По следам преступлений - Жогин Николай Венедиктович (книги онлайн без регистрации TXT, FB2) 📗
Ее объяснения полностью совпадали с обстоятельствами, установленными следствием…
Второй день идет заседание выездной сессии Верховного суда республики. Зал районного Дома культуры заполнен до отказа.
Люди доверили высказать свое мнение, свой гнев к убийце от имени народа общественному обвинителю, уже немолодой учительнице Анне Ивановне Липатовой.
— Все мы клеймим позором преступницу. Народ наш гуманен. Но не к извергам. Только суровой кары заслуживает презренная убийца…
…И снова склонился над бумагами Баширов. Он в знакомом уже нам кабинете просматривает первые протоколы следствия по делу о хищении в магазине. Рядом с ним примостился стажер Васильков. Снова дело они ведут вместе.
Курсант ремесленного училища шестнадцатилетний Анатолий Кисляков в нетрезвом состоянии вечером разбил стекло в витрине магазина и украл несколько бутылок вина, печенье.
— Будем арестовывать? — спрашивает Васильков.
— Нет. Пусть его судят его же товарищи. Это сильнее приговора суда. Возьмут на поруки, если еще ему доверяют, или отдадут под суд, если он себя отрицательно проявит в коллективе. Парень сглупил. Его можно перевоспитать и б)гз лишения свободы. Ты видел, как он себя вел? Он не преступник.
— М-да, — задумчиво сказал Васильков, — сложная это штука — следствие…
— Иди в адвокатуру, — сказал Баширов, — там проще.
— Нет, я уж буду проситься к вам, — сказал Васильков. — Возьмете?
— Посмотрим, — улыбнулся Баширов, — пока возьмем тебя на поруки. А там будет видно. Как себя проявишь.
НАЗАД, К ОБЕЗЬЯНЕ
Главный врач психоневрологического диспансера Вера Николаевна Острожина проводила производственную пятиминутку. Но сегодня на нее были приглашены не врачи и не фельдшеры. Вера Николаевна вызвала к себе руководителей лечебно-трудовых мастерских. Главный врач была недовольна работой подведомственного ей учреждения, а ее подчиненные, как ей казалось, никак не могли понять простых истин.
Пятиминутка шла поэтому третий час.
— Поймите, — в который раз, но все так же терпеливо объясняла Острожина, — труд создал человека, и только трудом мы можем и должны лечить наших больных. Только осмысленный, умный труд способен вернуть их к умной, осмысленной жизни.
— Это мы понимаем, — отвечал ей начальник мастерских Торчинский.
— Но какой же это осмысленный труд — ручная вязка рейтузов, которые к тому же никто не хочет покупать? — снова терпеливо, как на уроке, спрашивала Острожина.
— Оборудования нет, — отвечал ей Торчинский, — сами знаете.
— А шерсть где? — вскакивал со своего места начальник цеха Мулерман. — Разве мы получаем от поставщика шерсть? Мы получаем от него дратву, уважаемая Вера Николаевна. Пеньковую веревку, но только не шерстяную пряжу. Вот что я хотел сказать.
— Но вы же хозяйственники, — убеждала их главврач. — Не я же буду доставать трикотажные машины и сырье! Правильно? Проявите смекалку, находчивость.
— Ваша правда, Вера Николаевна, — согласился, наконец, Мулерман, — будем думать, будем искать нераскрытые резервы.
— Ну вот и славно, — улыбнулась главврач, — значит, договорились.
На этом пятиминутка закончилась, и все разом разошлись.
— Нет, Семен Михайлович, — высокопарно сказал Мулерман своему начальнику, беря его под руку, — я вижу, что могучую поступь прогресса нам не остановить.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду прямое указание начальства о дальнейшем развитии нашего предприятия. Зайдемте к вам в кабинет, — предложил он, — это разговор не для всех.
В кабинете Торчинского Мулерман дал волю своей богатой предпринимательской фантазии.
— Нужны новейшие трикотажные машины, — говорил он, возбужденно расхаживая по маленькому кабинету. — Это раз. Нужна отличная, высокосортная пряжа. Чистая шерсть. Это два. Больным требуется осмысленный труд.
— Раз, два, три! — оборвал его Торчинский. — А где деньги? Вы же знаете, сколько отпускают нам по смете, — кот наплакал. А у горздрава больше копейки не выпросишь.
— Приведите в действие весь ваш фосфор, Торчинский, — сказал начальник ведущего цеха. — Именно наличием фосфора в коре головного мозга мы отличаемся от животных. Вы когда-нибудь изучали такую науку, как политическая экономия, часть первая?
— Вы же знаете, у меня есть диплом.
— При чем тут формальности? Я говорю вам о деле. До сих пор мы имели только доход с нашего небольшого социалистического предприятия…
— А, слезы! — поморщился Торчинский. — Какие там доходы…
— И ничего не вкладывали для развития средств производства, для дальнейшего расширения производственных мощностей, — не слушая его, докончил Му-лерман.
— Поясните вашу мысль, — попросил Торчинский.
— Охотно. Придется организовать на ходу маленький семинар по политической экономии. Жаль, нет здесь нашего главного врача, она имела бы право поставить галочку в отчете и хорошо выглядеть в высших горздравовских инстанциях.
— Бросьте трепаться, — поморщился Торчинский. — Если у вас есть конкретные предложения, выкладывайте.
Но Мулерман не торопился. Он уже вошел в роль наставника. Он даже перестал бегать по кабинету, а встал за стол, как за кафедру, и глубоко задумался. Торчинский по опыту знал, что в такие минуты этому философу лучше не мешать.
— Прибавочная стоимость, — начал Мулерман, — есть то главное звено, которого нам недостает. Но для ее создания необходима коренная перестройка всего технологического процесса, усовершенствование и замена устаревшего оборудования. А это, как известно, потребует серьезных капитальных затрат. Нужен изначальный капитал. Однако у нас есть полная гарантия, что прибавочная стоимость будет образована, когда производство заработает в новом ритме.
— Объясните попроще, — попросил Торчинский.
— Можно своими словами. Мы приносим сюда свои монеты, кто сколько может, и на них закупаем новые станки и приличную шерсть. Даем все это нашим дорогим шизофреникам. Они работают. Мы реализуем товар и получаем тугрики. Барыш делим.
— Как?
— Не по чинам, разумеется, а соответственно взносу. Введем акции. Принципы, проверенные многолетним опытом предков.
— Но если я куплю станок, то получается, что он уже вроде бы мой собственный? — недоверчиво спросил начальник мастерских.
— Не будьте ребенком, Торчинский, частная собственность на средства производства в нашей стране давно отменена. Вы что, не слыхали об этом?
— Значит, надо брать на баланс?
— Разве так трудно написать бумажку?
— А продукция?
— Что продукция? Как мы делали до сих пор, так будем делать и дальше. Часть пойдет прямо, часть — налево, часть — направо.
— Но продукции будет больше?
— Значит, больше пойдет налево. Вот так и образуется прибавочная стоимость — краеугольный камень любого уважающего себя предприятия. Вы что-нибудь поняли?
— А сырье?
— Разве я вам не сказал? Надо найти нужных людей и закупить за наличные франки то, что нам нужно, а не то, что нам суют на базе.
— Опять расходы?
— Не скупердяйничайте. Вы же состоятельный человек. Возьмите карандаш. Посчитайте, что получится. Новое оборудование, закупленное за наши кровные, окупится через два месяца после того, как психи станут на лечебно-трудовую вахту в новых условиях.
— Надо подумать.
— Думайте, Торчинский, но учтите: время и наш главный врач неумолимы. Они нас торопят. И они, как всегда, правы.
На этом необычный экономический семинар закончился.
Начальник мастерских переводил теорию на практические рельсы два дня. На третий он вызвал к себе начальника ведущего цеха и сказал:
— Я согласен. С чего начнем?
Мулерман молча вынул из потертого портфеля несколько листов бумаги и положил их на стол.
— Договор? — испугался Торчинский.
— Зачем вверять свои судьбы истории и ОБХСС? Мы джентльмены. Нам достаточно слова. Это письма на фабрики, просьба по-братски поделиться оборудованием с соседним предприятием, борющимся за звание.
