Сталин. По ту сторону добра и зла - Ушаков Александр Геннадьевич (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
А «тройственный пакт»? Чем не звонок? Разве близких друзей не приглашают на раздел пирога? Сталина не пригласили, вот и пришлось ему, словно бедному родственнику, самому проситься к чужому столу... Так вести себя, как сейчас повел по отношению к нему фюрер, мог человек либо совершенно потерявший к нему интерес, либо политик, который ищет повода для хорошей ссоры... Впрочем, так оно и было. После провала в Финляндии Сталин уже не интересовал Гитлера как партнер, и уже в июле он приказал генштабу приступить к разработке планов войны на Востоке.
А Сталин... продолжал верить в своей пакт. Потому и продолжал через Молотова бомбардировать Берлин запросами и требованиями вывести войска. И тогда Гитлер решил дать кремлевскому владыке последний шанс, пригласив Молотова в Берлин. Нет, ни о каком равноправном партнерстве не могло быть уже и речи (да и какое могло быть еще равноправие с такой слабой и отсталой армией?), а вот сделать из Сталина послушного своей воле вассала — другое дело... Хотя вряд ли фюрер питал какие-то надежды на подчинение Сталина своей воли. Потому и заявил, что переговоры переговорами, а приготовление к войне с Россией должно идти своим чередом, «невзирая на результаты дискуссий».
В письме, которое фюрер продиктовал Риббентропу для Сталина, всю вину за случившееся в течение последнего года, включая действия Германии в Финляндии и Румынии, он возложил на англичан, которые «делали все возможное, чтобы столкнуть его со Сталиным». Дав определение трехстороннему пакту как антианглийскому и антиамериканскому, он предложил Сталину присоединиться к «оси».
«Мой дорогой герр Риббентроп! — писал в своем ответном послании Сталин. — Я получил ваше письмо. Искренне благодарен за доверие, а также за поучительный анализ последних событий... В. Молотов считает себя обязанным сделать Вам ответный визит в Берлин. Он просит передать Вам, что принимает приглашение... Что касается обсуждения некоторых проблем с участием японцев и итальянцев, я придерживаюсь мнения (не отвергая этой идеи в принципе), что этот вопрос следовало бы предоставить на предварительное рассмотрение».
Переговоры Молотова с А. Гитлером и И. Риббентропом проходили 12—13 ноября 1940 года. В самом начале Гитлер стал говорить о тех прекрасных перспективах, которые открывались перед двумя странами. Высказав твердое убеждение, что отношения между Германией и Советским Союзом должны быть «выше всяких мелочных соображений», Гитлер предложил выступить против англичан и установить своего рода доктрину Монро для всей Европы и Африки, разделив при этом все колониальные территории. Не забыл он и про США, призвав Молотова сделать все возможное, чтобы предвосхитить наращивание их мощи.
Молотов был весьма далек от столь грандиозных исторических задач и заговорил о вполне конкретных вещах, которые в первую очередь касались германо-советских отношений. И особенно волновало его, что делают немцы в Финляндии, которая входила в сферу советских интересов. Поинтересовался он и тем, как Германия собирается считаться с интересами России в Болгарии, Румынии и Турции. Что означает «Новый порядок» и какую роль Гитлер отводит в нем Советскому Союзу?
Ничего толком не ответив, Гитлер стал уверять Молотова в том, что у него и в мыслях нет делать что-то за спиной Сталина и ставить его перед свершившимися фактами. Главные трудности он видел в установлении нормальных отношений между Германией, Францией и Италией. И только несколько упорядочив стоявшие между всеми этими странами проблемы, он счел своим долгом обратиться к Советскому Союзу для обсуждения «первых конкретных шагов в направлении всеобъемлющего сотрудничества».
Это самое «всеобъемлющее сотрудничество» было на самом деле обширным и касалось проблем не только Западной Европы, которые должны решаться Германией, Францией и Италией, но и Азии, в которой лежали интересы Японии и России. А вот США, по твердому убеждению фюрера, «нечего было делать ни в Европе, ни в Африке, ни в Азии».
Что же касается Румынии и Финляндии, то только потребности армии в сырье заставили Германию проявить активность там, где у нее нет постоянных интересов. И не надо заострять на этом пустяке внимание, убеждал фюрер, их ждет успешное сотрудничество, если только Советский Союз «не будет добиваться преимуществ на территориях, которые составят в будущем интерес Германии».
— После завоеваний Англии, — закончил Гитлер, — Британская империя будет разделена, как гигантское обанкротившееся всемирное поместье площадью 40 миллионов квадратных километров. В этом обанкротившемся поместье найдется для России выход к незамерзающему и по-настоящему открытому океану. Какое-то меньшинство в 45 миллионов англичан правило 600 миллионами жителей Британской империи. Я собираюсь поставить это меньшинство на место...
Сделав небольшую паузу, фюрер продолжал:
— В этих условиях появляются перспективы глобальных масштабов... Нужно договориться об участии России в решении этих проблем. Все страны, которые могут оказаться заинтересованными в этом обанкротившемся поместье, должны прекратить все споры и заняться исключительно дележом Британской империи. Это относится к Германии, Франции, Италии, России и Японии...
Молотов согласился со всем сказанным и все же попросил Гитлера внести ясность в германо-советское сотрудничество. Вместе с тем ему хотелось бы знать, что думает рейхсканцлер по поводу Балкан и германских гарантий Румынии. А затем поведал о намерении СССР заключить договор с Болгарией, который позволит советским войскам выйти к Проливам.
— Если бы Германия искала источники трений с вами, — недовольно ответил Гитлер, — то уж поверьте мне, она нашла бы что-нибудь еще помимо Проливов!
Фюрер и на самом деле начал раздражаться. Он, победитель Европы, должен был оправдываться и искать совершенно ненужные ему аргументы с министром иностранных дел обреченной им на заклание страны.
Гитлер был до того разозлен, что больше участия в переговорах не принимал. Да и зачем вести в высшей степени бессмысленные переговоры с человеком, который не имел ни одной собственной мысли и заученно твердил все то, что вбил в его голову «товарищ Сталин»? Он ожидал не вопросов, а согласия войти в Тройственный пакт и воевать против Англии, а вместо этого от него требовали объяснения о какой-то Румынии, о которой он и думать забыл! Он хотел говорить о завоевании мира, а его то и дело возвращали к вопросу о Финляндии! Поднималось озлобление и против Сталина. Молотов, ладно, что с него возьмешь, попугай! Ну а он-то о чем думал? Неужели до него, с его азиатской хитростью, так и не дошло, что он должен не требовать, а просить и подчиняться!
Судя по всему, не дошло. Что ж, тем хуже для него...
Разгневанный Гитлер даже не пришел на прием, который Молотов давал в советском посольстве. Едва начался банкет, как послышался сигнал воздушной тревоги, и гости отправились в бомбоубежище. Там-то Риббентроп и ознакомил Молотова с проектом трехстороннего соглашения, которое делало СССР его участником. Он показал два секретных протокола, в которых четко разграничивались сферы интересов каждой из четырех держав. Подобно тому, как это было сделано с германо-советским договором о ненападении.
Из представленных Риббентропом документов Молотов узнал о предполагаемом пересмотре границ Европы после заключения мира, о наличии германских интересов в Центральной Африке, итальянских — в Северной и Восточной Африке и японских — в Юго-Восточной Азии. Интересы же Советского Союза предполагалось определить к югу от его границ в направлении Индийского океана. Что же касается европейских границ, то они будут установлены только после победы над Англией.
— Но и это еще не все, — с таинственным видом улыбнулся Риббентроп, когда Молотов закончил чтение. — Если ваша страна присоединится к Тройственному пакту, то можно считать решенным пакт о ненападении с Японией, которая согласится с включением Внешней Монголии и Синьцзяна в сферу советских интересов...
