Тайные общества и секты: культовые убийцы, масоны, религиозные союзы и ордена, сатанисты и фанатики - Макарова Наталья Ивановна
Кроме «лидерства», постоянной темой был мой антисоветизм. Эта линия выглядела так: «Вы не прячьтесь за Совест-кую Конституцию и Декларацию прав человека ООН… Вы только прикрывались этим лозунгами, а на самом деле вы боролись против советского строя… Кто говорил, что Кремль нужно взорвать, а это место разровнять бульдозерами? Вы. Кто говорил, что Октябрьская революция была катастрофой для России и что большевики погубили народы России, превратив их в покорное стадо? Вы. Что в СССР в угоду коммунистической идеологии удушается всякая свободная мысль и что КПСС осуществляет самую невиданную в истории диктатуру и насилие над человеческой личностью? Что террор есть самая сущность советской власти? Все это вы говорили. Мотивы вашей деятельности были отличны от мотивов, которыми руководствовалось большинство. Под прикрытием лозунгов о демократизации, соблюдении правовых норм и т.д. вы вели идеологическую борьбу с советской властью. И это еще не все. Вы настолько люто ненавидите коммунизм, что не остановитесь перед тем, чтобы вступить в связь с НТС – организацией, ставящей целью вооруженное свержение советской власти… Если вы не поумнеете, то вам будет предъявлена 64-я статья со всеми вытекающими последствиями – и вы знаете, какими.., Только признание своей вины перед советским народом и искреннее раскаяние могут спасти вас»…
Обработка, которой я подвергался в кабинете Александровского, продолжалась и в камере. Первые пять месяцев моим сокармерником был Игорь Е. Он уже отбыл в лагерях несколько лет за валюту… Я рассказывал ему вкратце о своем деле. Он принял самое горячее участие в обсуждении моего будущего. «Тебе грозит высшая мера. Плюнь на все. Сохрани свою жизнь. Это же КГБ! Они тебя поставят к стенке и не поморщатся. Ты же старый летчик, не мне тебя учить. А друзья повесят твою фотографию. Будешь этим утешаться». – «Я не могу давать показания на друзей. Это – подлость». – «Какая подлость? Что будет твоим друзьям? Вызовут пару раз на допрос? Ты, правда, идиот. Делом руководит сам Андропов…»
Когда я сдался, я делал, по существу, то, в чем так настойчиво убеждал меня Е. «Дай им что-то. Но и возьми с них. Они выпустят тебя на волю». Я дал им не «что-то». Я отдал им свою совесть и честь. Они выпустили меня на волю. Е. тоже выпустили на волю после окончания нашего дела. Я случайно встретил его в метро. Он бросился обнимать меня. «Видишь, я был прав. Ты вышел на волю…»
Очная ставка с Юрием Мальцевым была посвящена передаче документов на запад.
– Ты признал, что просил Мальцева передавать.западным корреспондентам материалы правозащитного движения?
– Да, признал.
– А Мальцев?
– Он все отрицал.
– На кого еще ты дал показания в связи с передачей документов на Запад?
– На Амальрика. Его допрашивали по моим показаниям в Магадане.
– Он тоже отрицал твой показания?
– Да…
– С кем еще у тебя были очные ставки?
– Была очная ставка с Ирой Якир…
На этой очной ставке – для этого Александровский и устроил ее – я передал Ире мое письмо на волю, в котором, используя всевозможные демагогические доводы, я доказывал, что конец правозащитного движения неизбежен, и, стало быть, надо капитулировать с меньшими жертвами. Мне рассказывали потом, какое возмущение вызвало чтение этого письма…
А теперь я расскажу эпизод с деньгами от НТС.
В конце следствия, когда объем показаний мне был хорошо известен, я обнаружил, что о получении четырех тысяч рублей от НТС они не знают… Петр, по-видимому, не рассказывал об этом эпизоде, потому что он боялся: если они заходят все-таки переквалифицировать дело на 64-ю статью, то этот эпизод будет для них просто находкой.
– Почему же ты решил о нем рассказать?
– Потому что если бы этот эпизод стал известен, особенно после закрытия дела, то последствия могли бы быть самые нежелательные… Дело могли вернуть на доследование: а вдруг еще что-нибудь очень важное не раскрыто. Чтобы не произошло никаких непредвиденностей, я и решил этот эпизод рассказать… Как мы встретились с французами – представителями комитета Божара, и я просил их привозить не только литературу, но и деньги. Как через несколько месяцев приехал представитель итальянской группы Европа Чивильта и привез 4000 рублей.
И вот наступил день суда. Он начался 27 августа 1973 года.
Из-за стола встал высокий грузный человек в очках и пошел навстречу мне.
«Я – председатель КГБ Андропов», – сказал он, протягивая мне руку. Я пожал его руку. «Узнаю вас по портретам», – ответил я. Он предложил сесть. Разговор начался.
«Мне доложили,что у вас назрел кризис доверия к КГБ». «Неудивительно, – сказал я. – Вы сдержали свое слово, а нам дали по шесть лет». «Ну, на это не обращайте внимания. Подайте заявление на кассацию, вам снизят до отсиженного и пока оставят ссылку. Далеко мы вас отправлять не собираемся. Можете сами выбирать город поближе к Москве. А там пройдет месяцев восемь, подадите на помилование и вернетесь в Москву. Нельзя же было вас выпустить из зала суда. Согласитесь, вы с Якиром наломали изрядно дров. Кроме того, ваш процесс мы широко освещали в печати. А приговор по кассации публиковать не будем»…
Потом он сказал: «Вот вы пишете в своих документах, что в СССР происходит возрождение сталинизма. Вы действительно так думаете?» Я сказал, что имеется много фактов, свидетельствующих об этом. «Это чепуха, – сказал Андропов. – Возрождения сталинизма никто не допустит. Все хорошо помнят, что было при Сталине. В руководстве на этот счет имеется твердде мнение. Я знаю, что Якир и вы незаслужено пострадали в сталинские годы. Знаю, что погибли ваши отцы. Все это. не прошло бесследно для вас. Между прочим, после войны я тоже ждал со дня на день. Я был тогда вторым секратарем Карело-Финской республики. Арестовали первого секратря. Я ждал, что арестуют и меня, но пронесло».
Лирическая часть окончилась. Андропов приступил в делу. «А как вы смотрите на то, чтобы выступить на пресс-конференции перед иностранными журналистами? Они столько лжи пишут о вашем деле. Нужно прочистить им мозги. Чтобы на Западе, знали, что вы говорили на суде не под давлением, а по доброй воле. Только не думайте, что я вас покупаю. Если вы не хотите, то не надо. Все то, о чем я говорил, будет и без этого»
Нужно было отвечать. Времени на обдумывание было несколько секунд. Я мог отказаться. Я ответил: «Я уже говорил о своей вине на суде. Могу повторить это и на пресс-конференции. Какая разница?» «Ну, вот и хорошо, – сказал Андропов. – Это правильное решение. А то подняли целую бучу вокруг вашего процесса. Кто вы по специальности?» – спросил он. – «Экономист». – «Когда вы освободитесь, мы возьмем вас в наш научно –исследователький институт», Я промолчал. «Есть ли у вас какие-нибудь вопросы или просьбы ко мне?» – спросил он. «Да, – ответил я. – Я хотел бы поговорить с вами на тему, которая представляется мне очень важной…
Между органами власти, КГБ в частности, и советской интеллигенцией сложились очень напряженные отношения. В этой ситуации КГБ действует только репрессиями. Если вы заинтересованы в том, чтобы как-то умиротворить эту ситуацию, надо показать, что КГБ умеет не только карать, но и миловать. Например, освободить кого-либо из тех, кто давно сидит и к чьей судьбе особенно сильно привлечено внимание общественности».
Он слушал меня с видимым вниманием. «Кого вы имеете в виду?» – спросил он. Я назвал одну фамилию. «Но он ведь больной человек», – возразил Андропов. «Я не врач, – сказал я, – но из общения с ним, а я близко его знал, у меня сложилось твердое убеждение, что он вполне здоровый человек. Но дело даже не в мрем мнении. Я знаю, что недавно врачи рекомендовали его на выписку из психиатрической больницы, а прокуратура отменила это решение».
«Я этого не знал, – сказал Андропов. – Если, это так, то я посмотрю, что можно сделать. Вы напишите заявление о своих предложениях…»
Пресс-конференции предшествовала интенсивная подготовка. Каждый день меня приводили в кабинет Александровского и мы отрабатывали вопросы и ответы. Я категорически отказался говорить о психушках. «Ну, тогда эту тему придется отдать Петру Ионовичу», – сказал Александровский. Так я свалил самую подлую часть предстоящего позорища на Петра. «Главное – не волнуйтесь. Чувствуйте себе уверенно. Вы ведь будете говорить то, что думаете», – говорил Александровский, глядя на меня с издевательской улыбкой…
