Статьи и интервью - Стругацкие Аркадий и Борис (читаем книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Биленкин: А знаете ли Вы слова Герцена насчет мещанства? Нет? «Все нации должны пройти через стадию мещанства».
А. С.: А что он имел в виду под мещанством?
Биленкин: По-моему, то же самое, что имеем в виду мы.
Покровский: Может быть, поставить проблему более общо: цивилизация должна пройти через стадию омещанивания?
А. С.: А что такое «цивилизация»? Дайте определение.
Голос с места: Сложно…
Биленкин: Чем сложнее общество или явление, тем труднее дать ему дефиницию. Ведь надо охватить невообразимо широкий круг явлений…
А. С.: Мое определение… Мое определение простое: цивилизация есть социальная система, которая наличествующими производительными силами непрерывно создает новые потребности и тут же создает способы их удовлетворения.
Григорьев: Что касается определения современной цивилизации, то так оно и есть.
А. С.: Любой. Возьмите ассирийскую цивилизацию — там то же самое. Главная функция любой цивилизации, товарищи, — это создание новых потребностей… Небывалых…
Войскунский: А как это распространить на первобытную общину?
А. С.: А первобытная община не была цивилизацией. На протяжении сотен тысяч лет первобытный человек удовлетворялся, насколько я понимаю, хоботом мамонта или червячком. А по мере того, как первобытная община переходила в цивилизационную стадию, люди начинали замечать, что травка, например, бродит и можно выпить кое-чего нового — «тяпнуть»…
Бабенко: Я слышал, что на телевидении снимают фильм по «Понедельнику…».
А. С.: Да, двухсерийный фильм. С «Понедельником…» он не имеет почти ничего общего.
Бабенко: То есть здесь вы так же не авторы фильма, как не были авторами «Сталкера»?
А. С.: Совершенно точно.
Бабенко: А вы видели отснятый материал?
А. С.: Никакого отснятого материала еще нет. Впрочем, нет, одну часть Бромберг уже отснял. Бедняге не повезло со снегом. Действие происходит в новогоднюю ночь, а снимать пришлось сейчас, в марте.
Бабенко: Как и в случае со «Сталкером», вы тоже многократно переделывали сценарий?
А. С.: Многократно.
Бабенко: И что получилось?
А. С.: Получилась довольно банальная история. Там нет, скажем, Выбегалло…
Григорьев: А что есть?
А. С.: Есть какая-то контора по производству чудес для народного потребления. Во главе стоит дама, колдунья. Она заколдовывает молодую сотрудницу. А ее любит один из Москвы, и возникает проблема расколдовывания, и все непрерывно пляшут и поют.
Вопрос с места: Почему в ваших произведениях, как правило, только главные герои, а главных героинь практически нет? Почему нет женщин на главных ролях?
А. С.: Отвечаю. Женщины для меня как были, так и остаются самыми таинственными животными в мире. Они знают что-то, чего не знаем мы. Вот в Японии в начале нашего тысячелетия существовало два строя — матриархат и патриархат одновременно. Так женское начало взяло верх. Так и осталось в иерархии богов: верховный бог — женщина, подчиненный — мужчина. Повторяю — и за себя, и за своего брата: женщины для нас самые таинственные существа. И повторяю, что сказал Лев Николаевич Толстой: все можно выдумать, кроме психологии. А психологию женщины мы можем только выдумывать, потому что мы ее не знаем.
Голос с места: Ваше отношение к «летающим тарелкам»?
А. С.: «Летающие тарелки» для нас абсолютно неинтересная вещь. Но для того, чтобы показать отношение людей к «летающим тарелкам», теоретически мы можем написать произведение, где были бы НЛО. И это не будет значить, что мы верим в «летающие тарелки».
Сверхзаумный вопрос бородатого психолога Петухова с приведением высказывания какого-то иностранного философа, которого никто не знает.
А. С.: Ага… Гм… Аналогичный случай со мной уже был… Поехал я в Новосибирск получать премию за «Понедельник начинается в субботу». Вдруг подскакивает ко мне один молодой научник и спрашивает: «А что Вы думаете о теории…» Вот я и забыл уже название… Иностранное имя такое… Да… А мне не хотелось ударить лицом в грязь. Я и говорю: «Что ж… Конечно… При известных условиях…» Он: «Правильно, я тоже так думаю…» Говорит: «Некоторые аспекты…» Я говорю: «Простите, меня ждут…» А там уже коньяк разливают. А его — научника — туда не пустили…
Психолог Гостев: Определенные ваши вещи, можно сказать, написаны с пессимизмом. Чем это можно объяснить? Вы на самом деле пессимистически смотрите на развитие человечества?
А. С.: При чем здесь развитие человечества? Пессимизм, если он и есть, происходит не от развития человечества, а от того, что мне уже пятьдесят семь лет. Будь мне сейчас лет двадцать, не было бы никакого пессимизма. Я-то ведь с двадцать пятого года, а Борис — с тридцать третьего…
Руденко: Когда вы начали писать?
А. С.: Господи, я думаю, что писать — точнее, рисовать, а не писать, рисовать комиксы — я начал, наверное, в восьмилетнем возрасте.
Голос с места: Фантастику?
А. С.: Фантастику.
Голос с места: В школе учились?
А. С.: Восемь лет было! Конечно, в школе учился. Руденко: Когда вы родились как братья Стругацкие? Когда вы стали настоящими писателями?
А. С.: Ну, не знаю… «Лицом к лицу лица не увидать…» Могу лишь сказать с определенностью: когда вышел «Пепел Бикини», политический роман, политическая повесть, когда ее издали, нам стало ясно: не боги горшки обжигают, можно продолжать и дальше.
Биленкин: А кто был соавтором?
А. С.: Некто Лева Петров. Мы с ним работали вместе в разведке на Дальнем Востоке, а потом, когда демобилизовались, он стал в АПН работать, женился на внучке Хрущева. И безвременно умер…
Руденко: Все-таки отличные у вас вещи! И как это получается такое? (Общий смех.)
А. С.: Спасибо, ребята, за такое мнение, но я думаю так: вы сами работайте побольше, и все у вас получится. Я думаю, что сюжет — это самое слабое место у вас. Острый сюжет… Ну что, все?
Все (задумчиво): Пока все…
Запись, оставленная А. Н. Стругацким после масс-интервью в гроссбухе семинара, носящем название «СЕДУКСЕН» (СЕминар ДУшеведов и КСЕНологов):
«17.03.82
Было очень интересно и профессионально. Начавший писать да пишет и не пугается. То, что все мы золуши (или золухи?) — не суть важно. Важно работать и общаться».
Записал В. Бабенко
Знакомые черты будущего [10]
Будущее испытало на себе всякое — и оптимизм, и безрассудную слепую надежду, и безысходное отчаяние. Ему угрожали и кликуши, и точные расчеты, его пытались отравить и попросту уничтожить, повернуть вспять, вернуть в пещеры. Оно выжило. Появилась возможность серьезного, вдумчивого изучения его. Сейчас, может быть, как никогда еще в истории человечества, будущее зависит от настоящего и требует нового подхода к себе.
Три года назад один из лучших «интеллектуальных» журналов наших «Наука и религия» обратился к нам с предложением высказаться по поводу того, каким мы представляем себе массового человека первых десятилетий грядущего XXI века.
Не без трепета мы приняли это предложение. И вот что у нас получилось.
Вот уже три десятка лет мы пишем фантастику и ни разу еще не выступали в роли предсказателей. Хотя половина наших повестей — повести о будущем, более или менее далеком, мы всегда описывали не те миры, что когда-нибудь реализуются, а лишь те, в которых нам самим хотелось бы — или, наоборот, очень не хотелось бы — жить.
Предсказать, каким станет наш с вами соотечественник в начале третьего тысячелетия — средний, или, как теперь говорят, массовый, человек 2010–2015 годов, — задача явно нам не под силу (да и кому она под силу?). Однако порассуждать небезынтересно.
10
«Наука и религия», 1986, № 4