Тайные общества и секты: культовые убийцы, масоны, религиозные союзы и ордена, сатанисты и фанатики - Макарова Наталья Ивановна
Сообщения из лагерей «Хроника» печатала начиная с первого своего выпуска. Над этими папиросными клочочками, свернутыми в трубку или квадратик, исписанными мельчайшим почерком, чудом переданными на волю, часами сидели с лупой, расшифровывая каждую полустертую букву. Привозили их родственники со свиданий и освободившиеся зеки. Привозили, рискуя никогда больше не получить свидания, схлопотать новый срок. Стремление оповестить о беззакониях пересиливало страх. Так «Хроника» узнала о процессах прошлых лет, сообщив «более 500 фамилий осужденных по политическим статьям до 1968 года и примерно о 50 помещенных в спецпсихбольницы до этого времени (Л. Алексеева, „История инакомыслия“, США, 1984).
Одним фактом своего существования «Хроника» объединяла людей самых разных положений, убеждений и верований. На последних страницах в указателе имен встречались академик и рабочий, старый большевик и православный священник, монархист и еврей-отказник. Всех уравнивал приговор: лагерь, тюрьма, ссылка, психушка-Человека, о котором заговорил вдруг весь мир, труднее убить. Тысяча невидимых нитей связывает его с людьми, помогая выжить в самых бесчеловечных условиях. «Даже в худшем случае мне не угрожает забвение, – писал родителям в 1974 году из пермского лагеря врач Семен Глузман (письмо шло на волю, минуя лагерную цензуру). – Благодаря моим товарищам, знакомым и незнакомым, благодаря „Хронике текущих событий“. Одна юная свидетельница, почти девочка, так ответила на вопрос суда: „Хроника текущих событий“ существует для того, чтобы людям стала известна правда о закрытых процессах…»
Ради этого, собрав материалы для очередного выпуска, и сходились в московской квартире несколько человек. Случалось работать за плотно занавешенными окнами, с отключенным телефоном, дни и ночи подряд, без сна и прогулок, как в карцере, – соседям полагалось думать, что квартира пустует. Сообщения – «сырье» – переписывали набело, превращая в «полуфабрикат», который затем подвергался жесткой редактуре, отсеивавшей все, что представлялось сомнительным либо недостоверным. «Товар» передавался машинистке.
Первые, тонкие номера «Хроники», выходившие аккуратно раз в два месяца, печатались иногда «шикарно» – в полтора интервала, на хорошей бумаге. Когда «Хроника» сстала выходить реже, резко увеличился ее объем.
Две закладки по 15 копий – тираж. 30 экземпляров. На всю страну. «Этого достаточно».
…На западе писали, что, по подсчетам специалистов, «Хронику» выпускает научно-исследовательский институт.
В начале 70-х по Москве ходили упорные слухи о закрытом Пленуме ЦК, где будто бы разгорелся спор о том, что делать с диссидентами и, в частности, с «Хроникой». Передавали, «то выступил Ю. Андропов и сказал так: „Хронику“ можно уничтожить одним ударом, для чего потребуются массовые аресты (и он назвал цифру). Но стоит ли игра свеч?
Разразится скандал, который скажется на репутации –государства и серьезно повредит нам в международных контактах…» И будто бы кто-то резко возразил ему с места: мол, лучше один большой скандал и – кончить, чем эти нескончаемые скандальчики!
В середине января 1972 года по Москве, Ленинграду и другим городам прокатилась волна обысков по неизвестному ранее «делу № 24». Целенаправленно искали (и находили) экземпляры крамольной летописи. В Вильнюсе арестовали и бросили в психушку историка Вацлава Сев-рука. В Москве арестовали астронома Кронида Любарского. «В последующие.полтора месяца на допросы в КГБ были вызваны все (кроме Якира), у кого производился обыск, и их родственники и знакомые. Из допросов стало ясно, что следствие в основном интересует вопрос об изготовлении и распространении „Хроники текущих событий“ („Хроника“; № 24, 1972).
Весной прошла новая серия обысков.
В конце июня арестовали Якира, в сентябре – другого известного диссидента, экономиста Виктора Красина.
…В сентябре арестован математик Юрий Шиханович. В октябре – суд в Ногинске над К. Любарским. 5 лет лагерей. 4 ноября Ирина Якир получила свидание с отцом в кабинете Лефортовской тюрьмы..
Поговорим о дружбе народов.
«В середине мая в ряде мест Узбекистана происходили массовые национальные волнения в форме стихийных собраний и митигнов… Волнения приняли такую острую форму, что в Ташкент были стянуты войска. В Ташкенте и других городах было задержано около 150 человек, большинство было отпущено, человек 30 получили по 15 суток за „мелкое хулигантство“…
В Узбекистане происходят также волнения среди многочисленного таджикского населения. В Бухаре, где живет очень много таджиков, во вновь выдаваемых паспортах таджикам в графе «национальность» стали писать «узбек». Принцип «разделяй и властвуй» не сработал, и гнев таджикского населения обрушился не на узбеков, а на инициаторов нововведения… Месть за оскорбленное национальное чувство выразилась в страшной форме: произошли… убийства. Волнения продолжаются».
Особенно мощным в те годы было движение крымских татар за возвращение в Крым, на родину предков, откуда их депортировали в 1944-м. Письма протеста в ЦК собирали десятки тысяч подписей. Примечательно, что к движению присоединялись и люди других национальностей – писатель А.Е. Костерин, опальный генерал П.Г. Григоренко, школьный учитель Илья Габай… И жестоко расплачивались за это.
Вот эпизод этой долгой борьбы маленького народа за справедливость.
В Москве «6 июня 1969 г… состоялась демонстрация крымских татар на площади Маяковского… Участвовало 5 человек: Зампира Асанова, Энвер Аметов, Решат Джемиев, Айдер Зейтулаев, Ибрагим Холопов. В 12 час. 15 мин. около памятника Маяковскому они развернули свои лозунги: „Да здравствует ленинская национальная политика“, „Коммунисты, верните Крым крымским татарам“, „Прекратить гонения на крымских татар“, „Свободу генералу Григоренко“. На последнем плакате была фотография П. Г. Григоренко.
Вокруг демонстрантов собралась большая толпа, человек 300, окружившая их кольцом, но не решавшаяся подойти совсем близко. Толпа молчала, было два выкрика: «Не надо было продавать Россию!» Демонстрантам никто не предлагал разойтись. Постовые милиционеры ушли со своих постов и, посоветовавшись, пробрались в толпу, из толпы выбрали человек 10 по каким-то известным им признакам. И уже эти люди пробились через толпу к демонстрантам и, изображая народный гнев, хватали их… Они весьма профессионально заламывали демонстрантам руки, а две женщины из их числа били демонстрантов зонтиками. Демонстранты не сопротивлялись. Решат и Айдер кричали: «Да здравствует свобода!» «Ишь ты, – сказал милиционер, – свободы тебе захотелось». Вместе с демонстрантами была задержана стоявшая около них Ирина Якир.
В настоящее время дальнейшим репрессиям подвергается Решат Джемиев» («Хроника», № 8).
Существовало и русское национальное движение. Некоторое время в Москве выходил самиздатский журнал «Вече», материалы которого аннотировались в «Хронике». Первый редактор «Вече» Владимир Осипов был арестован и заключен в лагерь.
Никакого отношения к русской идее не имели новоявленные теоретики национал-социализма. «Хроника» (№ 7) рассказала о так называемой группе Фетисова, писавшего об «исторической необходимости» тоталитарных режимов Гитлера и Сталина, ставших надежным оплотом в борьбе с «еврейским хаосом». Сам Фетисов в 1968 году вышел из партии, протестуя против проведенной в 1956 году десталинизации… Абсолютная нетерпимость властей к любому инакомыслию выразилась в том, что Фетисов и три его сподвижника были арестованы, признаны невменяемыми и заключены в спецпсихбольницы. Самиздат пополнился статьей «Своя своих не познаша», где с издевательским недоумением сообщалось о судьбе группы Фетисова.
«Этот документ дважды, порочен, – отмечала „Хроника“, пренебрегая своим обычным правилом воздерживаться от оценок. – Во-первых, вместо серьезной критики автор ограничивается насмешками над „очевидной глупостью фе-тисовских идей“… „Хроника“ считает, что столь радикальная антидемократическая программа заслуживает столь же радикальной, но абсолютно серьезной научной критики… Во-вторых, можно считать этичной полемику с людьми, находящимися в заключении, вернее, с их идеями, которые продолжают распространяться и воздействовать. Но выражать удовлетворение по поводу того, что власти отправили твоего идейного противника в „желтый дом“, – безнравственно. Это значит уподобиться тому же Фетисову, который считал, что Синявского и Даниэля следовало бы расстрелять. Автор документа „Своя своих не познаша“ не назвал себя, анонимность же приводит к тому, что документ выглядит выражением точки зрениято кругов демократической интеллигенции, каковым он, надо надеяться, не является».
