Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха - Минутко Игорь (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
Сейчас — вот-вот сольются в одно русло два временных потока — с Трансгималайской экспедицией Рериха все резко волшебным образом изменилось: теперь на нее дружно работали, забыв на время распри и взаимную ненависть, два зама Дзержинского, Ягода и Трилиссер, и начальник спецотдела Бокий, то есть ОГПУ в тандеме с наркоматом иностранных дел, возглавляемым Чичериным.
Все это случилось после того, как в оба ведомства поступила одинаковая директива:
В чем дело? Почему мы упускаем инициативу на Востоке-в Китае, Тибете, Индии? Как осуществляются предложения китайских и индийских товарищей о создании там Восточного Интернационала и сокрушении английского колониального ига?Действуйте энергично, не считаясь с затратами. Докладывайте регулярно.
Сталин
В середине августа 1925 года в районном центре, селе Гарм, расположенном в южном Таджикистане, появился необычный приезжий, на которого все сразу обратили внимание: смуглый молодой человек, коренастый, крепкий, в летнем легком костюме, в гетрах и горных ботинках из мягкой податливой кожи на толстой ребристой подошве (они в серо-белой пуховой пыли на дороге оставляли затейливые следы, которые с изумлением рассматривали мальчишки); в руке у него был дорожный саквояж, явно тяжелый; соломенную шляпу с широкими полями он держал в руке, обмахиваясь ею — был полдень, невыносимый зной при полном безветрии, и обступившие горы тонули в сиреневом мареве.
Незнакомец стоял на единственной площади села и зорко оглядывался по сторонам. Он заметил все сразу: домик милиции, райсовет, который занимал единственное каменное двухэтажное здание, чайхану (на ее открытой веранде за низкими столиками сидели, по-турецки скрестив ноги, старики в пестрых халатах, с темными лицами, с пиалами в руках и, полные достоинства, молча смотрели на чужестранца, казалось, не проявляя к нему никакого интереса).
Рядом с чайханой расположился «Дом приезжих» — с плоской крышей, старый и ветхий. Все вывески здесь были на двух языках — русском и таджикском.
Молодой человек начал с «Лома приезжих», в котором снял двухкомнатный номер, заплатив за обе «койки» — он свободно говорил по-персидски (а таджикский лишь разновидность этого языка), и сия поразительная новость мгновенно распространилась по всему Гарму.
Следующий визит был в милицию, где незнакомец представился, предъявив паспорт и командировочное удостоверение: Петровский Вадим Никитович, сотрудник акционерного общества «Шерсть».
— Прибыл для закупок сырья, — сказал он местному милицейскому начальству. — Расскажите, как у вас тут с шерстью, посоветуйте, где закупать. Как с интересующим меня товаром в самом Гарме?
— Можно и в Гарме, — ответили ему. — Но уже был тут закупщик от вас с месяц назад. Надо по кишлакам ехать. С проводником поможем.
— Спасибо, товарищи. Я у вас на день-другой останусь, осмотрюсь. Может, проводника сам найду.
Действительно, два дня Вадим Никитович пробыл в селе: гулял по пыльным улицам, любовался окрестными горами, на базаре приценивался к фруктам, овечьему сыру, прочей снеди, но ничего не купил. Поговорил с несколькими проводниками, знающими тропы в Памир, но никого не нанял. На почте отправил несколько телеграмм…
А на третью ночь товарищ Петровский, расплатившись в «Ломе приезжих» с заспанной дежурной, вышел, сказав, что отправляется на закупки в кишлаки, и больше никогда в Гарме не появился.
…Следующее раннее утро, еще свежее, с призраками тумана в распадках, застало караван паломников-исмаилистов, состоящий из пяти человек, уже далеко от Гарма. Путь предстоял дальний — в Индию, к святым местам. Ехали на местных лошадях, и дорожная поклажа у искателей божественных истин была изрядно тяжела, поэтому двигались неторопливым шагом. Вели караван два проводника: памирец Назар-Шо, прекрасно знавший тропы Горного Бадахшана, через который пролегал путь, и монгольский лама в длинном оранжевом халате (приходилось, садясь на лошадь, подпихивать под седло полы), с наголо стриженной головой. Это был товарищ Петровский, а еще точнее — Яков Григорьевич Блюмкин собственной персоной.
Советский Памир тогда примыкал к северной Индии: несколько километров по Афганистану и — Индия. Поскольку в последнее время отношения между Советским Союзом и Англией были накалены до предела, граница здесь охранялась индийской стороной жесточайшим образом, особенно в районе административного центра Читрол, через который шла удобная дорога в глубину Индии: ни один человек с «той стороны» не мог здесь беспрепятственно пересечь пограничную черту. («Гилгит и Читрол берегутся особо» — Николай Рерих, помните?) И лишь паломники-исмаилисты могли пересечь границу, не опасаясь ареста — таково было распоряжение английской администрации, которое беспрекословно выполняли туземные пограничники.
Вот и последний советский кишлак Кизил-рабат… Узкая полоса афганской земли… Перевал Вахджир… Индийская пограничная застава.
Помолились, воздев руки к небу. Двинулись вперед. Прошли!
…Семнадцатого сентября 1925 года «монгольский лама» Блюмкин появился в столице княжества Ладак, в Лехе.
Здесь уже больше месяца находилась экспедиция Рериха. Изучались достопримечательности, делались наброски картин, совершались походы в окрестности, производились раскопки, выяснялись отношения с местной администрацией — необходимо было получить разрешение на продолжение пути.
Но особо не спешили, потому что ждали.
Ждали гонца из самого «центра», то есть из Москвы, о чем сообщил тайный связной, который постоянно сопровождал экспедицию, то появляясь, то исчезая. Об ожидаемом гонце знали только три человека: Николай Константинович, Елена Ивановна и Юрий Николаевич Рерихи.
И — наконец-то! Энергичный стук в дверь номера местной гостиницы, который занимало путешествующее семейство:
— Разрешите? — Мужской голос произнес это слово по-английски.
Вот как Николай Константинович описывает появление «ламы»:
Приходит монгольский лама, и с ним новая волна вестей. В Лхасе ждут наш приезд. В монастырях толкуют о пророчествах. Отличный лама. Уже побывал от Урги до Цейлона. Как глубоко проникающа эта организация лам!
Не кажется ли вам, господин Рерих, что «глубоко проникающа» совсем другая организация? Нет, какая выдержка! Ни один мускул не дрогнул на лице уважаемого маэстро. Он наверняка сразу узнал «ламу» — ведь они встречались в Лондоне в 1920 году, беседовали на значительные темы, и потом художник неожиданного соотечественника, появившегося в маленьком кафе возле зала, где Дягилев репетировал свои балеты, назвал «стальными челюстями». И откуда пожаловал «отличный лама», тоже известно Рериху.
Согласитесь, не зная истории сотрудничества живописца с ОГПУ и факта его знакомства с суперагентом Блюмкиным, ничего не извлечешь из процитированного текста. Он фальшиво-радостен, индифферентен, не несет никакой информации. Скорее всего эта невнятная для непосвященного запись сделана по принципу: потом прочитать и вспомнить подтекст.
Но давайте проследим дальше путь «ламы» — по дневнику Николая Константиновича.
Экспедиция из Ладака продолжает двигаться по намеченному маршруту — к Хотану.
Рерих восхищается своим новым спутником (стал-таки Блюмкин комиссаром в экспедиции, цель которой — Тибет, Шамбала):
Нет в ламе ни чуточки ханжества, и для защиты основ (интересно, каких? Впрочем, мы знаем, какие «основы» может героически защищать Яков Григорьевич — И.М.) он готов и оружие взять. Шепчет: «Не говорите этому человеку — все разболтает», или «А теперь я лучше уйду». И ничего лишнего не чувствуется за его побуждениями. И как легок он на передвижения!
Что легок, то легок…
В первую же ночь после выхода каравана из Леха «лама» покинул экспедицию, сообщив только Николаю Константиновичу и его сыну, что появится вновь через три дня и будет их ждать на конспиративной явке в приграничном монастыре Сандолинг.
Да, уже рядом китайская граница.
Однако когда экспедиция через три дня появилась в буддийском храме монастыря, на вопрос Юрия Николаевич, был ли здесь монгольский лама, последовал ответ:
