Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода) - Парамонов Борис Михайлович (чтение книг TXT) 📗
Литература - занятие, конечно, приятнейшее, нежели замирение Кавказа. Даже та литература, которую подвергают новой вивисекции западные квазиэкономисты. Утешение, однако, есть: этой работой, то есть всеобщей Чечней, придется заниматься Путину, а не мне и, надеюсь, не Бергу с Григорьевой. Надеюсь, что Путин не лишит их возможности продолжать ихнюю писанину, а развернет свою стратегию в другом направлении - не в сторону Свана, а в сторону, скажем, Березовского.
Россия как природа
Существует веками, в самом языке - этом, как известно, доме бытия - метафора, уже почти и стершаяся: родина-мать, мать Россия. Это в русском языке; а вот в английском есть очень ходовое, бытовое выражение - мать-природа. Оно и по-русски существует и употребляется, но несравненно меньше, чем в английском. В переводных с английского книгах это речение воспринимается как нечто торжественное, как высокий слог; например, в романе Селлинджера, когда Холден спрашивает у водителя такси, куда деваются зимой утки из пруда в Центральном Парке, тот отвечает: неужели ты думаешь, что если б ты был уткой, мать-природа о тебе не позаботилась бы? Помню, прочитав это в незапамятные времена, я удивился: надо же, какие философы водят в Нью-Йорке такси! Оказалось, что это совершенно расхожее выражение, вроде как русское "поживем-увидим" или "сообразим на троих". Тем не менее философема тут есть - как у американцев, так и у русских, говорящих: Россия-мать. В русском сознании, скорее мирочувствовании Россия выступает как природа, как всеобщее порождающее и поглощающее начало: то, против чего нет и не может быть возражений. Вроде античного рока. С природой и бороться можно, и переделывать ее всячески - чем и занимался весьма активно коммунизм, - но против России, получается, не попрешь. Есть еще одно выражение, принадлежащее, кажется, кому-то из больших людей: Россия может обойтись без любого из нас, но никто из нас не может обойтись без нее. Этим высказыванием положено восхищаться и видеть в нем некую последнюю мудрость. Если развивать философему, то получается средневековый, платонический реализм: истинно реально - всеобщее, а единичное, эмпирически конкретное - только исчезающий в нем момент. Россия воспринимается русскими в духе такого реализма. Наоборот, американцу и в голову не придет, что Америка существует помимо него и безотносительно к нему, что есть такая бытийно самостоятельная реальность - Америка. Американец в этом смысле - стихийный номиналист: всеобщее - только имя, nomina, а реальны исключительно единичные предметы.
Все это вполне школьная философия и довольно-таки известные общие места, но это не мешает им быть верными и всякий раз, когда возникнет соответствующая возможность, их можно интересно иллюстрировать. Конкретный социально-культурный материал почти без зазора ложится в эту схему.
Давайте вернемся к первоначальной философеме (или даже мифеме) "Россия-мать" и для начала извлечем из нее не метафорический, а по возможности прямой смысл: мать - женщина, мать как женщина. Женщина вообще. То есть переведем вопрос в прямой и недвусмысленный феминистский контекст. Получатся довольно интересные вещи.
Современный феминизм велик и могуч. Можно сказать, что это всемирно-историческое движение. Он меняет жизнь в мире - даже там, где, казалось бы, противоречит нравам туземного населения. А нравы, как известно, изменить куда труднее, чем законы.
Как меняются соответствующие нравы в одной культурно зрелой стране - Франции рассказала недавно в газете Нью-Йорк Таймс Вивиан Уолт в статье под названием "Секс на рабочем месте, или Чем больше все меняется..." Тут в названии следует многоточие, ибо имеется в виду французская пословица "Чем больше все меняется, тем больше все остается по-старому". Пословица не закончена, усечена на половину; остается догадываться, меняется ли дело или действительно все по-старому.
При мысли о Франции, - начинает свою статью Вивиан Уолт, - на ум приходят совершенно определенные ассоциации. Аккордеон. Паштеты из гусиной печенки. И, конечно же, французские любовники, чье эротическое искусство считается такой же национальной принадлежностью, как, скажем, знаменитые бордосские вина. Эротика помогла создать эту страну, придала ей всеми узнаваемый культурный облик. Когда недавно узнали о многолетней внебрачной связи покойного президента Миттерана, это открытие вызвало только легкую зыбь на поверхности французской политической и культурной жизни - в отличие от той бури, что сопровождала в Америке дело Моники Левински. Во Франции даже национальный символ - Марианна, статуэтка хорошенькой девушки, для которой позировали такие знаменитости, как Брижит Бардо и Катрин Денев, а последней моделью стала манекенщица Летиция Каста, рекламирующая дамское белье.
Далее автор статьи рассказывает о приключениях и переживаниях одной американки, работавшей во французской фирме.
Джэнет Мак Доналд вспоминает свое близкое к шоку удивление, когда она впервые вышла на работу: "Я надела строгий костюм в полоску и черные туфли - словом, выглядела, как типичный манхеттенский юрист. Но в этом офисе я почувствовала себя церемонной бабушкой - после чего отправилаа все свои юбки к портнихе укоротить их на три дюйма".
Мисс Мак Доналд быстро поняла, что ей или придется примириться с нравами коллег-мужчин, или вступить с ними в непрерывную войну. Она вспоминает сцены и шуточки французов, которые в Америке вызвали бы не только выговор, но могли бы кончиться для шутников тюрьмой. Как-то раз сослуживец-мужчина увидел ее в новом свитере с глубоким вырезом - и пригласил к ее столу колег полюбоваться на этот вырез. Ее постоянно спрашивали, почему она не такая толстая, как положено американкам. А однажды она слышала, как босс говорил, что не возьмет на работу кандидатку-женщину, потому что она не достаточна красива.
Джэнет Мак Доналд говорит, что она научилась смеяться французским эротическим шуткам и делать вид, что не придает им значения, но в конце концов перешла на работу в американскую фирму.
Из статьи Вивиан Уолт явствует, однако, что далеко не все остается по-старому во Франции, что соответствующие феминистские внушения и там приобретают действенность, что уже было несколько судебных процессов, начатых женщинами против сексуальной распущенности сослуживцев или боссов-мужчин. Что вообще "процесс пошел" - хотя и не таким темпом и не в таких размерах, как в Америке. Кончается же статья утверждением, что вообще французы перестали держать пальму первенства в эротике - чемпионами теперь итальянцы.
