Рождение и смерть похоронной индустрии: от средневековых погостов до цифрового бессмертия - Мохов Сергей Викторович
Похоронное дело начинает наследоваться от отца к сыну (и даже от мужа к жене), приобретая черты замкнутой профессиональной структуры. В гробовщики и вообще в похоронную сферу приходят из творческих профессий — художники и меблировщики-столяры (Litten 1991). Наряду с фурнитурой, громоздкими комодами и чайными шкафами эти люди начинают производить и роскошные гробы со сложным оформлением, а позже и простые гробы, в основном из остатков производства.
Согласно завещаниям и дошедшим до наших дней документам, гробы массово распространяются, начиная с XVIII века, и постепенно вытесняют средневековые саваны: каждый индивид нуждается в собственном посмертном доме. Упоминание гробов в документах возрастает более чем в три раза в период с 1670 по 1770 годы. Увеличивается спрос и предложение, что благотворно влияет на весь похоронный бизнес.
Количество захоронений в саванах постепенно уменьшается и даже подпадает под государственное регламентирование. Так, в Англии в 1666 году выходит декрет, согласно которому саваны для захоронения обязательно должны быть из шерсти. По этому поводу некая мисс Портер в 1678 году выпускает рекламу: «У нас вы сможете заказать модную шерстяную одежду для ваших покойных», подразумевая под «модной одеждой» именно саван (Там же). В этот переходный период практикуются захоронения и в саванах, и в гробах.
К концу XVIII века производство гробов становится весьма прибыльным делом. Например, фирма Tuesby & Cooper's в 1783 году даже выпускает свой каталог, в котором клиенты могут выбрать обивку для гроба, вензеля и специальную фурнитуру. Гробы меняют свою форму. Если в ранее Новое время была распространена строгая форма гроба, близкая к простому параллелепипеду, то примерно с 1575 года появляется новый стиль — гроб расширен к плечам, а крышка становится покатой. Традиционная древесина для гробов этого времени — вяз. Саркофаги, как художественная форма, практически полностью исчезают вместе со Средневековьем.
Одной из причин усложнения формы гробов и их изысканного оформления, а значит и увеличения их стоимости было желание гробовщиков больше зарабатывать. Доходность похоронных услуг была недостаточно высока для устойчивого существования бизнеса гробовщиков. Стоимость похорон в течение XVI и XVII веков остается приблизительно на одном уровне, а если учесть инфляцию, то становится очевидным, что происходит снижение стоимости услуг гробовщиков. Мы не располагаем достаточным количеством данных для того, чтобы объективно судить о прибыльности бизнеса гробовщиков, но из некоторых дошедших до нас документов мы можем сделать заключение, что похороны в XVIII веке приносили около 30% прибыли от их общей стоимости [45]. Несколько дошедших до нас бухгалтерских записей показывают, что доходность похорон никогда не превышала этот уровень. Например, похороны Томаса Сессила в 1715 году обошлись его родственникам около 8,5 фунтов. Из них чуть более 2 фунтов заработал гробовщик — эта прибыль составляет приблизительно 500–600 фунтов по нынешнему курсу.
Можно попытаться оценить доход и объемы рынка, характерные для этого времени, чтобы лучше представлять, кем были гробовщики. Так, мы знаем, что Роберт Легг считался успешным дельцом, ведь он проводил по 100 похорон в год, судя по его декларациям за почти двадцатилетний период (с 1717 по 1735 год). В 1725 году его бизнес идет настолько хорошо, что он открывает «Объединенную компанию гробовщиков» (United Company of Undertakers). Но история Роберта Легга скорее уникальна. Согласно записям архивов, сотни предпринимателей в этой области банкротятся и продают бизнес. Поэтому такие «производственные объемы» скорее исключение. Также мы знаем, что, например, в Париже XVIII века проживало чуть более 300 тысяч человек, при этом смертность составляла около 30–40 человек в год на каждую 1 000. Это значит, что в месяц умирало порядка 1100, соответственно, в год — 13 000 человек. К этому можно добавить еще несколько сотен человек, умирающих в близлежащих окрестностях, но желающих быть похороненными в городе. Население Лондона втрое меньше. Следовательно, и количество умирающих меньше. Ванесса Хардинг говорит о 7–10 тысячах умирающих в Лондоне в год и о 17–20 тысячах в Париже. Мне эти цифры кажутся слегка завышенными, но это не так принципиально [46].
Если успешным дельцом считается проводящий около 100 похорон в год, то это значит, что вышеупомянутый Роберт Легг контролирует около 1,5–2% потенциального рынка. Однако к 1750 году только 45% похорон в Лондоне совершают частные предприниматели. Значит, Легг контролирует около 5% рынка, а сам объем рынка не очень большой. Количество работников похоронной сферы также весьма ограничено. Например, в конце XVII века в Амстердаме частных гробовщиков/могилыциков насчитывается около 300, в Лондоне, который в два раза больше, их трудится такое же количество. Значит, около 300 предпринимателей конкурирует приблизительно за 5 тысяч похорон в год. То есть на каждого похоронного дельца в год приходится по 15–20 похорон [47]. Из записных книг Легга следует, что около 50 похорон он организовывал и вовсе со стоимостью меньше 1 фунта: клиенты заказывали только самый простой гроб или саван. Около 30% похорон имели стоимость от 10 до 30 фунтов. Согласно другим данным, медианная цена похорон в это время составляла около 15–20 фунтов. Допустим, что средний похоронный делец проводит в год около 20 похорон со средней ценой похорон в 20 фунтов [48] и маржинальностью в 30%. В итоге его годовой доход равняется 120 фунтам в год, что сопоставимо с 30 тысячами фунтов по современному курсу. Очевидно, из этой цифры можно вычесть определенную сумму на развитие бизнеса [49].
В Лондоне в XVIII веке, для сравнения, большинство наемных работников имеют годовой доход порядка 40 фунтов, однако они не платят налоги за ведение бизнеса, не платят за лицензии, за содержание помещения и т. д. Из этого следует, что похоронный бизнес — это не такое уж и прибыльное ремесло, хотя оно заметно доходнее наемного труда. Описание имущества гробовщиков подтверждает невысокий уровень их заработка. Именно поэтому гробовщики старались развивать продажу аксессуаров и дорогих гробов: на них можно заработать. Реклама фирмы гробовщиков «Ярвис и сыновья» отлично иллюстрирует этот тезис: они предлагают improved coffins — некие «продвинутые» гробы. Из низкой маржинальности услуг вытекает и весь последующий тренд похоронной индустрии — ориентация на hardware, то есть именно на предметы и аксессуары, а не на услуги и церемонии.
Именно в XVIII веке похоронные дельцы формируют представление о том, что такое «достойные похороны» и как они должны выглядеть, продвигая все новые и новые перечни товаров [50]. Невозможность хорошо заработать на организации самой похоронной церемонии побуждает предпринимателей искать возможности удорожания сопутствующих товаров — от гробов и украшений до катафалков и траурной одежды. Исследовательница Джулиа Литтен полагает, что маржинальность продажи дорогих гробов и сопутствующих товаров достигала 180% (Litten 1991: 28–29). Эдвин Чадвик, один из главных критиков похоронной индустрии в XIX веке, оценивал прибыль, получаемую его современниками-гробовщиками от продажи похоронных аксессуаров, в 500% (Chadwick 1843).
В XVII веке в перечень услуг гробовщика включается и подготовка тела к захоронению. Гробовщик, как правило, забирал тело и делал необходимые приготовления: омывал тело, опустошал кишечник, распрямлял руки. Он также делал необходимые замеры для последней одежды, одевал и укладывал тело в гроб для прощания. Тело обычно обкладывалось душистыми веточками розмарина, тимьяна и других специй, чтобы отбить запах разложения. В подчинении гробовщика находились специальные работницы, которые выполняли эту функцию под его надзором [51]. Отвечая веяниям эпохи, первые похоронные дельцы становятся ответственными за мертвое тело.
