Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции - Марочкин Владимир Владимирович
– Ты сочиняешь музыку, когда сидишь дома или когда гуляешь по улицам?
– Как правило, я придумываю музыку на ходу. Я очень люблю быстро ходить. И эта мышечная работа активизирует мыслительный процесс. Но, как правило, просто так я нигде никогда не гуляю.
– То есть ты ходишь гулять и думать о музыке, одновременно делая какие-то дела? Например, идёшь в магазин за чем-нибудь, скажем за хлебом?
– Да, это происходит «утилитарно»: куда-то я «должен» идти – и тогда начинаю на ходу сочинять.
В прежние годы я в основном ходил между магазинами грампластинок, их в Москве было пять, в которых продавалась та музыка, которая меня интересовала: академическая, хорошего уровня. Было ещё несколько книжных магазинов, между которыми я ходил. У меня было несколько маршрутов, которые я всё время варьировал. Я шёл на Калининский, где были магазин «Мелодия» и Дом книги, оттуда шёл бульварами на улицу Горького, где был магазин «Дружба». Там продавались книжки стран «народной демократии». А напротив располагался большой книжный магазин «Москва». Это был один маршрут. Но можно было идти с Калининского проспекта сразу на Маяковку, где был магазин «Советская музыка». Я любил туда заходить. Сегодня мне нравится пройтись по Тверскому бульвару. От начала и до конца. Я гуляю там, когда у меня случается возвышенное настроение, тогда я вспоминаю прошлое, какие-то важные для себя события. Вообще, когда я хожу по Москве, то обычно размышляю о том, когда я был здесь в последний раз, о чём я думал и каким был, проходя по тому или этому переулку? И что изменилось за то время, пока я здесь не был?
Одно время я снимал квартиру в Кузьминках, и гулял там в парке. Жил я и в Новогирееве. Там тоже очень хороший парк, где я гулял. Но есть районы, в которых я бывал редко и которые до сих пор не освоены. Практически никогда я не бывал на западе Москвы. И очень мало я бывал на юге Москвы. Только на «Пражской», где жил Валентин Щербина, который записывал альбомы «ДК». Так случилось, что вся моя жизнь оказалась связана с центром и востоком Москвы. Но могу сказать, что сейчас я живу в Строгине и недалеко от моего дома находится знаменитый «Курчатник».
Вот такая география получается.
Москва Вадима Степанцова
Чтобы поговорить о Москве с лидером группы «Бахыт-Компот» и Великим магистром Ордена куртуазных маньеристов Вадимом Степанцовым, я приехал в Центральный дом литераторов, где нашёл его в обеденном зале в компании продюсера Владимира Фомина и поэта Александра Севастьянова. Они хором обсуждали достоинства окрошки, которую им подали на обед.
– Отличный квас, и ведь в нём определённо есть градус! – говорил один.
– Определённо есть, но при этом я видел, как за соседним столиком квас «догоняли» пивом, – говорил другой.
– И вообще в ЦДЛ – лучший квас в Москве, – авторитетно отвечал третий.
Когда с окрошкой было покончено, Степанцов начал рассказ о «своей» Москве, причём говорил об этом с таким же смаком, как и о великолепной кухне Дома литераторов.
…Как и большинство советских людей, Вадим Степанцов в первый раз увидел Москву в подростковом возрасте. Его мамуля решила покинуть отчий кров и родную станцию Узловая, что под Тулой, и перебраться на постоянное место жительство в Среднюю Азию, в Самаркандскую область. Она искала, конечно, не только перемены мест, но и личного человеческого счастья, поскольку жизнь с Вадиковым папашей у неё не удалась. И вот эта отчаянная женщина, ведя за руку 13-летнего Вадима и неся под мышкой его пятилетнего братца, по пути на новую родину заехала в Москву, к институтской подруге.
.
Лидер группы «Бахыт-Компот» Вадим Степанцов
В ту поездку Вадим успел осмотреть только Выставку достижений народного хозяйства, поскольку подруга его матери жила в высотке напротив «Рабочего и колхозницы», скульптуры Веры Мухиной. Вадим был в самое сердце поражён величием и романтизмом дворцов и фонтанов и, как малый ребёнок, радовался, когда автопоезд вёз его с братом и матушкой по широким яблоневым аллеям.
В Узбекистане Вадим не остался, вернулся к бабушке в Тульскую область, где и окончил среднюю школу. В 17 лет он решил поступать на подготовительные курсы географического факультета МГУ. Но по дороге в столицу разговорился со старшей сестрой своего школьного товарища, которая резко отговорила его от этого шага.
Она сказала:
– Да на фиг тебе сдался этот геофак МГУ! Иди к нам в мясомолочный!
– В мясомолочный пойти, конечно, заманчиво, – защищался Вадик, – но я хочу мир повидать! Путешественником быть!
– Ты чего? С дуба упал?! В лучшем случае ты будешь учителем географии! – посмеялась над мечтами Вадима практичная девушка.
Дорога была долгой. Сначала от станции Узловая нужно было на дизеле доехать до Тулы, там пересесть на электричку, на которой ещё шесть часов тащиться до Москвы. За время, проведённое в пути, сестра его товарища настолько распропагандировала Вадима, что он готов был прямо с Курского вокзала отправиться на улицу Талалихина, 33, чтобы отдать документы в мясомолочный институт.
Но был уже вечер, и двери приёмной комиссии оказались заперты.
– Только что ушли. Вот прямо перед твоим носом, – говорил сторож, выпроваживая Вадима на улицу. – Так что завтра приходи…
Как и советовала мать, Вадим отправился ночевать к её подруге, но по пути решил зайти на ВДНХ. И вот там, среди любимых с детства аллей, в Вадике вдруг разыгралась робость: а удобно ли проситься к малознакомым людям? В глубине парка Степанцов заприметил заброшенную водонапорную башню и решил забраться на верхотуру, чтобы заночевать там.
Вадим осторожно огляделся. Поблизости никого не было, и он юркнул в неприметную дыру в заборе, который окружал башню. Юноша, конечно, не мог заранее предусмотреть, в каких условиях ему придётся бомжевать – ни одеяла, ни каких-либо тёплых вещей у него с собой не было, а потому он приютился в водонапорной башне в том, в чём ходил днём по жаркой Москве. Впрочем, погода стояла хорошая, и ночью было не очень холодно. Зато лютовали комары. Они были совсем не такие, как в Тульской области, – большие, солидные и степенные. В Москве комары были маленькие и вёрткие и наваливались на жертву целым роем.
Рано поутру опухший, продрогший и покусанный он всё-таки решился пойти к маминой подруге. Женщина обрадованно засуетилась, принялась готовить завтрак, засыпала вопросами, но, заметив, что Вадик клюёт носом над чашкой растворимого кофе, постелила ему постель и отослала отдыхать. Отоспавшись, Вадим уже знакомым маршрутом отправился поступать в мясомолочный институт.
В тот же день Вадима определили в общагу. У мясомолочного института имелись две новые общаги в районе метро «Текстильщики», и ещё одну они арендовали у Плехановского института на Зацепе, куда и определили тульского паренька. Вадим не поверил, что бывают такие названия улиц, как, например, Зацепа. Вот Зацепский вал – стоящее название для настоящей столичной улицы. А Зацепа, решил Степанцов, – это, скорее, сленговое сокращение, ибо улица в Москве так называться не может. «Наверное, Зацепой ласково называют Зацепский вал», – подумал Вадим. В итоге на поиски общежития он потратил почти два часа, пройдя Зацепский вал вдоль и поперёк. А поскольку он тогда был ещё застенчивым провинциальным мальчиком и дорогу спросить стеснялся, то бродил бы и дольше, если бы в конце концов ноги сами не вынесли его на улицу Зацепу.
Почти два месяца Вадик «провалтузился» на подготовительных курсах, но не столько занимался, сколько шатался по Москве, каждый раз выбирая маршрут «покривоколеннее». И хотя экзамены он сдал ни шатко ни валко, чуть-чуть недобрал, но, как и обещала сестра его товарища, поступил на полупроходном балле, поскольку мальчишек брали охотнее, нежели девчонок. Так Вадим стал студентом факультета технологии мяса и мясопродуктов, где из-под дверей каждой аудитории пахло то копчёной колбасой, то бужениной, то карбонадом.