Пешки - Барнес Питер (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗

Наконец — теперь уже прошло два, три или четыре года с тех пор, как солдат пришёл новобранцем, а если он посидел в военной тюрьме, то и больше, — приближается день увольнения. Его уговаривают заключить контракт ещё на один срок, напоминают о денежных премиях до 10 000 долларов, которые выплачиваются тем, кто остаётся на службе. Если солдат не залез по уши в долги, если у него есть хоть малейшая уверенность в своей способности устроиться в гражданских условиях, он оставит без внимания советы вербовщика, схватит свои увольнительные документы, и поминай как звали. Он ещё молод, жизнь у него впереди, но это уже не тот зелёный, прыщавый юнец. Он видел смерть, а может быть, и сам убивал. Он прошёл большую суровую школу, цель которой состояла в том, чтобы сделать из него не человека, а то ли убийцу, то ли слепое орудие американской политики, которую серьёзно ставят под сомнение или осуждают миллионы его сограждан. Что же с ним после этого стало?

Трудно дать однозначный ответ на этот вопрос: очевидно, на разных людей военная служба воздействует по-разному. Тысячи выживших ранены физически: в их теле засели осколки, у них не хватает конечностей, парализованы мышцы. Сотни же тысяч возвращаются к гражданской жизни с израненной душой. Хотя официального исследования психологического воздействия войны во Вьетнаме на возвращающихся солдат не проводилось, огромное их число в результате пережитых испытаний очерствело, сбито с толку и озлоблено, и нет сомнения, что Америка ещё почувствует все влияние этой войны.

Многие из этих людей, подобно Ричарду Кавендишу, признаются, что испытания в Индокитае их «радикализировали». Что же означает радикализация? На первый взгляд, она означает пробуждение нового политического сознания, часто сопровождаемое активным участием в политической деятельности. Однако, если взглянуть глубже, она означает утрату веры, ощущение предательства. Как правило, большинство молодых американцев воспитывается в основном в доверии к своей стране. Они могут высмеивать традиционные символы, но в глубине души у большинства из них кроется скрытый патриотизм, вера в то, что их страна лучшая в мире и что их правительство обычно поступает правильно. Во Вьетнаме они не могут примирить свою веру в добродетель Америки с тем, что они сами чинят во имя Америки. В их глазах Америка изобличена во лжи, и всё же они каждый день рискуют ради неё жизнью, а многие из них даже убивают во имя её, совершая преступление против своей совести, которое можно искупить, только обратив свою враждебность против самой лжи.

Особенно остро эта радикализация чувствуется среди американских солдат-негров, многие из которых поступают на военную службу в надежде «преуспеть». Бывший корреспондент журнала «Тайм» Уоллес Терри за два года своего пребывания в качестве репортёра во Вьетнаме беседовал с сотнями солдат-негров. Он обнаружил, что им надоело воевать и умирать на «войне белого человека». 64 процента опрошенных считают, что негры не должны воевать во Вьетнаме, что настоящая война для них —это борьба против расизма в Соединённых Штатах. «Ужасающее число прошедших школу жестокого искусства партизанской войны, — пишет Терри, — заявляют, что они будут участвовать в мятежах и, если потребуется, возьмутся за оружие, чтобы добиться прав и возможностей, которых они лишены на родине».

Для многих американских солдат во Вьетнаме, пожалуй даже для большинства, следствием войны явилась не столько радикализация, сколько отчуждение. Солдаты полагали, что будут испытывать какую-то гордость за свою службу, вместо этого они чувствуют только гнев и моральную неуверенность. Они глубоко разочарованы службой, бессмысленностью военных действий. Они активно не протестуют, не высказывают несогласия и даже не особенно делятся своими мыслями с друзьями; многие из них даже считают, что нужна решительная эскалация войны. Но они страдают сильным и затяжным недугом.

Вьетнам влияет на солдат и другими путями, которые трудно учесть. Многие порядочные, чувствительные молодые люди становятся чёрствыми и безразличными. Когда-то они принимали близко к сердцу обиды, причиняемые другим людям, теперь им на все наплевать. Они становятся воинственными, нетерпимыми, раздражительными, склонными к насилию. Их предубеждения усиливаются, и они не думают их преодолевать. Они воспринимают своего рода манихейский взгляд на жизнь, деля весь мир на хороших и плохих людей. Такой взгляд положительно действует (или так кажется), когда есть враг, на котором можно сосредоточить усилия; однако он, в лучшем случае, искажает действительность как в мирное время, так и на войне.

Многие ветераны обнаруживают, что им трудно нежно относиться к другим, особенно к женщинам. Им надо также подготовиться к отношениям с гражданскими людьми, которые ставят под сомнение их участие в войне. «Когда я вернулся, — вспоминает 19-летний бывший сержант, награждённый пятью „Бронзовыми звёздами“ [47] во Вьетнаме, — я был совсем сбит с толку. Куда ни глянь, люди отдыхают, беседуют, смеются. Тут меня осенило, что я не знаю, как обращаться с мирными гражданами. Я боялся подумать, о чём меня могут спросить. Особенно трудно стало, когда я убедился, что некоторые считают все, совершенное мною во Вьетнаме, выдумкой. Должно быть, я там вовсе ине был, говорили они».

Увольняясь с военной службы, большинство солдат стараются по мере возможности подавить воспоминания о своих вьетнамских испытаниях. Многие сознают, что война что-то сделала с ними, наложила на них какое-то несмываемое клеймо. Они склонны не вступать в Американский легион или в организацию «Американские ветераны войн на территории иностранных государств», чувствуя, что у них нет общих связей с участниками прежних войн.

Отчасти это объясняется тем, что Америка не выиграла той войны, в которой они участвовали. Их отцы были героями, чтимыми благодарной страной; они же — просто неизвестные солдаты, копающиеся в грязи, в то время как их президент говорит о мире. Им нечем особенно похвастаться, и они предпочитают помалкивать. Легче и спокойнее упрятать впечатления о Вьетнаме в каком-нибудь глубоком тайнике души исчитать, что этот год прошёл на другой планете или прожит другим человеком. Чего они добьются разговорами? Кто им поверит? Кто сможет их понять? Кому до них дело? Итак, они бредут по домам, эти вояки агрессивной войны, и каждый хранит в себе тёмную, отвратительную тайну, психическую кисту, которую не сможет вырезать ни один хирург. Сотни тысяч больных психической кистой рассеяны по всей Америке. Большинство этих заболеваний никогда не вскроется, но никогда и не пройдёт.

Глава V

НЕПРИСПОСОБЛЕННЫЕ

1

Каждую неделю в Форт— Диксе (штат Нью-Джерси) происходит в среднем по четыре покушения на самоубийство, или «выходки», как их называют в сухопутных войсках. В 1968 году в Форт-Диксе было девять случаев действительного самоубийства, шесть из них — среди новобранцев. В числе покончивших самоубийством в 1969 году был рядовой Дэвид Суонсон, 21 года, из Нью-Бритена (штат Коннектикут).

Суонсон окончил среднюю школу в Пуласки и до поступления на военную службу учился в двух местных колледжах. Его отец характеризует сына как «самого смирного ребёнка на земле, интересовавшегося музыкой и искусством и бывшего хорошим скульптором». По словам матери, Дэвид мало занимался спортом. Он не курил и не пил.

Согласно армейским документам Суонсон как новобранец приступил к обучению 4 августа 1969 года, а 5 и 6 августа обращался в санитарную часть с жалобой на боль в груди. Оба раза его возвращали в строй. 8 августа он перерезал себе вену на левой руке, совершив покушение на самоубийство — «выходку»; в госпитале ему сделали перевязку и снова отправили в строй.