Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха - Минутко Игорь (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
— Был. И ушел еще рано утром по дороге к границе.
22 сентября 1925 года. Последний ночлег в Индии в селении Панимик, на берегу реки Нурба. И днем, и ночью ремонтируют мост через реку: идет подготовка к переправе регулярных войск. Рерих заносит в дневник: «Таинственная починка пути встречалась нам и в других пограничных местах». Явно англичане в возможной войне готовятся наступать. В противном случае водные переправы разрушались бы.
… Ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое сентября. Огромная луна стоит над могучим и загадочным миром гор, полная тишина. Неожиданно в лагере появляется «лама». «Чтобы миновать мост, его провели где-то через поток».
— Вы бы отдохнули, — тихо говорит ему живописец. — Поспали.
— Нет, мне надо идти.
И он опять исчезает. «На перевал лама пойдет ночью…» Да, у Блюмкина ночная, опасная и ответственная работа: он бесшумно уходит к границе, он до рассвета пройдет многие километры, на карту будут наноситься пограничные кордоны, блокпосты, места сосредоточения войск и военной техники, высоты, удобные для огневых позиций; будут уточнены пограничные участки, где могут пройти пехота и техника…
Утром «лама», свежий и бодрый, появляется в расположении экспедиции:
— Продолжим путь?
Рерих от изумления сразу не может ответить: «лама» в новом обличий — на нем костюм уроженца китайского Туркестана, по документам он теперь купец-мусульманин из Яркенда.
— К чему такая перемена?..
— А как же, Николай Константинович? — победно-радостно говорит на чистейшем русском языке товарищ Блюмкин. — Завтра мы уже в Китае!
Тем не менее в дневнике живописца появляется запись, полная «удивления» (никуда не уйти от ее оценки — фальшивая): «Оказывается, наш лама говорит по-русски. Он даже знает многих наших друзей…»
Эти друзья — Агван Дорджиев, бывший агент российского Генерального штаба в окружении Далай-ламы, затем консультант советской разведки; второй — нарком иностранных дел СССР товарищ Чичерин.
Впрочем, в путевом дневнике эти примечательные персоны, естественно, не упоминаются. Зато следует заключительный восторженно-неискренний пассаж об агенте ОГПУ «ламе»:
Лама сообщает разные многозначительные вещи. Многие из этих вестей нам уже знакомы, но поучительно слышать, как в разных странах преломляется одно и то же обстоятельство. Разные страны как бы под стеклом разных цветов. Еще раз поражаешься мощности и неуловимости организации лам. Вся Азия как корнями пронизана этой странствующей организацией49.
Уверяю вас, Николай Константинович, «пронизана» не только Азия, но и другие страны и континенты. Впрочем, вы это прекрасно знаете. Только давайте уточним, что собой представляет восхищающая вас «организация лам». Ее главный штаб находится в Москве, на Лубянке, не так ли?
В нашем повествовании опускаются все перипетии многомесячного пути экспедиции Рериха по Китаю — вплоть до прибытия в Урумчи, фактически пограничный китайский город — Советский Союз, «родина», куда, похоже, так неудержимо рвутся наши отважные путешественники и исследователи, рядом…
Позади вынужденное сидение в Хатоне — полтора месяца, и за это время Николай Константинович создает давно задуманную серию картин «Майтрея, или Будда Грядущего», фактологическая основа которой — самая распространенная в Центральной Азии легенда о владыке Шамбалы, с приходом которого на земле воцарится справедливость и мир. Достижение Шамбалы — это стремление владеет живописцем постоянно, днем и ночью… Да, сейчас выбран другой путь. Так надо… Но потом…
Позади противостояние с китайскими властями Хатона, переписка со столицами европейских стран — Москвой, Лондоном, Нью-Йорком: воздействуйте на Китай, помогите продолжить «нашу мирную экспедицию». Переписка осуществляется через советского консула в Кашгаре Макса Франковича Думкаса, с ним пока установлена заочная связь. Вот начало первого письма Рериха соотечественнику с дипломатическим статусом:
Уважаемый господин консул! Из прилагаемых телеграмм Вы увидите, что наша экспедиция, о которой Вы уже могли слышать, терпит притеснение со стороны китайских властей Хатона. Мы уверены, что во имя культурной цели экспедиции Вы не откажете в своем просвещенном содействии. Не найдете ли возможности сообщить соответственно власти Урумчи, а также послать прилагаемые телеграммы через Москву…
Помощь и содействие оказаны быстро и решительно, Еще бы! Макс Франкович, агент ОГПУ по совместительству с дипломатической деятельностью, получил из «центра» соответствующие директивы. Потом, когда экспедиция достигнет Кашгара, шестого декабря 1925 года, Николай Константинович горячо поблагодарит «нового друга» за оказанную помощь.
Во всех переговорах с властями, хлопотах, конфликтах, которые возникают в пути с местными жителями — вплоть до вооруженных стычек, — постоянно участвует «китайский купец из Яркенда» — Яков Григорьевич Блюмкин, действуя умело, энергично, иногда в открытую, чаше тайно. «Политкомиссар» экспедиции постепенно превращается в телохранителя всех троих Рерихов, но прежде всего — Николая Константиновича; в одной из директив, полученных «ламой», говорится: «Он национальная ценность страны. Беречь как зеницу ока». И действительно, путь, которым следует экспедиция, опасен. Правда, пока еще не смертельно опасен…
Но — дальше, дальше! Скорее! Через Аксу, Куча, Карашар, Токсун — в Урумчи.
Одиннадцатого апреля 1926 года экспедиция Рериха прибыла в столицу Западного Китая. Ее уже ждали в советском консульстве, и прежде всего с нетерпением ждал лично консул товарищ Быстрое, Александр Ефимович Быстров-Запольский. С ним Николай Константинович тоже состоял в переписке, да и из Москвы соответствующие директивы были получены: «консул» являлся резидентом советской разведки в провинции Синьцзян (или в Западном Китае, что одно и то же). Но главная цель этой части Трансгималайской экспедиции еще не достигнута: в Урумчи, проводя свободное время в советском консульстве в дружеских беседах с Александром Ефимовичем и его коллегами, Рерихи, скрывая нетерпение, ждут. Ждут скорейшего оформления виз в Советский Союз. Да! Их заветная цель — попасть на родину! «В Москву, в Москву!» — мысленно произносят они вслед за чеховскими тремя сестрами.
И тут нам необходимо вернуться к одному прерванному диалогу.
Седьмое января 1925 года. Завтра пароход «Катари Мару» бросит якорь в порту Коломбо. А пока за иллюминатором каюты, которую занимают Рерих и его «научный секретарь» Шибаев, простирается безбрежный океан, и на нем полный штиль.
— Итак, Николай Константинович, — говорит Горбун, — наша цель может быть решена двояко, в зависимости от того, как будут складываться обстоятельства…
— Понятно! — раздраженно перебивает Николай Константинович. — Вы мне уже все это растолковали. И вот я вам отвечаю: я готов к дальнейшему сотрудничеству, к достижению этой вашей цели. Но при выполнении одного моего условия.
— В чем оно заключается?
— Оно заключается в следующем. Маршрут экспедиции по Северной Индии и Западному Китаю, как вам известно, завершается в Урумчи, а дальше — Монголия… Ну и по согласованному с китайскими и индийскими властями пути…
— Вы хотите сказать — с британскими властями, — усмехается Владимир Анатольевич. — Когда речь идет об Индии…
— Да, да! — Рерих раздражается все больше. — Так вот. Из Урумчи… Словом, надо изменить маршрут…
— Каким образом?
— Мы хотели бы попасть в Россию…— голос Николая Константиновича прерывается от волнения, — на родину.
— В Москву?
— Да, в Москву. Повидать родных, друзей… и…— живописец умолкает ненадолго. — У нас есть кое-что для передачи от индийского народа… Или… Впрочем, это уже на месте. Если… Если визит состоится. У нас есть также серьезные предложения для руководства страны. — Рерих прямо смотрит в глаза своего «научного секретаря». — Словом, таково мое условие дальнейшего сотрудничества с вами: сначала в Россию.
— Я думаю, — после некоторого раздумья отвечает Горбун, — ваше условие будет принято.
