Таганский дневник. Книга 2 - Золотухин Валерий Сергеевич (книги без регистрации txt) 📗
Сегодня артист Золотухин был блестящ! Сегодня можно спрашивать у него, счастлив ли он, потому что он счастлив. Благодарю тебя, Господи! И отчасти папу с мамой, сестру, Тамару и Ирбис.
Четверг, раннее-раннее утро. Молитва
Любимов был весьма груб вчера с Анькой. Она, бедная, плакала в уборной. «Пусть он свои отношения с женами выясняет, не со мной… Неделя унижений и хамства. Со мной так в жизни никто не разговаривал!» А ее финальный монолог он убрал вместе с Родионом, и, думаю, очень правильно сделал. «Ваши страдания и слезы дальше 3-го ряда не доходят», а несколько дней назад он говорил ей очень хорошие слова об этой сцене, и мне один на один. И вот перед вторым спектаклем за час до начала он убирает у актрисы весь текст и всю самовыявленческую сцену, да еще кричит и грубит ей в присутствии других — есть от чего сойти с ума. Но Анька, отплакав, собралась, и такое тепло от нее на сцене… Думаю, наши отношения партнерские и человеческие развивались не так уж и неправильно, вернее, не так, как мне хотелось — разговоры, беседы при луне. Нет, она человек свободный, независимый, очень деликатный. Таганского хамства нет в ней близко и шипом змеиным, как две подружки, не заражена она. Храни ее Господь!
На Таганке, как рассказывает прилетевшая на премьеру девочка Беляева, с депутатами приезжал в театр Губенко. Выходил на сцену, пел «Россию», читал стихи и говорил, что это наша сцена (Содружества), что скоро здесь будет поставлена С. Соловьевым чеховская «Чайка». Что это? Что за разбой?
Важно. Все театральные веды — критики, историки — из Америки, Франции, Германии, с которыми я встречался, определенно и автономно высказывают радостную мысль, что не зря приехали и увидели «Живаго», что Любимов не кончился, а «Живаго» — начало новой Таганки, новой эстетики, музыкальности и театральности. Что у книг, которые они пишут о Любимове, теперь будет замечательный конец, предполагающий рождение и развитие. Это очень важно. Гораздо важнее того, что в какой-то газете меня назвали «бриллиантом». Пока не увижу — не поверю, во-первых, а во-вторых, я и сам это знаю про себя. Интересно, во сколько оценивает этот «бриллиант» Любимов?
Воскресенье. Молитва, зарядка, душ
И вот сегодня — прощай, Венский фестиваль, прощай, венская публика. Прости меня, публика, если я тебе мало угодил и совсем не напомнил Омара Шерифа — каждому свое. Будь милосердна, публика, и поаплодируй на прощание погорячее. Я сегодня буду прощаться с моей Ларой. И ты, публика, пожалей меня, как жалеет меня иногда «рябинов куст», если его хорошо попросить. Вчера и сегодня тебе повезло, публика, с погодой — прохладно, и нет такой парилки в партере, и не стоит облако испарений над креслами. Ты можешь помочь мне, публика, или можешь изобличить, повалить меня. Не надо. Голос я все-таки посадил, а надо доиграть и псалом допеть. К тому же, уважаемая публика, сегодня прощание с театром, какую-то самодеятельность надо придумать.
Понедельник. Молитва, зарядка, душ, кофе
Шеф. Интересно его возвращение в «ливановские дебри». Вчера, позавчера, когда он был очень доволен и радости его не было конца, он мне сказал:
— Вот теперь в конце можешь чуть-чуть усилить отчаяние.
Много говорить мне не надо, я понял, куда надо брести, и он рад, что марионетка Золотухин послушен его рукам. И рад, конечно, я, что могу быть послушным, что есть возможности и талант волю его выполнить. Это взаимопонимание дает плоды. Но мне другое поразительно в шефе — как он возвращает иногда вещи, резко им отвергнутые, но возвращает он их, конечно, в ином свете и в своей коррекции. Это потрясающе!! И опять и опять — нет, он не хочет, чтоб было хуже.
Среда, мой день был, оказывается
Молитва, зарядка, душ
По дороге в Германию у какой-то речушки, из Альп текущей, встал в последний раз головой на венскую, австрийскую землю, подстелив куртку им. Любимова, в Мюнхене приобретенную. Как мне хотелось, чтоб мое на головостояние увидел шеф, и он увидел:
— Молодец, Валерий.
Такая детская, холуйская доверительность, чтоб хозяин поощрил, заметил, погладил по головке. Так и проходит моя жизнь в работниках у Любимова. И чем она отличается от жизни в работниках моего родителя у хозяина Новикова?! Редко кого отец вспоминал с таким добром и уважением, но зачем-то убежал от него в революцию, а чтоб с подвигом явиться к бедняцкому вождизму и смутьянам, взял да поджег сукновалку. Ну зачем он уничтожал добро? Грабеж, дележ, разбой — «до основанья, а затем…» За какую новую жизнь надо бороться уничтожением труда рук человеческих, в том числе и его. Ведь он был работником хорошим, на хорошем счету у хозяина. Приносил матери, Елене Александровне, бабушке моей, какие-то заработки свои. В батраках… ну а что в этом? Осталась мать без кормильца, отдала мужичков в работники — постепенно, глядишь, снова встали бы на ноги. Бесы.
Четверг. Молитва, зарядка, душ
Меня это забавляет и, не совру, поднимает в собственных глазах. Ведь состязание с Филатовым, ревность и прочее все равно происходит, так ли сяк ли? Ведь многие думают, что Шацкая бросила Золотухина и предпочла его Филатову. Кто талантливее, кто знаменитее, тот и богаче. Соревнование происходит на фоне и по отношению к Денису, к сыну. Эту фразу Нинкину я никогда не забуду. «Не звони Денису, дескать, не проявляйся особо, его воспитывает другой человек, другого уровня». Вот этот уровень, который, по мнению Шацкой, гораздо куда как выше, заоблачно выше золотухинского, мне и хочется всем показать. Но главный закоперщик этого состязания — сам Леня. Безумно тщеславный, жестокий, злой человек, но не лишенный ума — что приводит его к таким проявлениям? Кроме состязания профессионального, где он, как ему кажется, особенно после «Сукиных детей», достиг большого перевеса, происходит состязание нравственно-человеческое, и тут у него происходят страшные проколы. Эфрос — это чудовищное нравственное пятно, и тут они с Губенко кровно повязаны, хотя от публичных проявлений, оскорбительных проявлений Бог Кольку миловал. Филатов же вляпался всей своей жизнью, а значит, там многое напутано в голове. И вот теперь с Любимовым. И тут он пошел против Золотухина, истерично закрыв глаза и очертя голову, не посмотрев толком, в какой стороне противник и не гнушаясь никакими средствами. Мне жаль его. Но соревнование будет продолжаться, хотим мы того или не хотим. Ведь почему-то я так не хотел, я молил Бога (хотя я вру — нет, не молил, это я написал в «Зеленой»), Я не хотел, чтоб Нинка родила от него, это да, но не молил — это глупость. Дети — это мой козырь непобиваемый, это его, быть может, в конечном счете бесит больше всего. Всякое поражение Любимова есть поражение Золотухина в первую очередь. Это только надо на секунду, Господи прости, представить, как он ждет провала «Живаго». И даже не столько художественного провала, сколько ждет он критику, убийственную, минкинскую, чтоб все от начала до конца в спектакле было осмеяно и обругано. Вот чего он ждет и за что он заплатил бы дорогую цену. Любопытно — состоялась ли вчера объявленная репетиция «Чайки»? 8 ролей, Нина, Треплев — должны быть приглашенные. Все остальные будут изображать народ, русалок и перейдут в рабочие сцены. Почему не назвать театр «Сукины дети»?! Кассовое название, под стать Герострату Храм театра превратили в храм Герострата.
Воскресенье. Троица — великий праздник
Главные события — в театре. Губенко со товарищи приходит, занимает 310 комнату, при помощи депутатов проходит в театр. Депутаты требуют от бухгалтера документы на аренду, угрожают. Что касается репетиций, тут, я думаю, нельзя это квалифицировать как безобразие и хулиганство — надо приветствовать и ждать решения суда.
Любимов из Греции вернулся неожиданно быстро.
