Убийство Моцарта - Вейс Дэвид (лучшие книги читать онлайн TXT) 📗
– В конце концов император Иосиф не разрешил отослать письмо. Но я его пошлю теперь. Новый император, брат Иосифа, прислушивается к моим советам.
– Он скончался. Сейчас правит его сын Франц. Уже много лет.
– Я близкий друг императорской семьи. На Венском конгрессе я дирижировал оркестром. Они не одобряли его музыки, уж я-то знаю. От «Свадьбы Фигаро» не осталось и следа, как и от его тела. Вам удалось разыскать тело?
Сальери бросал им вызов. С торжествующим видом он шагал взад-вперед по комнате.
– Значит, императорская семья разделяла ваше мнение о Моцарте? – спросила Дебора.
– Конечно!
– Они вам так и говорили?
– Мадам, я ведь не так глуп, им не за чем было высказываться об этом вслух. Я догадывался об их чувствах. Я был виртуозом во всем. Князь Меттерних называл меня королем интриги и говорил, что, будь я его противником, он бы не знал покоя. Вы думаете, я нахожусь здесь из-за болезни?
– А почему же? – спросила Дебора.
– Шш… – Сальери поманил их к себе. – Я нахожусь здесь под защитой. Есть люди, которые желают мне смерти.
– Кто же это?
– Я вам не скажу, иначе вы меня выдадите. Но мне удалось избавиться от да Понте.
– Он жив, – вставил Джэсон.
– Без меня ему не написать бы ни единой оперы. А его друг мертв.
– Вы угощали Моцарта гусиной печенкой у себя на ужине в тот вечер? – напрямик спросил Джэсон.
– Этим варварским немецким кушаньем! Кто вам это сказал?
– Многие люди. Вы хотели отравить его этим кушаньем, маэстро?
– Смертельны не только яды, но и некоторая пища, – поучительно произнес Сальери.
– Отчего вы угощали такой пищей Моцарта, если знали, что она вредна?
– Это не яд. Есть много способов отравить человека: порошок, растворенный в вине, отравленная перчатка, грязный ватерклозет…
– И тело исчезло, – задумчиво произнес Джэсон.
– Пепел был развеян по ветру. Не осталось никаких улик. Раз нет тела, нельзя доказать и вину.
– Вы дошли до кладбища?
– Началась ужасная метель. Я не мог туда добраться.
– А почему исчезло тело, вы знаете?
Сальери начал хохотать, смех перешел в истерические рыдания, а затем в приступ кашля, который, казалось, удушит его.
Смотритель подал ему стакан воды, но Сальери сделал несколько глотков лишь после того, как тот ее попробовал. Он погрузился в угрюмое молчание, не обращая больше внимания на посетителей. Они стараются загнать меня в тупик, думал он, хотят вернуть прошлое, но им ни за что не найти того аптекаря, я назвался чужим именем, да он и не знал меня в лицо, он тогда уже был дряхлым стариком и, видно, давно умер, к тому же аптекарь обязан отпустить покупателю яд, пусть даже мышьяк, они не посмеют меня тронуть, у меня связи при дворе, меня защитят, вот почему я здесь, найти бы только священника и обрести наконец покой, чтобы не гореть в вечном огне.
И тут он услышал, как смотритель говорит посетителям:
– Вам лучше уйти. Что если он вдруг отдаст богу душу в вашем присутствии? Тогда не миновать беды. Он совсем слаб, еле дышит. Это может случиться в любую минуту.
Он слышал и другие голоса, кричавшие:
«Твои дни сочтены, Антонио, смерть близка, твои дни сочтены, они настигают тебя».
Он повернулся к посетителям и в зеркале на стене увидел свое отражение. Он не узнал себя. Неужели это я, ужаснулся он, безобразный, сломленный жизнью старик?
Гордость и раскаяние боролись в нем, прошлое не давало ему покоя, он не отводил от зеркала напряженного взора; хор голосов снова звучал у него в голове: голос Моцарта, – но он ведь мертв, – голоса да Понте, Иосифа, и снова голос Моцарта. Неужели Моцарт будет вечно преследовать его? Моцарт, подступавший все ближе, восставший из могилы. Но ведь могилы нет. А значит, нет и Моцарта.
Он бросился к зеркалу, пытаясь разбить стекло, заглушить пронзительные голоса, – какое великолепное получится крещендо! И вдруг остановился. Слышат ли они то, что слышит он, эту прекрасную музыку! Отчаяние, зависть, ненависть захлестнули его, никогда не создать ему ничего равного, и этого он никогда не простит Моцарту.
Джэсон и Дебора бросились было удержать Сальери, но тот внезапно замер на месте, прикрыл отражение рукой и повторял:
– Убийца! Убийца!
Отражение молчало, и он, вырываясь из их рук, упал на пол, моля дать покой его душе и измученному телу.
– Что я с ним сделал! Что сделал! – твердил он.
40. Последний путь
– Что сказал Сальери? – спросил Эрнест, с нетерпением ожидавший их у ворот.
– Он говорил о многом. И кое-чему я поверил, – ответил Джэсон.
– К чему же вы склоняетесь после разговора с ним?
– Я считаю его виновным. И расскажу о том, что узнал, всему свету.
– Ему пришлось признаться, ибо если он и не совершал преступления, то виноват уже тем, что замышлял его, – высказала свое предположение Дебора.
– Нет, Сальери не ограничился одним замыслом, – не согласился с ней Джэсон. – То, что мы видели, Эрнест, было ужасно, отвратительно. Нет, Сальери действовал сознательно, он намеренно причинял Моцарту боль и страдания; тогда он был в здравом уме, но, движимый ненавистью, покушался на жизнь Моцарта всеми возможными способами.
Следующие несколько дней прошли спокойно. Дебора уговаривала Джэсона поскорее закончить дела с ораторией и готовиться к отъезду, и он не возражал, как вдруг от Эрнеста пришла записка без подписи:
«Вчера, седьмого мая, Сальери скончался. Газеты поместили краткое сообщение, но о причине смерти молчат. На мой взгляд, вам следует немедленно покинуть Вену, независимо от того, завершена ли оратория. Если обнаружится, что вы виделись с ним за несколько дней до смерти, на вас могут возвести обвинение».
Джэсон тут же отправился к Гробу. Срок их виз кончается, сказал он, они предпочитают уехать, пока не возникли новые затруднения.
Гроб ничуть не удивился их решению, наоборот, даже обрадовался. Май – идеальный месяц для путешествия, сказал банкир, он постарается поскорее приготовить деньги; что же касается оратории, то он пришлет к ним Шиндлера.
– А нельзя ли мне самому повидаться с Бетховеном? – спросил Джэсон.
– Пожалуйста, если у вас есть желание отправиться в Баден. Плохое здоровье заставило его туда уехать, а Шиндлера он оставил в Вене распоряжаться его делами.
– Вы считаете, что оратория не закончена?
– Нет. Надеюсь, вы не слишком огорчены. А деньги, оставленные в залог, вы получите обратно. Я никогда не злоупотреблял вашим доверием. В ближайшие дни все будет улажено. – И Гроб сердечно обнял Джэсона за плечи и проводил до дверей.
Дальнейшая задержка с отъездом сильно тревожила Дебору, но Джэсон уверял, что деньги никак нельзя получить раньше и что для беспокойства нет оснований. Она не верила.
Шиндлер с печальным видом объявил:
– Я вынужден, к сожалению, вам сообщить, что маэстро не сможет завершить ораторию.
– Это окончательный ответ? – спросил Джэсон.
– Да. Я поверенный Бетховена, хотя Гроб и делает вид, что таковым является он.
– Что с господином Бетховеном?
– У него плохо с желудком. Возможно, Шуберт согласится написать для вас ораторию.
– Но Шуберт ведь сочиняет песни.
– В основном, песни. Но он сильно нуждается в деньгах. В последнее время его преследуют неудачи. Он пришел тогда на концерт Анны Готлиб в надежде, что она согласится исполнять его песни, а она отказалась под предлогом, что поет одного Моцарта. Шуберт написал новую оперу, а цензор запретил ее за сюжет. У него подавленное настроение, заказ на ораторию был бы весьма кстати.
– Я могу дать ему некоторую сумму.
– В качестве платы за ораторию?
– Нет, мы не можем задерживаться. В качестве подарка.
– Шуберт ни за что его не примет, – заметил Шиндлер. У дверей он вдруг вспомнил:
– Вы, конечно, слыхали о Сальери?
Джэсон постарался изобразить на лице непонимание.
