Сборник рассказов и повестей - Лукина Любовь Александровна (читаемые книги читать .txt) 📗

— Не по-нял… — сказал Кирилл и, туго наморщив лоб, тронул кончиками пальцев замочную скважину. Точь-в-точь усомнившийся апостол Фома с той известной картины, где он влагает перст в одну из Христовых ран.

Собственно, дверь была как дверь — с глазком, железная, на массивных петлях. В любом подъезде, на любой лестничной площадке обязательно столкнешься с подобным страшилищем. Времена тревожные — бережется народ, грабежей опасается…

Однако в данном случае гулкий траурно-черный пласт железа защищал не квартиру в целом, а лишь одну из двух ее комнат. На общем же входе было навешено вполне заурядное древесное полотно, обитое снаружи дерматином. Вышибить пинком — раз плюнуть.

— Вы там что, брильянты храните?.. — спросил Кирилл, вновь обретая дар более или менее связной речи.

Олежка Волколупов насупился, неприязненно покосился на железное чудовище, и Кирилл сообразил наконец, что и впрямь вложил персты в рану.

— Дура… — обиженно буркнул Олежка. — Месяц назад взяла и навесила. Дескать, жить уже со мной боится…

— А-а… — Кирилл ошарашенно покивал. Мало того, что угрюмая железная дверь, разделяющая законных супругов, сама по себе представляла завораживающее зрелище — она еще и хранила следы недавнего взлома. Замок — разворочен, край листа — приотогнут. Не иначе — ломиком вскрывали. То есть при всей своей внушительности эта броня даже и защитить никого не могла, поскольку запереться в комнате изнутри было теперь просто невозможно.

— Ключ посеяла… — не дожидаясь вопроса, хмуро пояснил Олежка. — Мне же и ломать пришлось…

Не зная, как себя вести в таких случаях, Кирилл покачал головой и, соболезнующе покрякивая, проследовал за хозяином в большую комнату. Кажется, дела у Маринки с Олежкой шли к разводу… Жаль. Хорошие ребята, а вот поди ж ты…

Маринка ему нравилась еще в институте. И не ему одному. Гладкое, крепкое личико, высокая шея, осанка… Помнится, Кирилл изрядно был удивлен, а то и обижен, когда она вдруг взяла и выскочила на последнем курсе замуж за этого увальня. Но Олежка, Олежка! Вроде никогда буяном не был…

— Садись, чего стоишь? — с досадой оглядев собственное жилище, бросил хозяин. — А я пока пойду по сусекам поскребу…

Кирилл, однако, предложением его не воспользовался и, пока друг Олежка скреб по сусекам, с нездоровым любопытством исследовал комнату. Впечатление складывалось странное… Вот, например, кресло. Прекрасное кресло — несомненно, часть гарнитура, а где же сам гарнитур? За железной дверью?

— Что пить будешь? — сердито крикнул из кухни Олежка, выгружая из холодильника обильную, судя по звяканью, выпивку и закуску.

— А что нальешь, — машинально отозвался Кирилл, изучая содержимое посудной горки. — Кроме цикуты, конечно…

Горка была новенькая, только что приобретенная. В посуде же наблюдался явный недочет и разнобой… Кирилл неуверенно хмыкнул и попытался вообразить следующую сцену: пьяный хозяин стоит с перекошенной мордой посреди комнаты, ворочая налитыми кровью глазами. "Мое… — с ненавистью хрипит он. — Все мое… На мои деньги куплено…" С натужным стоном отрывает кресло от ковра — и вдребезги крушит хрусталь… А в это время зареванная супруга, отгородясь от беды железной дверью, лихорадочно набирает номер местного отделения милиции…

Картина, конечно, колоритная, в духе Шмелькова… Однако в том-то все и дело, что ни Маринка, ни Олежка в роскошное это полотно решительно не вписывались… Или уже вписались?

— Да бери какие попало… — ворчливо произнес за спиной вернувшийся из кухни Олег.

Кирилл нашел пару одинаковых стопок и два более или менее похожих фужера.

— А Мишка Локис в патриоты подался, слышал? — сказал он, водружая посуду на стол.

Олежка обернулся, уставился.

— С ума сошел? — испуганно осведомился он, непонятно кого имея в виду: то ли Мишку Локиса, то ли самого Кирилла. — С такой фамилией — в патриоты?

— Доказал, что русский, из крепостных, — ухмыляясь, пояснил Кирилл. Дескать, прапрадед у него то и дело баб в рощу уволакивал, ну а помещик начитанный — Локисом прозвал. С тех пор и пошло…

— Оборотни… — угрюмо сказал Олежка и вскрыл коньяк.

Кирилл засмеялся.

— Не принимай близко к сердцу, — посоветовал он. — Каждый устраивается как может…

Они выпили за встречу и закусили фаршированными оливками.

Несмотря на сверхкороткую стрижку в сочетании с ширящейся лысиной, Олежка Волколупов был и внешне вполне еще узнаваем: тот же толстячок с медвежьими ухватками и лицом обиженного ребенка.

— А Томка на рынке мясом торгует, — расстроенно сообщил он.

— Какая Томка?

— Савина.

— Хм… — неопределенно отозвался Кирилл. Томку Савину он, честно сказать, помнил плохо. Кажется, такая головастая, коренастенькая. — И что?..

— Ничего… Глаза прячет, боится, как бы кто знакомый не узнал… Ну, понятно: из редакторов — и вдруг в торговки! Подошел я к ней, поздоровался… "А Игорь, — спрашиваю, — что делает?.."

— Игорь?.. Позволь-позволь… Напомни…

— Да муж ее!.. — Олежка недовольно мотнул головой. — Подручным сталевара был. Спрашиваю: "Чем он занимается-то?" Смотрю: а у нее улыбка какая-то… Не знаю, беспомощная, что ли?.. "Людей, — говорит, убивает". — Я: "Как?" — "А вот так, — говорит. — В киллеры подался…"

Муж — киллер, а жена мясом торгует? Шуточка о совместном предприятии напрашивалась сама собой, но, взглянув на мрачное лицо хозяина, Кирилл от хохмы решил воздержаться. Надо полагать, чувством юмора Олежка Волколупов с годами так и не разжился.

— Бывает, — с серьезной миной утешил Кирилл, увенчивая бутерброд парой оливок. — По нынешним временам… Еще и не то бывает…

— Вот и благоверная моя так же говорит… — буркнул в ответ Олежек и потянулся к бутылке.

Ага… Кирилл еще раз украдкой осмотрел комнату. Нет, все равно непонятно… У жены — одни взгляды на жизнь, у мужа — другие, но чтобы железную дверь из-за этого навешивать?.. Может, просто спился Олежек?..

С угрюмым сопением хозяин разлил коньяк по стопкам — и вдруг настороженно повел ухом. В замке входной двери шуршал ключ.