Тотальность иллюзии (СИ) - Борзых Станислав Владимирович (бесплатные полные книги .TXT) 📗
Наконец, зрелые общества являются чем-то промежуточным между описанными типами. Некоторые каналы трансляции у них уже исправно работают, тогда как другие пока ещё только подвергаются проверке временем. Подобные социумы могут позволить себе экспериментирование, но, тем не менее, не обязательно рискуют хотя бы из-за того, что потенциальные потери нередко превышают ожидаемые прибыли. К тому же нет смысла в том, чтобы менять хорошо функционирующие механизмы.
Вместе с тем, они, по-видимому, составляют костяк всего человечества. Это связано с тем, что, во-первых, старые группы успевают накопить достаточное количество внутренних несостыковок и пробелов, вызванных самим фактом их продолжительного существования, что подталкивает их к самоликвидации. И во-вторых, молодые социумы должны с кем-то контактировать с тем, чтобы набраться опыта, а сделать это со своими тёзками или, наоборот, со старшими плохо получается: с первыми – из-за отсутствия тем для разговора, со вторыми – из-за отсутствия у них интереса к своим потенциальным собеседникам. В этом смысле зрелые общества являются мостом между теми и другими, оказываясь в самом центре взаимодействия культур.
Однако мне необходимо сделать одно дополнение. Существенным фактором выступает не только количество располагаемых знаний, но и желание сохранять то, что было накоплено до сих пор. В периоды трансформаций нередко случается так, что общество отбрасывает опыт предыдущих поколений ради светлого будущего, тем самым переводя себя в разряд молодых представителей семейства мировых культур. Впрочем, груз прошлого продолжает действовать и при таком развитии событий, но уже, скорее, в завуалированном виде. Последнее обстоятельство подводит нас к последней проблеме, которую мне нужно коснуться в данном разделе. Итак.
Вообще говоря, слово «груз», особенно в сочетании с «историей» вызывает некоторые отрицательные коннотации. Слыша подобное, на ум приходит нечто гнетущее, подавляющее своей тяжестью. Получается так, словно кто-то несёт на себе крест, к которому он намертво приколочен. Привязаны ли общества к своему опыту насколько плотно, либо же у них имеется определённая доля свободы?
Лично я не склонен драматизировать ситуацию. Конечно, мы все, а в том числе и группы, которые мы образуем, спаяны со своей памятью. Глупо же отрицать тот факт, что, скажем, моё тело в прошлом подвергалось некоторым воздействиям как с моей, так и с чужой стороны, что и привело его в то состояние, которое я и могу наблюдать ныне. Но есть ли во всём этом предопределённость? Выражаясь иначе – обуславливает ли опыт будущее и настоящее?
Что касается сегодняшнего дня, то он неразрывно связан с прошедшими. По сути, настоящее – это итог всего того, что случилось прежде. Мы все выходим из прошлого, и потому его нельзя игнорировать по собственной прихоти. С другой стороны, само канувшее неоднородно и пористо. Одни события случились недавно, тогда как иные отстоят от нас на весьма далёком расстоянии. Всё это усугубляется нашим восприятием значимости, придаваемой соответствующим ситуациям.
Помню, как в школе я учил историю. Тогда для меня она была, наверное, чем-то вроде сказки или чем-то, передаваемом через привычные каналы повседневной речи, фоном, одним словом, чем-то не слишком реальным. Отчасти так оно и есть. Прошлое существует только в нашей памяти – и никак иначе. Но сегодня я полагаю, что прошедшее – это, скорее, рассказ, имеющие определённые цели. Зачем мы храним события, которые уже успели состояться?
Более того, в учебниках по истории упоминаются далеко не все происшествия, а лишь ограниченный их набор. Понятно же, что селекция осуществляется согласно ряду принципов, не все из которых легко поддаются обнаружению. Разумеется, можно заявить о желании того или иного государства индоктринировать обучаемых некоторым образом, но этого явно недостаточно, потому что зачем, в таком случае, писать о неудачах и провалах, о болезненных состояниях, о метаниях и неуверенности?
На эти вопросы, по сути, нет точного ответа. Единственно приемлемый заключается в том, что общество составляют отдельные люди с разными склонностями к запоминанию. Вычеркнуть что-либо из своих знаний сложно, а потому события неизбежно просочатся на поверхность. Это связано как с человеческой природой, так и с тем диапазоном возможностей, в рамках которого реализуются наблюдаемые нами варианты социумов. Коллективный же опыт страдает от того, что он не имеет привязки ни к материальным, ни к идеальным объектам, но всегда выступает в роли интерпретатора, собранием методов и способов описания действительности.
Это возвращает нас к вопросу о свободе. Конечно, абсолютной её ипостаси добиться принципиально нельзя, но ведь ни о чём подобном люди, как правило, и не мечтают. Им необходимы рамки и пределы, в которых бы они и реализовали себя. То же самое относится и к обусловленности прошлым настоящего. Последнее есть и продукт прошедшего, и некая начальная точка, от которой стартует всякое движение. Сейчас, читая эти строки, вы перематываете время вперёд, назначая новый исходный пункт. И ровно то же будет случаться всякий раз, когда вы будете возвращаться к данному тексту или к чему бы то ни было другому.
Мы все существуем как выходцы из канувшего в Лету, но оно хранится в нас, а потому нередко становится актуальным. Выражаясь проще – в нашей власти, по крайней мере, частично определять то, что последует далее. Хотите – отставьте книгу, пожелаете – и продолжите чтение. Никакие события в прошлом не смогут помешать вам принять решение хотя бы и в столь узком диапазоне. Конечно, мне могут возразить в том смысле, что не все проблемы имеют столь простой выход, но я и не настаиваю ни на чём подобном. Всё, что я тут утверждаю – это то, что в некоторых границах свобода всё же доступна.
К тому же не стоит забывать о том, что прошлое – это не всегда нечто отрицательное. Нередко оно, напротив, возвращается радостью и наслаждением для измученной настоящим души. Потому что из последнего выбраться нельзя точно, а вот сбежать от прошедшего всё-таки можно.
Очень часто приходится слышать о том, что кто-то хотел бы вернуться в прошлое и прожить последующие года как-то иначе. Как правило, выбирается некая знаковая дата, которая, по мнению путешественника во времени, кардинально изменила его судьбу, и, как ему представляется, определённые корректировки сделают его существование значительно лучше или, на худой конец, позволят избежать нежелательных последствий собственных действий.
Помимо утопичности подобного взгляда, заключающейся в парадоксе машины времени, он также страдает и от глупости. Если некто возвращается в прошлое и что-то там изменяет, то, тем самым, он трансформирует своё настоящее, которое служит побудительным мотивом для путешествия. А это, в свою очередь, лишает приключения смысла или делает его невозможным. Впрочем, проблема состоит даже не в этом, а в том, что никому на самом деле неизвестно, какие последствия будут иметь те или иные наши поступки. Вполне вероятен сюжет, где, как кажется, хорошие действия приводят к плохим результатам. Предсказать ничего нельзя.
Но есть ещё одно обстоятельство, которое полностью разрушает саму идею путешествий во времени. Его обычно связывают с оценкой настоящего. При этом почему-то упускается из виду то, что сама она есть результат некоторых событий прошлого. И потому, если бы они не случились, то и наш взгляд был бы иным. В этом смысле жалеть о чём-то сделанном глупо. Мы такие, какие мы есть, и это фундаментальный закон нашей жизни. Поэтому история – это отчасти приговор. Каждый из нас прошёл определённый путь и, как следствие, осведомлён только о нём, допуская ошибку экстраполяции, согласно которой он способен составить мнение обо всех прочих маршрутах. Что, очевидно, не является правдой.
В данном отношении последнее замечание поддерживается так называемым антропным принципом. Если принимать его в расчёт, получается так, что человек возникает не в силу случайных событий, а закономерно, чуть ли не неизбежно. Всё, что предшествовало настоящему мгновению – это и есть вся история. И остаётся, наверное, только гордиться тем, что мы, вот такие, существуем, а другие – нет. И, вообще говоря, неважно, какими мы бы стали при развёртывании альтернативных вариантов – этого нам просто никогда не дано узнать.
