Сталин. По ту сторону добра и зла - Ушаков Александр Геннадьевич (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
И только раз за все время его правления в нем, похоже, проснулось нечто, похожее если и не на совесть, то хотя бы на справедливость. Произошло это в тот день, когда известный советский скульптор Вучетич представил на суд Сталина два сделанных им эскиза для памятника, который должен был быть установлен в берлинском Трептов-парке. На одном из них был изображен Сталин, на другом — солдат с девочкой на руках.
«Посмотреть работу пришло довольно много народа, — вспоминала Светлана Аллилуева. — Все столпились вокруг фигуры Сталина и громко высказывали свое одобрение. Наконец, появился Сталин. Он долго и мрачно разглядывал свое изображение, а потом, повернувшись к автору, неожиданно спросил:
— Послушайте, Вучетич, а вам не надоел вот этот, с усами?
Затем, указав на закрытую фигуру, спросил:
— А это что у вас?
— Тоже эскиз, — ответил скульптор и снял бумагу со второй фигуры...
Сталин довольно улыбнулся и сказал:
— Тоже, да не то же!
И после недолго раздумья заключил:
— Вот этого солдата с девочкой на руках, как символ возрождения Германии, мы и поставим в Берлине на высоком холме! Только автомат у него заберите... Тут нужен символ. Да! Вложите в руку солдата меч! И впредь пусть знают все — плохо тому придется, кто вынудит его этот меч поднять вновь!»
Да, в тот раз Сталин сумел подняться над собой, но чаще бывало наоборот. И вряд ли он, конечно, думал, что пройдут годы и от созданных ему памятников останутся одни руины. А валяться, подобно памятникам Дзержинского и Калинина, на каких-то задворках у него не было никакого желания...
После того как рухнула идеология, киноэкраны, театральные сцены и книжные страницы буквально изнемогают под тяжестью захвативших их бездарностей. Чего не было ни при Сталине, ни при «развитом» социализме. Да, свободная мысль всегда каралась, но никогда на союзную сцену не выходили люди, чье истинное дарование, а вернее его отсутствие, позволяло им в лучшем случае принимать участие в художественной самодеятельности средней руки.
Я уже не говорю о литературе, где на первое место (после идеологии, да и то не всегда выдержанной) все равно выходило умение писать. И не просто складывать слова в предложения, а писать так, как требуется, по большому счету, от человека, который называет себя литератором.
Как это ни печально, но демократия есть рынок, а рынок есть падение качества. Но и здесь дело не только в той массовой культуре, из-за которой порой невозможно включить телевизор, а в том наплевательском отношении государства к тем талантливым людям, которые все еще время от времени появляются в России. В какой-нибудь Дании им ставили бы памятники как лучшим представителям нации, а у нас они получают грошовые гонорары, поскольку их книги печатаются мизерными тиражами.
Что тоже является показателем. Ну не хотят у нас покупать великолепную книгу И. Гарина о Ницше. А вот криминальные, с позволения сказать, творения напрочь бездарных дам расходятся миллионными тиражами. Конечно, очень хочется льстить себя надеждой, что после всех выпавших на долю России катаклизмов у правительства просто не доходят до этого руки. Но чем быстрее не правительство, конечно, а сама Россия поймет, что ее будущее не в количестве лежащей на полках колбасы, тем скорее мы снова сможем безбоязненно включать телевизор. Если, конечно, поймет...
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Как это ни прискорбно для самого вождя, но в послевоенные годы ему пришлось сражаться на два фронта. Против «безродных космополитов» в своей стране и за свое влияние в Европе. Поскольку главной своей задачей в Восточной Европе Сталин видел в укреплении контроля над сферой своего влияния.
Однако в Вашингтоне думали по-другому. И чтобы это влияние уменьшить, Америка решила помочь европейским государствам в деле послевоенного восстановления. «Это необходимо, — заявил госсекретарь США Д. Ачесон, — если мы стремимся сохранить наши собственные свободы и наши собственные демократические институты. Этого требует наша национальная безопасность». Она и на самом деле того требовала, поскольку Восточная Европа все глубже увязала в наброшенной на нее Сталиным сети, а Западная Европа находилась в самом что ни есть плачевном состоянии. Миллионы людей голодали и замерзали зимой 1946/47 года, и Америка очень опасалась, что Сталин сумеет воспользоваться быстро растущей там социальной напряженностью.
5 июня 1947 года госсекретарь США Д. Маршалл выступил в Гарвардском университете с программной речью, в которой изложил комплекс экономических и политических мер, получивших название «План Маршалла». Его основными целями являлись стабилизация социально-политической ситуации в Западной Европе, включение будущей Западной Германии в западный блок и уменьшение советского влияния в Восточной Европе. Предлагая эти меры, Маршалл выразил желание американского правительства «сделать все возможное, чтобы вернуться к нормальному экономическому положению, без которого не может быть ни политической стабильности, ни прочного мира».
«Наша политика, — заявил он, — направлена не против какой-либо страны или доктрины, а против голода, нищеты, отчаяния и хаоса». Ну а затем,
как бы между делом, предупредил Сталина, что все те, кто попытается использовать в своих целях экономическую ситуацию, встретят сопротивление США.
Могли ли принять участие в этой программе страны Восточной Европы? Могли. Но только с одним условием: не ориентироваться в своем экономическом развитии только на Советский Союз, который, по словам У. Клейтона, «должен был внести свой вклад в реконструкцию европейской экономики, в особенности стран, расположенных непосредственно к западу от его границ».
Сталин с интересом отнесся к этому предложению. Особенно поначалу, поскольку надеялся получить американские кредиты для восстановления Европы.
Как поговаривали, на его позицию повлиял академик Е. Варга, который выступал против участия в «Плане Маршалла», который, по его глубокому убеждению, был направлен на смягчение экономического кризиса в самих США. «Смысл плана Маршалла, — писал он, — следующий. Если уж в интересах самих США нужно отдать за границу американские товары на много миллиардов долларов в кредит ненадежным должникам, то нужно постараться извлечь из этого максимальные политические выгоды».
Думается, Сталин и без Варги понимал, зачем Америке был нужен этот план. И основной причиной его отказа принимать участие в реализации «Плана Маршалла» явилось нежелание вождя позволить Соединенным Штатам влиять на политическую ситуацию в Восточной Европе. Более того, он приказал саботировать англо-французскую инициативу и своим сателлитам. И вот какое послание получил И.Б. Тито от ЦК: «Мы получили сообщение о намерении югославского правительства отказаться от участия в парижском совещании 12 июля, созываемом англичанами и французами. Мы рады, что Вы проявляете твердость в вопросе об американских кредитах. Однако мы думаем, что все же было бы лучше принять Вам участие в совещании и послать туда свою делегацию и дать там бой Америке и ее сателлитам — Англии и Франции с тем, чтобы помешать американцам единодушно провести их план, а потом уйти с совещания и увести с собой возможно больше делегаций от других стран».
Приблизительно то же самое было продиктовано и лидерам Польши, Чехословакии, Румынии, Болгарии, Венгрии, Албании и коммунистам Финляндии. Тем не менее западные страны очень надеялись на участие в совещании Польши и Чехословакии и хотя бы таким образом хоть как-то оторвать их от СССР. И тогда Сталин приказал советским послам в Белграде, Варшаве, Тиране, Хельсинки, Софии, Будапеште и Праге «посоветовать» руководству соответствующих стран «не давать ответ англичанам и французам до 10 июля, так как в некоторых других странах друзья высказываются против участия в совещании 12 июля, поскольку СССР в совещании не будет участвовать».
Сталин колебался. Ему очень хотелось на виду у всего мира сорвать парижское совещание, но он очень опасался, что искушение получить солидную американскую помощь может сыграть с ним плохую шутку и соблазнить правительства Польши, Чехословакии и Финляндии, где коммунисты не имели большинства. Но колебался он недолго, и буквально вдогонку за предыдущим посланием полетело новое. На этот раз уже с приказом отказаться от участия в совещании. Что же касается мотивов, то каждая страна могла предоставить их «по своему усмотрению».
