Сталин. По ту сторону добра и зла - Ушаков Александр Геннадьевич (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
— Хорошо бы, конечно, — ответил Молотов, но заговорил не о Внешней Монголии, а о Румынии, Венгрии, Турции, Болгарии и других европейских сферах интересов Советского Союза.
Несколько разочарованный Риббентроп снова завел речь о Британской империи и заверил, что с нею уже покончено.
— Если это так, — усмехнулся Молотов, — то почему же мы в убежище и чьи это бомбы рвутся над нашими головами?
Не дождавшись ответа, Молотов поставил последнюю точку в разговоре.
— Конечно, — произнес он, — все это очень интересно, но мне бы хотелось еще раз напомнить вам, что все эти великие проблемы завтрашнего дня даже при всем желании невозможно отделить от тех вопросов, которые стоят сейчас перед нами...
Риббентроп поморщился. Как видно, и он переоценил этих чертовых русских. Вместо согласия на участие в трехстороннем пакте со всеми вытекающими отсюда последствиями Молотов опять затянул старую песню о Финляндии. В конце концов, он махнул рукой и сказал Молотову, что Финляндия остается в сфере советских интересов, а вступление Советского Союза в «ось» они обсудят в рабочем порядке, поскольку ничего другого ему и не оставалось. Советский министр напоминал ему увязший в грязи грузовик, который буксовал, но так и не мог повернуть в сторону...
Так ни о чем и не договорившись, Молотов неизвестно зачем встретился с Г. Герингом и Р. Гессом и отправился домой... Немцы были правы: Молотов и на самом деле был опутан, словно цепями, сталинскими инструкциями и даже при всем своем желании не мог ничего сказать по поводу тех предложений, которые обрушили на него немцы.
Не совсем понятно, что думал по этому поводу сам Сталин. Да и какой был смысл во всей этой поездке в Берлин, если он так и не ответил на самый главный для Гитлера вопрос: присоединится ли Сталин к «оси»?
И если бы Молотов сразу же по прибытии в Берлин произнес твердое «да», никакой войны в июне 1941-го не было бы и в помине. Сталин автоматически превращался в союзника Гитлера и врага Англии и Франции. Чем кончилась бы вся эта эпопея, сейчас (да и тогда тоже) знать не мог никто. Но отсрочку Сталин бы получил. Но в то же время ему было совершенно ясно, что Германия не видела для Советского Союза места в Европе, и уж тем более на Балканах, где все связанное с ними являлось внутренним делом «оси». О чем и так красноречиво говорило нежелание фюрера считаться с безопасностью Советского Союза и его отказ прекратить фактическую оккупацию Финляндии и Румынии.
Что же касается самой «оси», то Сталин, по всей видимости, и не собирался к ней присоединяться. Иначе бы не потребовал за свой «вход» в нее тех уступок, на которые Гитлер никогда бы не пошел. «Попросил» же он вывести немецкие войска из Румынии и Финляндии, заключить русско-болгарский договор, с последующим предоставлением Турцией Советскому Союзу базы на Босфоре и контроля за прохождением судов в Черное море.
Зоной советских интересов должна была стать огромная территория в направлении Персидского залива, и в то же время Япония должна была отказаться от своих прав на нефтяные и угольные месторождения на Сахалине. Все это, конечно, весьма заманчиво, непонятно лишь одно: на что надеялся Сталин? Турция, Ирак, Болгария и Румыния уже были тесно связаны с Берлином. Да и Японию, которую Сталин предлагал с помощью Гитлера лишить столь важного для нее сырья, фюреру бить тоже не хотелось.
И, говоря откровенно, Сталин явно переоценил свои силы. Гитлер не только отказался от всех его предложений, но еще больше озлобился. А может, Сталин переиграл, до самой последней минуты считая себя столь необходимым для Гитлера партнером?
На этот раз Гитлер даже не ответил. «Сталин, — заявил он своему окружению, — хитер и коварен. Он требует все больше и больше... Победа Германии стала непереносимой для России. Поэтому надо как можно скорее поставить ее на колени...» После чего поведал Герингу о намерении напасть на Советский Союз весной 1941 года и, несмотря на уговоры Геринга не делать этого до 1943 года, 18 декабря подписал печально знаменитую директиву №21 об операции «Барбаросса».
В марте 1941 года немецкие войска вошли в Болгарию, затем наступила очередь Югославии, руководство которой попросило Сталина о помощи. Но тот даже пальцем не пошевелил, еще раз продемонстрировав Гитлеру, что «не сердится» на него и готов к сотрудничеству. Но... все было напрасно. Гитлер вовсю готовился к войне и распорядился заморозить выполнение всех советских заказов. Сталин удовольствовался несерьезными отговорками и... продолжал гнать в Германию все то, в чем она только нуждалась.
В своем стремлении сдержать Гитлера он совершенно неожиданно для немцев принял немецкий вариант советско-германской границы от реки И горки до Балтийского моря, вокруг которой шли бесконечные и ожесточенные дискуссии. В апреле он пошел еще дальше и назначил себя Председателем Совета Министров СССР. В связи с этим Шуленбург сообщил в Берлин: «Сталин будет использовать свой новый пост для поддержания хороших отношений с Германией». Более того, для поддержания этих самых хороших отношений Сталин намеревался весной 1941 года встретиться с Гитлером. Но из этого ничего не вышло.
Для Гитлера Сталин был уже отработанным материалом, и именно поэтому он послал в Англию Рудольфа Гесса. Склонить ее к миру и таким образом обеспечить безопасность своих западных границ на время войны с СССР. Платой же за этот мир должен был стать раздел мира между «нордическими народами». И после расчленения Советского Союза Лондон должен был получить, как утверждал в своих книгах известный историк и публицист Кер-стен, территорию между Обью и Леной.
Ну а уже после того, как из этого ничего не вышло и Гесс был пойман англичанами, разъяренный Гитлер назвал его «сумасшедшим» и всячески открещивался от него...
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Ничего не добившись от Гитлера, Сталин решил по возможности ослабить «ось», для чего намеревался заключить с Японией пакт о нейтралитете. «Надо нейтрализовать Германию, — говорил он. — Вместе с тем надо усилить военно-экономическую помощь китайскому народу. Нам надо вести дело на ослабление гитлеровской коалиции, привлекать на нашу сторону страны-сателлиты, попавшие под влияние и зависимость гитлеровской Германии».
На этот раз Сталин решил сыграть на той обиде, которую Япония вынашивала в отношении Берлина из-за заключения с Советским Союзом тайного пакта о ненападении, который стал для нее весьма неприятной неожиданностью.
В апреле 1941 года в Москву из Берлина прибыл министр иностранных дел Японии Мацуока. К этому времени творцы японской политики уже усматривали проявляющуюся связь между тем тупиком, в который они зашли в войне с Китаем, и событиями в Европе. И более всего их интересовали германо-советские отношения, поскольку уже ясно были видны наметившиеся между Сталиным и Гитлером расхождения.
Гитлер уже вынашивал планы нападения на СССР, но Сталин пока еще не видел особой опасности в сосредоточении немецких войск вдоль западной границы СССР. По всей видимости, он, по мнению японских политических аналитиков, все еще предавался иллюзиям о войне Гитлера на Западе. В какой-то мере они были правы, и тем не менее Сталин окончательно убедился в том, что во избежание втягивания в конфликт сразу с двумя сторонами ему необходимо поддержать инициативы кабинета Коноэ, который снова предлагал начать переговоры.
Сталин явно рассчитывал отвлечь внимание Японии от Советского Дальнего Востока и сделать все возможное, чтобы заставить ее вторгнуться в сферу англо-американских интересов в районах Юго-Восточной Азии. И именно поэтому он был готов подписать пакт о нейтралитете в ответ на обязательства Токио передать Москве свои угольные и нефтяные концессии в северной части Сахалина.
С первой же встречи Мацуока попытался уговорить Сталина заключить договор о ненападении, который, по его словам, дал бы Японии столь необходимую ей свободу в войне против США и Британии. А затем предложил «разрешить вопрос, исходя из более широкой точки зрения».
