Адольф Гитлер (Том 2) - Фест Иоахим К. (читать бесплатно полные книги TXT) 📗

Зато теперь взялись за дело другие. Опасаясь, что явно приближающаяся смерть Гинденбурга уничтожит последний шанс направить режим по более умеренному пути, закулисные консервативные круги нажали на Франца фон Папена, чтобы он немедленно дал знак к выступлению. 17 июня, когда Гитлер был в Гере на встрече с руководством партии, вице-канцлер произнёс в Марбургском университете речь, подготовленную для него консервативным писателем Эдгаром Юнгом и имевшую эффект разорвавшейся бомбы. Он критиковал режим насилия и необузданный радикализм национал-социалистической революции, резко выступил против недостойного пресмыкательства и практики нивелирующей унификации, «противоестественного притязания на тоталитарность», а также плебейского неуважения к духовному труду. Далее он продолжал:

Речь произвела чрезвычайный эффект, хотя точный текст её был почти неизвестен, так как Геббельс в последнюю минуту отменил намеченную на вечер её трансляцию и запретил какую-либо публикацию её в печати. Сам Гитлер явно воспринял выступление Папена как брошенный ему лично вызов и разразился перед гвардией своих партийных руководителей яростными угрозами. Он возбуждённо клеймил «всех этих карликов» и грозил, что мощь «нашей общей идеи сметёт их с дороги… Раньше у них были силы предотвратить возвышение национал-социализма; пробудившийся народ отправит их в усыпальницу… Пока они брюзжат, они нам безразличны. Но, если они когда-нибудь попытаются перейти от критики к делу и совершить хоть малейший шаг вероломства, они могут быть уверены, что будут иметь сегодня дело не с трусливой и коррумпированной буржуазией 1918 года, а с кулаком всего народа» [549]. Когда после этого Папен потребовал своей отставки, Гитлер оттянул решение, предложив вместе посетить Гинденбурга в Нойдеке.

Действительно, складывается впечатление, что на какой-то момент Гитлер утратил ориентацию и не знал, с каким раскладом он имеет дело. Бесспорно, до него доходили выражения недовольства со стороны президента, он также знал и об озабоченности верхушки рейхсвера. Он мог не без основания подозревать, что неосмотрительный, вечно лезущий на передний план господин фон Папен раскрыл в Марбурге тайно установленные связи и что за ним стоит вся мощь и нетерпение армейского руководства, президента и все ещё влиятельных консервативных кругов. 21 июня он отправился в Нойдек и вновь спровоцировал Папена, не пригласив его туда, как это было условлено двумя днями раньше. Но ведь целью визита и было подорвать опасную связь между Гинденбургом и Папеном, а также проверить настроение и решимость президента, в этих делах вице-канцлер был бы лишь помехой. Ещё до визита к президенту находящийся в Нойдеке руководитель имперского ведомства по делам печати Вальтер Функ проинформировал его о типично солдатской реакции фельдмаршала: «Если Папен не может соблюдать дисциплину, то пусть делает выводы».

И сам Гинденбург, похоже, успокоил Гитлера, но инцидент в целом показал ему, что время терять нельзя. Сразу после возвращения он замкнулся на три дня в Оберзальцберге, чтобы обдумать ситуацию, и, судя по всему, было принято решение перейти в наступление и также намечен срок начала акции. 26 июня, вернувшись в Берлин, Гитлер тут же приказал арестовать Эдгара Юнга, а когда Папен снова захотел пожаловаться, Гитлер, недолго думая, велел сказать, что его нет на месте. Погрозив соседнему зданию, где работал вице-канцлер, он сказал Альфреду Розенбергу, который был как раз в саду имперской канцелярии: «Да, вон откуда все идёт, дайте только время и я разнесу всю эту контору» [550]. До и во время этих событий произошли инциденты, которые ещё больше повысили напряжённость. Уже в начале июня СС и СД получили указание пристально наблюдать за СА и стали готовиться к операции. Комендант лагеря Дахау эсэсовец Айкке провёл со своими командирами штабные учения по планируемой операции в районе Мюнхена, Лехвельда и Бад-Висзее. Ходили слухи о связях Рема с Шляйхером. Бывшему канцлеру Брюнингу тайком намекнули, что его жизнь в опасности, и он тайно покинул Германию; Шляйхер, который получил многочисленные аналогичные сигналы, хотя и удалился на некоторое время из Берлина, однако скоро вернулся и отказался от приглашения своего друга полковника Отта съездить в Японию, он не хотел стать «беглым» [551]. Между Гиммлером, его впервые явно рвущимся на передний план помощником Райнхардом Гейдрихом, Герингом и Бломбергом циркулировал так называемый общеимперский список с именами людей, которых в известный момент намечалось арестовать или расстрелять. Гейдрих и руководитель СД Вернер Бест не смогли при этом договориться, как быть с мюнхенским обергруппенфюрером СА Шнайдхубером, которого один считал «приличным и верным», а другой – «таким же опасным», как и остальные, в то время как Лутце обсуждал с Гитлером, ликвидировать ли самую верхушку или же более широкий круг «главных виновников» и позже жаловался на гнусность СС, которые первоначальный список из семи жертв по субъективным причинам и соображениям мести расширили до семнадцати, а в конце концов и до более чем восьмидесяти человек [552]. 23 июня на стол отдела контрразведки в министерстве рейхсвера при таинственных обстоятельствах попал сфабрикованный секретный приказ Рема, который призывал штурмовые отряды браться за оружие, но этот документ был разоблачён как фальшивка уже по той причине, что в перечне его рассылки были указаны заклятые враги Рема – Гиммлер и Гейдрих. Примерно в тот же день Эдмунд Хайнес, группенфюрер СА из Силезии, получил сообщение, что рейхсвер готовится к действиям против СА, в то время как до начальника военного округа Бреслау генерала фон Кляйста дошли известия, из которых складывалась «картина лихорадочных приготовлений СА» [553]. Почти каждый день в речах по радио или на митингах звучали предупреждения в адрес поборников «Второй революции» и консервативной оппозиции. 21 июня Геббельс заявил на празднике солнцестояния на Берлинском стадионе: «Этому сорту людей импонирует только сила, самоуверенность и сила. Они это увидят!.. Им не остановить поступь века. Мы перешагнём через них». Четырьмя днями позже Гесс обратился по радио к «играющим в революцию», которые не доверяют «великому стратегу революции» Адольфу Гитлеру: «горе нарушающим долг верности!» 26 июня на собрании в Гамбурге Геринг отверг все планы восстановления монархии: «У нас, живых, есть Адольф Гитлер!», он пригрозил «реакционной своре»: «Когда чаша терпения переполнится, я нанесу удар! Мы работали, как никто ещё не работал, потому что за нами стоит народ, который доверяет нам… Кто согрешит против этого доверия, лишит себя головы». Ещё одно высказывание, на этот раз Гесса, в пророческом ключе: «уход национал-социализма с политической сцены немецкого народа» вызовет «европейский хаос» [554]. Будто управляемые уверенною рукой, события с этого момента устремились к кульминационной точке. Пока СА, где никто ничего не подозревал, готовились к своему отпуску, Рем и его ближайшее окружение разместились в гостинице «Хансльбауэр» в Висзее. 25 июня Имперский союз немецких офицеров исключил его из своих рядов и тем самым, если смотреть строго с точки зрения чести союза, как бы дал добро на его ликвидацию. На следующий день Гиммлер уведомил всех окружных руководителей СС и СД о «предстоящем бунте СА во главе с Ремом», в котором, по его словам, примут участие и другие оппозиционные группы [555]. Ещё днём позже группенфюрер СС Зепп Дитрих, командир охранного батальона СС в Берлине, обратился к начальнику организационного отдела сухопутных войск с просьбой о выделении дополнительного вооружения для выполнения секретного задания фюрера. Чтобы придать заявке большую убедительность, Дитрих представил составленный СА список подлежащих ликвидации, в котором было имя самого начальника отдела. Чтобы устранить все возникающие сомнения, Райхенау, точно так же как Гиммлер, вводил людей в заблуждение, обманывал и прибегал к многочисленным запугивающим выдумкам. Скоро стали ходить слухи, что СА грозили «прикончить» всех старших офицеров. [556]