Черная книга - Эренбург Илья Григорьевич (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗
Всех поразила такая забота изверга, поразила и испугала. Рыббе предложил врачам явиться в этот день к 16 часам на еврейскую биржу. Пришли врачи, там уже ждали Рыббе и Михельсон. Быстро разбили врачей на группы, пожилых — Гехмана, Шмоткину, Канцевую, врачей по детским болезням Савчик и Лев, врачей детского дома, инвалидного дома, большую часть врачей по внутренним болезням, ушников, зубных врачей — отвели в сторону.
Отобранных врачей повели в бункер (арестантское помещение при бирже труда). Как только стемнело, послали за их семьями. Привели Лев-Млынского (историк, научный работник) с двумя детьми, сына врача Шмоткиной, трех детей врача Савчик, — всего около 100 человек. К 5 часам утра, до ухода рабочих колонн, пришли Бунге и Шернер с отрядом полицейских и повели колонну в тюрьму; там с них сорвали одежду, избили и умертвили.
12-летняя дочь врача Савчик, когда обреченных врачей с семьями вели к тюрьме, кричала: ”Ничего, мамочка, смело иди, за нашу кровь отомстят”.
На очередь стали детский и инвалидный дома. В конце апреля 1943 года в ясную лунную ночь, в 23 часа, к большому двухэтажному дому, в котором жили дети, инвалиды и обслуживающий их персонал, подъехали две машины: легковая и грузовая. Из легковой машины вышли Рыббе с Михельсоном и, подойдя к дому, указали на него сидевшим в грузовике и уехали. Дом стоял на Заславльской улице, на самой границе с русским районом. Полицейские перерезали проволоку и окружили дом. Детей и персонал хватали голыми и бросали в кузов машины. Инвалидов, больных и маленьких детей расстреливали на месте. В течение одного часа все было закончено.
Грузовая машина с людьми уехала в тюрьму. Детей этих уже больше никто не видел.
Наутро пришли Бунге и Шернер проверить ночную работу и, обнаружив среди трупов, буквально плававших в огромных лужах крови, несколько тяжело раненых женщин, тут же прикончили их.
Рядом с этим большим каменным зданием стояла маленькая хибарка. В ней помещался изолятор детского дома. В нем было 30 больных детей. Их стали расстреливать, а когда не хватило патронов, Шернер и Бунге закололи детей кинжалами.
Оставались больницы. В мае в больницу пришел Рыббе, он интересовался состоянием больных и просил показать ему палаты. Через два дня, в ясную теплую погоду, ровно в 12 часов, жители гетто услышали выстрелы в районе больницы для немецких евреев. Все кинулись туда. На больничном дворе стояла большая черная машина-душегубка. Немецкие евреи рассказали, что Миллер, Рыббе, Михельсон и еще четыре человека, одетые в цивильную одежду, с автоматами, скрытыми под плащами, вошли в больницу и детский дом и расстреливали в упор больных и детей. Завершив убийство в этой больнице, бандиты тотчас же перешли в больницу для русских евреев. Больные выпрыгивали из окон второго этажа, несколько человек спаслись. Все остальные больные были расстреляны в кроватях.
Персоналу больницы приказали убрать трупы, смыть кровь и навести порядок с тем, чтобы к 16 часам больница была восстановлена и готова к приему новых больных.
Рыббе сказал: ”Погромов немецкие власти не устраивают, но нам нужны здоровые, а не больные люди”.
После этих ликвидаций Рыббе занялся немецкими евреями. ”Чем занимаешься, где работаешь, если работа тебе не по силам, дадим более легкую работу, пошлем в лагерь чистить картошку”, — говорил Рыббе немецким евреям.
Нашлись наивные люди, поверившие, что Рыббе им действительно предоставит легкий труд. Они просили разрешения взять с собой в лагерь членов семьи. Рыббе разрешил: ”Я не разлучаю близких людей”.
К 2 часам дня он пришел к Эпштейну, пообедал с вином и водкой, а затем вышел во двор и приказал своим подручным быть готовыми к операции. А пока он решил поразвлечься. Рыббе вздумалось послушать концерт. В это время прошел мимо скрипач Варшавский, а затем скрипач Минской филармонии Барац. Он проходил мимо гетто немецких евреев и, видя, как собираются люди, понял, что готовится очередной погром.
Неожиданно его остановили. Напрасно уверял Барац, что он не в состоянии после двух лет перерыва играть. Его заставили. Бледный, со слезами на глазах, играл Барац перед своим палачом. Когда концерт был окончен, Рыббе отпустил Бараца и пошел с отрядом в гетто немецких евреев. Через 10 минут толпу людей с детьми, с узлами и котомками заперли в бункер. Еще через несколько минут подъехала большая закрытая машина, в нее стали грузить людей, повезли в тюрьму. Стояла гробовая тишина. В тюрьме немецких евреев принимали Рихтер и Меншель; они раздевали обреченных, обливали их водой из насосов, издевались над ними, а потом расстреляли. При этой расправе погибло 175 человек.
Несмотря на террор и каждодневные убийства, люди пытались бороться, вырывались из гетто.
Особенно широкий размах принял уход евреев из гетто в апреле-мае 1943 года, когда были организованы в Пуще отряды имени Пархоменко и национальный отряд Зорина. Зорин знал о страданиях евреев в гетто, сам перенес их. Зорин организовал семейный, национальный отряд, систематически присылал проводников и брал к себе в отряд всех: стариков, женщин и детей. Этот отряд насчитывал до 500 человек. Многие евреи-партизаны стали отличными бойцами: подрывали пути, эшелоны с боеприпасами, живой силой и техникой немецкой армии.
Многие погибли при попытке вырваться из гетто. На ”Ферфлегунгсамт” работало 14 евреев: сапожники, портные, кузнецы, маляры; среди них работал коммунист Ури Рецкий со своим приятелем Ильей Дукорским. Рецкий часто говорил своим товарищам по работе, что жизнь свою он дорого отдаст, не будет жить тот гитлеровец, который поднимет руку на него... Он сделал финский нож, который всегда носил с собой.
Работали эти рабочие на Долгобродской улице, а обедать (т.е. пить жидский суп) ходили за несколько кварталов, на хлебозавод. Однажды в обеденный перерыв встретился Рецкий со своим старым знакомым, бывшим заведующим столовой Белгосстроя — Савичем. Савич отрекомендовал себя патриотом Советской родины, сказал, что он связан с партизанскими отрядами и с проводниками. За деньги он брался добыть большое количество оружия. Через два дня Рецкий договорился встретиться с Савичем с тем, чтобы Савич дал окончательный ответ об оружии и проводнике. Продумав предложение Савича, Рецкий решил проверить его: Савич произвел на него плохое впечатление. Предатель Савич опередил Рецкого, через два дня он пришел на ”Ферфлегунгсамт” со своим шефом Ковалевым (местный немец) и целой бандой сотрудников гестапо. Ковалев быстро зашел в мастерскую, Савич стоял и наблюдал за ним. Остальные бандиты окружили дом. Ковалев приступил к обыску. Рецкий все понял. Он переглянулся с Дукорским. Дукорский прихлопнул дверь, а Рецкий выхватил нож и стал наносить им удары Ковалеву. Ковалев стоял, обливаясь кровью. Подбежали остальные. Рецкого и Дукорского расстреляли на месте, остальных пытались задержать.
Рабочие Быховский и Зильберштейн крикнули товарищам: ”Живым в руки не сдаваться, бежать, не плакать, не просить пощады”. Бежали все. Полицейские никого живым не взяли, люди прыгали через заборы и изгороди. На третьем заборе пуля настигла Мишу Белостокского. Среди рабочих был 12-летний мальчик Бляхер, он бежал, но пуля догнала и его.
Ковалева за борьбу с партизанами немцы наградили орденом Железного Креста.
Другое предательство произошло 8 мая 1943 года. Заведующий жилотделом Юденрата Соломон Блюмин, давно и всем, чем только мог, оказывал помощь партизанскому движению. Когда парторганизация была разгромлена и проводники, приходя из отрядов в гетто, погибали, связь с партизанами сделалась очень затруднительной.
При помощи своей знакомой, некой Соньки, Блюмин связался с шоферами грузовых машин — Ивановым и Кузьминовым. Оба они работали в Минске в жилуправлении. Много раз встречался с ними Блюмин, разрабатывая план выезда из гетто и оформления документов. Блюмин хотел вывезти из гетто оружие и забрать с собой оставшихся в гетто коммунистов. Не желая лишних людей знакомить с шоферами, он сам встречался с ними.
