почему это случилось?

Китайская революция является продолжением Октябрьской революции. Вернее, она является одним из этапов эпохи социалистических революций ХХ века, определявшихся двумя фактами: победой социалистической революции в России и поражением социалистической революции в Германии. В начале ХХ века экономические и политические предпосылки социализма созрели не в одной стране, а в разных точках. Германия в 1918 году представляла собой страну образцовой капиталистической экономики, полностью готовую для социализма. Сталин писал по этому поводу, обращаясь к немецким коммунистам: «Грядущая революция в Германии является важным мировым событием наших дней. Победа революции в Германии будет иметь для пролетариата Европы и Америки более существенное значение, чем победа русской революции шесть лет назад. Победа германского пролетариата несомненно переместит центр мировой революции из Москвы в Берлин» [73].

Напротив, Россия с точки зрения экономического развития к социализму готова не была. С другой стороны, политически именно в России сложились условия для пролетарской революции.

Сила Октябрьской революции – подкрепление противоречий труда и капитала нерешенными противоречиями докапиталистических способов производства (помещичье хозяйство, военно-бюрократическая машина царизма, зависимость от иностранного капитала, отсталость и т. п.), благодаря которому Россия стала «слабым звеном» в цепи империализма, – заключает в себе ее же слабость. После взятия власти пролетариату пришлось решать по большей части несоциалистические задачи: индустриализация, внедрение крупного производства на селе, борьба с фашизмом. Решение несоциалистических задач (хотя бы и социалистическими методами) наложило отпечаток на всю систему общественных отношений строящегося социализма, видоизменяя их, и в конечном счете способствуя капиталистической реставрации.

Трудности изолированного развития социализма таят в себе соблазн фаталистически заявить, что строить социализм в одной стране или группе стран невозможно совсем, что такой социализм обречен. На самом деле, исторический шанс прыжка в коммунизм, предоставленный историей в ХХ веке ряду обществ, предполагал значительное число вариантов развития, определявшихся реальной борьбой реальных социальных сил. Ретроспективно говорить о заранее предопределенном исходе этой борьбы, опираясь только на факты, подтверждающие данную концепцию, значит полностью порвать с материалистическим пониманием истории и скатиться к историческому фатализму.

В СССР к концу 1930-х гг. была успешно решена задача построения социализма. Буржуазия была экспроприирована, и основные средства производства стали государственной собственностью в руках пролетарской диктатуры. Была решена и более сложная задача – миллионы мелких собственников – крестьян – были объединены в крупные коллективные сельские хозяйства.

Однако досталось это дорогой ценой. Кроме тяжелых процессов индустриализации и коллективизации, создание материальной базы социализма в СССР потребовало предоставления определенных привилегий слою специалистов, необходимых для развития науки, техники, обороны, управления и т. д. Встала задача подготовки кадров – интеллигенции, которая могла бы освоить передовую технику. Для того чтобы быстро, в экстренные сроки такую интеллигенцию вырастить, приходилось вводить и некоторое неравенство. Необходимо было создать лучшие условия для жизни «бюрократии». Конечно, это было воспроизведением неравенства, несправедливости (она не идет в сравнение с неравенством и несправедливостью капитализма, но все же), но мерой это было вынужденной. Внедрить новую технику, развить производительные силы (без чего бюрократию не уничтожить) невозможно было без бюрократии – такова диалектика.

Это очень хорошо понимал Сталин: «Только в том случае, если перегоним экономически главные капиталистические страны, мы можем рассчитывать, что наша страна будет полностью насыщена предметами потребления, у нас будет изобилие продуктов, и мы получим возможность сделать переход от первой фазы коммунизма ко второй его фазе» [74].

К 1960-м годам материальная база для такого перехода в СССР была подготовлена. Если в 30-е годы лучшее, чем у большинства трудящихся положение бюрократии в массовом сознании воспринималось как нормальное явление, как состояние справедливое, то в 60-80-х гг. привилегии бюрократии стали вызывать сначала глухое недовольство, а потом и открытый протест. В 30-е годы коммунистический руководитель был героем литературных произведений, художественных фильмов, дети хотели быть похожими на него. После 60-х годов образ коммунистического руководителя не только лишился всякой романтики, но и стал прямо негативным образом. Если образ коммуниста-руководителя кинофильмов 30-х годов – это молодой, энергичный руководитель-новатор, то в брежневском кино коммунист-руководитель – это старый бюрократ, тормоз прогресса.

И это не случайно. Еще Маркс отмечал: то или иное общественное учреждение начинает казаться массам несправедливым, когда в недрах общества уже созрели условия для его ликвидации. В сталинский период бюрократия была прогрессивным явлением – рычагом строительства социалистического общества. В брежневский период бюрократия была уже тормозом на пути к коммунизму.