Путь зла. Запад: матрица глобальной гегемонии - Ваджра Андрей (библиотека книг .TXT) 📗
«Позднее, — продолжает он, — в XVIII и XIX веках, задача христианской миссии превратились в задачу распространения европейской цивилизации среди нецивилизованных народов. Из таких оправданий возникло христианско–европейское международное право, т.е. противопоставленное всему остальному миру сообщество христианских народов Европы. Они образовали «сообщество наций», межгосударственный порядок. Международное право было основано на различении христианских и нехристианских народов или, столетием позже, цивилизованных (в христианско–европейском значении) и нецивилизованных народов. Нецивилизованный в этом смысле народ не мог стать членом данного международно–правового сообщества; он не был субъектом, а только объектом этого международного права, т.е. он принадлежал одному из цивилизованных народов на правах колонии или колониального протектората» [1].
Выходит, что смысл и назначение западной системы международного права состояли именно в разделе и распределении незападной земли между западными странами. Поэтому европейские народы, несмотря на множество противоречий между собой, были едины в своем видении неевропейских земель как пустой территории, т.е. как объекта захвата и использования в собственных целях. По этому поводу О. Шпенглер высказывался очень откровенно: «Европеец хочет управлять миром по своей воле» [6, с. 663].
Источники
[1] Шмитт К. Земля и море: Созерцание всемирной истории, http:// resist.gothic.ru/index.html
[2] Дугин А. Основы геополитики: Геополитическое будущее России. — М.:Арктогея, 1997.
[3] Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории. Т. 1. Гештальт и действительность. — М.: Мысль, 1993.
[4] Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. — М.: ООО «Издательство ACT», 2003.
[5] Шлезингер–младший A.M. Циклы американской истории. — М.: Издательская группа «Прогресс», «Прогресс–Академия», 1992.
[6] Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории. Т. 2. Всемирно–исторические перспективы. — Минск.: Попурри, 1999.
ГЛАВА II
ИТАЛЬЯНСКИЕ ГОРОДА–ГОСУДАРСТВА
…люди скорее простят смерть отца, чем потерю имущества.
…свобода в Венеции перешла от народа к нобилям, исключившим из нее всех прочих граждан.
Мастерский ход Дандоло (ум. 1205 г.) превратил Венецию в «подлинную колониальную империю Средневековья» (Тирье), просуществовавшую почти два столетия.
ОТ ТВОРЕНИЯ К ТВАРИ
Политическая сфера человеческой жизнедеятельности никогда не была и не будет чем–то самодостаточным. Она всегда являлась и является производным элементом духовно–психологической матрицы общества, структурирующей повседневное взаимодействие между его членами. Эта матрица, в свою очередь, тесно связана с господствующим мировосприятием, коллективными ценностями, нормами и правилами, определяемыми религиозными представлениями людей. Таким образом, можно сказать, что в определенном смысле политика — это мирское проявление религии. Насколько государство можноотделить от церкви, настолько же политику нельзя отделить от религиозного сознания, непоколебимого даже у самых принципиальных и последовательных атеистов. Именно поэтому объяснить политику из нее самой, как самодостаточного феномена, — невозможно. За каждой политической идеей или событием находится чей–то Бог или важный религиозный принцип. В политической сфере даже предельно меркантильная, прагматичная мотивация имеет в своей основе идеалистические, психологическо–религиозные архетипы. Поэтому наиболее адекватно политическое бытие конкретного народа можно проанализировать, изучив систему его религиозных представлений. В связи с этим, чтобы понять многообразие проявлений западной политики, необходимо выяснить, каким образом повлияло на массовое сознание европейцев западное христианство.
Особенности любого феномена наиболее четко выявляются в его сравнении с иным сопоставимым феноменом. В данном случае имеет смысл сравнить некоторые аспекты католицизма и православия с целью определения существенных расхождений между ними. Несмотря на их общий идейно–религиозный источник, разные ментальная среда и исторический путь сформировали их несхожие онтологические основы. Духовно–психологический диссонанс «восточного» и «западного» течений христианства формально проявил себя в их отделении и обособлении. Однако его ярко выраженный глубинный характер стал обнаруживаться в период религиозной секуляризации Запада, когда произошло отчуждение между католицизмом, склонным к разнообразным реформированиям, и православием, с его традиционно–консервативными тенденциями.
Уже к моменту раскола произошло формирование гносеологических особенностей католицизма (свидетельствовавших о психологии католиков), проявивших себя в создании Римом своей догматической основы на сознательном отказе от метафизического содержания христианства. При этом все его схоластические конструкции были, в сущности, стремлением развить стройную богословскую доктрину при полном игнорировании онтологических и метафизических компонентов [1, с. 4].
Если в первохристианстве главным источником информации адептов был личный мистический опыт, иначе говоря, взгляд внутрь себя, то в западной церкви доминирующее положение в познании занял опыт размышлений по четким правилам формальной логики. Именно поэтому католики интеллектуально конструировали религиозное знание, а не находили его путем личных трансцендентных переживаний, т.е., иначе говоря, их взгляд оказался направленным вне себя, на готовые схемы познания.
Таким образом, религиозная жизнь первохристиан, как постоянная практика мистических погружений в свои внутренние духовные процессы (мир субъективной ..интуитивно познаваемой реальности), которую в целом сохранило православие [18], в католицизме была заменена процессом создания теологических схем при помощи логики (мир объективной, интеллектуально познаваемой реальности) [19]. Как писал М. Вебер: «Чем дальше она (Религия. — Авт.) от магии или чисто созерцательной мистики, чем в большей мере она становится «учением», тем больше нуждается в рациональной апологетике» [2, с. 31].
Отстранясь от первохристианства как мистической практики внутреннего духовного диалога с абсолютом, западная церковь обратилась к стройным схоластическим схемам формальной логики. В связи с этим можно сказать, что произошла некая секуляризация религиозного сознания, которое по своей сути «дает не интеллектуальное знание о сущем или нормативно значимом, а наиболее глубинное восприятие мира путем непосредственного постижения его «смысла». И открывает она этот смысл не средствами рассудка, а благодаря харизме озарения, доступной лишь тому, кто с помощью данной ему техники способен освободиться от ведущего на ложный путь суррогата знания, созданного восприятием чувственного мира, ненужных для спасения пустых абстракций рассудка…» [2, с. 32].
Т. е. римский католицизм, отказываясь от практики субъективного познания путем интуитивных «прорывов», привносит в западное сознание элементы тотально–догматического мышления по установленным канонам, которые подавались как единственно возможные и исключительно правильные [20]. С дальнейшим развитием западного христианства индивидуальные ощущения отдельного человека, основанные наличных эмоциональных переживаниях, подавлялись интеллектуально утонченными шаблонами деперсонифицированных аксиом, которые базировались на чистой логике. Это постепенно приучало людей мыслить и действовать в четких границах определенных идей и концепций. Иначе говоря, западное христианство начало овладевать миром благодаря умозрительным схемам, в рамки которых этот мир втискивался католическими апологетами. В итоге мысли и ощущения отдельного человека теряют свое значение и перестают восприниматься в качестве «истины», так как последняя, оторванная от его непосредственного существования, очутилась в девственном лоне «логоса» — мире идей, созданных «чистым разумом». Благодаря пропагандистским усилиям церкви, подкрепленным непосредственным насильственным принуждением, эти идеи овладевают массами. При этом любое отклонение от общепринятых «истин» безжалостно наказывается, причем нередко в самых жестоких и изощренных формах. Святая инквизиция методично уничтожала «еретиков» вплоть до эпохи революционных потрясений, когда ей на смену пришла гильотина. Ради христианских догматов католической церкви людей было уничтожено не меньше, чем ради торжества «свободы, равенства и братства» или современных социально–политических аксиом. Для Европы непрекращающийся процесс вычищения крамолы стал настолько естественным и привычным, что порой просто не замечался даже самыми свободолюбивыми западными мыслителями [21].
18
Отсюда и так называемая теологическая «недоразвитость» православия, которое просто не нуждалось в синтезе «теоса» с «логосом».
19
Естественно, что в католицизме были мистики, однако они влияние на церковь практически не оказывали, уступая место логикам римского богословия.
20
Позднее, когда западное сознание достигло предельного уровня развития своей религиозности и приобрело форму так называемого «научного мышления», теология уступила свою «абсолютную истинность» науке, заменившей исследовательскими трактатами католическую апологетику. С течением времени «наука», успешно решая практические задачи, становится синонимом «истинности», а любое знание, полученное вне рамок «научного познания», становится условным и отбрасывается как неистинное.
21
Такого стремления к «чистоте рядов» Русь не знала. Даже деяния Ивана Грозного, демонизированный образ которого в Европе до сих пор используют для запугивания обывателей, меркнут перед европейскими масштабами террора. По Синодику опальных, отразившему подлинные опричные документы, в годы массового террора в Московии было уничтожено около 3–4 тыс. чел., не считая членов семей (только за одну Варфоломеевскую ночь во Франции было убито более трех тысяч человек, а затем еще тридцать тысяч в последующие дни). Масштабные репрессии на Руси начали периодически происходить лишь после того, как она попала под идейное влияние Запада.
