Лубянская преступная группировка - Литвиненко Александр Вальтерович (серия книг TXT) 📗
Тот говорит: «Нет». — «А зачем вы это сделали?» Алик: «Из высших принципов». А тот: «Вы, американцы, совсем распоясались, решаете тут свои дела на нашей территории. Нарушаете наши законы. Везли бы его в Америку. Я из высших принципов вас из Великобритании высылаю. На первом самолёте обратно в Турцию!»
Алик ему: «Мне в Нью-Йорк надо». А тот: «Полетите в Турцию! Скажите спасибо, что я вас не арестовал за нелегальный ввоз эмигрантов».
Англичане занесли Алика в компьютер и целый год потом в Англию не впускали, хотя у него там сын. Странный народ. У нас, если б кто привёз американского подполковника, так ему медаль бы дали и ценный подарок от ФСБ. В общем, улетел Алик в Турцию, и мы год не виделись, пока не получил он у англичан прощение.
А меня наутро ещё раз допросили в иммиграционной службе. Я повторил, что не хотел бы иметь никаких контактов с английскими спецслужбами. Мне сказали: «Да о чём вы говорите. Без вашего согласия…»
Мне объяснили, что по закону английские спецслужбы без вашего согласия даже подойти к вам не имеют права. Я сказал, что такого согласия не даю. Они говорят: «Ну и всё. Поймите правильно, мы вас не заставляем нарушать законы вашей родины, мы даже заинтересованы в том, чтобы вы не нарушали никаких российских законов, находясь здесь. Вас никто не заставляет ни с кем работать».
Они не ставят решение о предоставлении убежища в зависимость от того, расскажете вы какие-нибудь секреты или нет.
— Честное слово, ты говоришь, а не верится. Мы из другой жизни, и у нас бытует мнение, что политическое убежище в Англии дают только при условии выдачи каких-то важных государственных тайн.
— Такое мнение бытует в ФСБ. Вся система правоохранительных органов, спецслужб в России строится на торге. Сдашь человека — не сядешь, не сдашь — сядешь. Будешь «колоться», получишь меньше, не будешь — получишь больше. Там вся оперативная и следственная работа основана на торге. В России и анонимки вернули к жизни.
Здесь есть закон о политическом убежище. В нём сказано, что убежище даётся, если тебя преследуют на родине и по возвращении туда тебе грозит расправа.
Я привёз документы о сфабрикованных против меня делах, всё это было внимательно рассмотрено, и мне предоставили политическое убежище, как и тысячам других беженцев от тиранических режимов, прибывающим в Англию со всего мира.
Я не хотел просто скрыться, просто спасти себя и семью, хотя это, безусловно, было важнейшим мотивом. Мне было важно объективное рассмотрение моего дела. И то, что я добрался до Англии без помощи спецслужб, прошёл мучительную процедуру проверки всей истории моего преследования и получил политическое убежище по закону, для меня так же важно, как чувствовать себя в безопасности.
На эту тему даже запрос был в парламенте. У них в Великобритании разведка относится к «Форинг Офису», то есть МИДу, а иммиграционная служба — к «Хоум Офису», то есть МВД. Так вот когда эта история попала в газеты, один депутат и задал вопрос в комитете по иностранным делам. Что это, мол, у вас там в разведке совсем работать разучились, почему героический русский перебежчик в Хитроу кружным путём пробирался и его даже никто не встретил?
Так на следующий день в газете "Дэйли Телеграф, появилось разъяснение «источника» из английской секретной службы, что, мол, Литвиненко не имеет к ним никакого отношения. Если б он был нам нужен, мы б его сами привезли по-тихому и он не появился бы без предупреждения в Хитроу. И вообще, он не перебежчик, а политбеженец. И занимаемся им не мы, а «Хоум Офис».
— Как долго ты ждал решения об убежище?
— Почти полгода. Вернее, два месяца я составлял прошение об убежище — получился целый том, и ещё четыре месяца ждал решения. А пока я ждал, на родине против меня возбудили четвёртое уголовное дело! Я, кстати, думаю, что это мне помогло. Как только они возбудили четвёртое дело, моментально дали убежище.
— В чём на этот раз обвинили?
— В том, что в январе 1997 года я в посёлке «Девятое мая» избил какого-то гражданина Одинокого, посадил его в багажник, привёз в какое-то служебное помещение и там продолжал избивать. Полный бред. Как я мог один похитить гражданина, а если я его похитил не один, то почему не привлекли никого другого? Если я кого-то бил в служебном помещении, что это за служебное помещение? В общем, снова будто под копирку отпечатано. Только фамилии и мелкие подробности изменили. А так, если сравнивать все постановления Барсукова о привлечении меня в качестве обвиняемого, то они все одинаковые.
— Опять Барсуков возбудил?
— Да. Все дела Барсуков вёл. Хотя по одному делу я оправдан, а второе дело он сам прекратил. То есть он меня уже два раза незаконно к уголовной ответственности привлекал. И третий раз, и четвёртый… Он заказной следователь, это его профессия.
Когда я узнал, что против меня возбуждено четвёртое дело, мои адвокаты потратили три месяца, чтобы добиться от прокуратуры информации, в чём меня обвиняют. Барсуков проводил какие-то экспертизы, скрывая их от адвокатов. Фактически уголовное дело вели тайно как оперативное, то есть на основе закона об оперативно-розыскной деятельности, а не УПК.
— Как твои московские адвокаты узнали о том, что ты выехал из России?
— Как и все — по телевизору. Вернёмся к Англии. Как только я получал новые подробности из Москвы о ходе следствия, сразу же ставил в известность «Хоум Офис». В России же врали, будто я скрываюсь от английской полиции.
И начали жёсткий прессинг против моих родственников: был избит брат, проживающий в Москве, отца несколько раз забирали в милицию.
— Давили, чтобы получить какую-то информацию? Или просто пугали?
— Сначала отца просто пугали. Как-то ночью отвезли в милицию, потом вывезли, посреди дороги бросили, он возвращался пешком. В другой раз милиционеры ворвались в его квартиру, провели незаконный обыск. Отца оскорбляли нецензурной бранью, говорили, что его сын — предатель. Таскали на допросы мать, сестру, тёщу. Когда вызвали в прокуратуру мать, потребовали адрес отчима. Мать сказала, что он больной человек, просила его не трогать. Но отчима всё-таки вызвали на допрос, требовали компромат на меня. Он ответил: «Я знаю Александра как порядочного человека, без вредных привычек».
На следующий день после допроса у него случился инсульт, отнялась левая сторона. Через несколько дней его отвезли в больницу, где он и скончался.
Никто за это не понёс наказания. В больнице поставили диагноз, что он умер совершенно от другого. Человека положили с инсультом, а умер он от другой болезни. Такое может быть только в России.
Мать заставили что-то подписать. Она испугалась и подписала. Мать
вообще боится со мной по телефону разговаривать. Короче, моя семья
находится сейчас вне закона. Права человека и Конституция на них не
распространяются. Все факты давления на моих родственников мы присоединили к просьбе об убежище.
— Словом, чиновники в России сделали всё, чтобы ты получил политическое убежище?
— Получается, да…
14 мая 2001 года раздался звонок, и я услышал радостный голос адвоката Джорджа: «Александр, тебе дали убежище».
Даже не объяснить то, что я почувствовал. Полгода прошло, а дело всё рассматривают. Алика Гольдфарба, который меня ввёз, в Англию не впускают. В газетах пишут, что Путин — лучший друг Тони Блэра. Несколько запросов о выдаче в Россию пришло на меня, как на уголовного преступника. Я сижу и гадаю: выдадут — не выдадут. С Родины доносится скрежет точильных камней — готовят ножи Барсуков, Иванов, Патрушев. А тут разобрались в моих делах и установили, что я подвергался политическому преследованию, а не уголовному.
Англичане могли дать мне территориальное убежище, предоставить возможность просто проживать в стране. Они могли моё дело откладывать до бесконечности. Я мог лет десять вообще жить по справке о въезде. А они за четыре месяца разобрались и дали добро.
Я приехал к Джорджу. Он встретил меня на лестнице, у него были слезы на глазах — он, наверно, один во всей Англии понимал мою беду до конца. Джордж сказал:
