Множественные умы Билли Миллигана - Киз Дэниел (книги txt) 📗
– Нужно все предусмотреть, Билли, – сказал Кол, – подумать о том, с чем ты можешь столкнуться на улице.
– Что вы имеете в виду?
– Давай представим, что может случиться и как ты отреагируешь. Предположим, ты идешь по Корт-стрит. Тебя увидела женщина, узнала, подошла к тебе и без всякого предупреждения дала тебе пощечину. Ведь ты понимаешь, что это возможно? Люди знают, кто ты. Что ты сделаешь?
Билли дотронулся рукой до щеки.
– Я отойду в сторону и пройду дальше.
– Допустим. А предположим, к тебе подошел мужчина, обозвал тебя грязным словом, назвал насильником, ударил тебя и сбил с ног. Как ты поступишь?
– Доктор Кол, – сказал Билли, – я не хочу в тюрьму. Я останусь лежать и буду надеяться, что он продолжит свой путь и оставит меня в покое.
Кол улыбнулся:
– Похоже, ты кое-чему научился. Что ж, пора это доказать.
В первый раз, когда Билли вышел в город один, он почувствовал и опьянение свободой, и страх. Он аккуратно переходил улицы, чтобы не привлечь внимание полицейского, просто кожей чувствовал проходящих мимо него людей, моля Бога, чтобы никто не напал на него. Если это случится, Билли не будет отвечать – он сделает именно то, что обещал доктору Колу.
Билли приобрел принадлежности для рисования, потом пошел в парикмахерскую «Усы твоего папы». Норма Дишонг заранее позвонила и предупредила менеджера и персонал, что Билли Миллиган придет к ним подстричь волосы. Присутствующие здоровались с ним: «Привет, Билли!», «Как дела, Билли?», «Эй, Билли, хорошо выглядишь!»
Бобби, молодая женщина, которая его подстригала, разговаривала с ним дружелюбно и даже отказалась от платы за стрижку. Она сказала, что он может приходить в любое время, без предупреждения, и она всегда подстрижет его бесплатно.
На улице несколько школьников, узнавших его, улыбнулись и помахали ему рукой. Он вернулся в клинику, чувствуя себя потрясающе. Не случилось ни одной из тех страшных вещей, к которым доктор Кол готовил его. Все и дальше будет хорошо.
19 февраля Дороти приехала одна навестить сына. Билли записал на пленку их разговор. Он хотел больше узнать о своем детстве, чтобы понять, почему его отец, Джонни Моррисон, покончил с собой.
– Ты создал собственный образ отца, – сказала Дороти. – Иногда ты задавал мне вопросы, и я, насколько могла, отвечала на них, но никогда не подрывала его репутацию. Я никогда не говорила о нем плохо. Зачем причинять детям боль? Ты создал свой образ отца, и это был твой папа.
– Расскажи мне еще, – сказал Билли. – О том времени во Флориде, когда ты отдала ему все свои деньги, чтобы он мог отправиться в турне, а в доме не оставалось ничего, кроме банки тунца и коробки макарон. Он вернулся с деньгами?
– Нет. Он отправился в дачно-курортные районы. Я не знаю, что там произошло, но он вернулся с…
– Зачем он поехал туда?
– Это высоко в горах Катскилл, отели в еврейском секторе. Он поехал туда, чтобы делать свою работу – заниматься шоу-бизнесом. Именно тогда я получила письмо от его агента, там было сказано: «Я никогда не верил, что ты сделаешь такое, Джонни». Не знаю, что там случилось. Когда он вернулся, то был еще более подавленным, чем всегда, и так продолжалось все время.
– Ты читала его предсмертное письмо? Я слышал от Гэри Швейкарта, что в нем названы имена всех людей…
– Были имена некоторых, кому он задолжал. Но никого из ростовщиков, хотя я знала, что были и такие. Мы ездили с ним – я сидела в машине, Джонни шел отдавать долг. И каждый раз места были разные. Он платил карточные долги. Сначала я думала, что меня обяжут платить эти долги, но не собиралась платить их. Не я залезала в эти проклятые долги. Я помогала ему, чем могла, но не хотела отбирать деньги от вас, детей.
– Ну, – усмехнулся Билли, – ведь у нас еще была банка тунца и коробка макарон.
– Я вернулась на работу, – продолжала Дороти, – и у нас появилось немного денег. К тому времени я уже могла позволить себе купить продукты, продолжала работать и содержать семью. Именно тогда я перестала отдавать ему свою зарплату. Я давала ему деньги на уплату аренды, а он платил лишь половину.
– А другую половину проигрывал?
– Или проигрывал, или отдавал кредиторам – не знаю; сколько ни спрашивала, никогда он честно не отвечал. Один раз компания, собирающая долги, хотела забрать мебель; я им сказала: валяйте, берите! Но парень не мог этого сделать, потому что я плакала, к тому же была беременной Кэти.
– Некрасиво поступал Джонни… – заметил Билли.
– Да уж, – вздохнула Дороти, – что было, то было.
После двух с половиной месяцев пребывания в Афинском центре психического здоровья Билли «терял» все меньше и меньше времени. Тогда он стал просить доктора Кола перейти к следующей стадии терапии – предоставить ему отпуск. Другие пациенты (многие из которых демонстрировали значительно меньший прогресс) имели возможность проводить уик-энды дома, вместе с родственниками. Доктор Кол согласился, что его поведение, адекватность восприятия реальности и длительная стабилизация в принципе давали основание для отпуска. Билли разрешили провести несколько уик-эндов в доме Кэти в Логане, в двадцати пяти милях северо-западнее Афин. Он был вне себя от радости.
В один из выходных Билли попросил Кэти показать ему копию предсмертного письма Джонни Моррисона, которую, как ему было известно, она получила из адвокатской конторы. До того дня она отказывалась показать ему письмо, потому что боялась, что оно его расстроит, но, слушая, как Билли говорит о страданиях Дороти, о том, каким отвратительным отцом был Джонни Моррисон, Кэти разозлилась. Она всю свою жизнь бережно хранила память о Джонни. Настало время для Билли узнать правду.
– Вот, – сказала Кэти, бросив толстый конверт на кофейный столик, и оставила Билли одного.
В конверте было письмо Гэри Швейкарту из офиса судебно-медицинского эксперта округа Дейд, штат Флорида, а также документы: четыре отдельные страницы инструкций четырем разным людям, письмо на восьми страницах мистеру Хербу Pay, репортеру из «Майами ньюс», и записка на двух страницах, найденная разорванной, но потом склеенная в полиции. Это оказалось частью второй записки мистеру Pay, которая так и не была дописана.
В инструкциях содержались указания относительно выплат самых больших долгов, наименьший из которых составлял двадцать семь долларов, а наибольший – сто восемьдесят долларов. Записка какой-то Луизе заканчивалась словами: «И последняя шутка. Малыш говорит: "Мама, что такое оборотень?" Мать отвечает: "Заткнись и причеши свое лицо"».
Записка к мисс Дороти Винсент начиналась с инструкций по выплате долгов из страховки Джонни и заканчивалась так: «Моя последняя просьба – кремируйте меня. Я бы не выдержал ваших танцев на моей могиле».
Фотокопия письма мистеру Хербу Pay из «Майами ньюс» в некоторых местах, помеченных здесь звездочками (***), была нечитаема:
М-ру Хербу Pay «Майами ньюс»
Уважаемый сэр!
Нелегко мне писать это. Мой уход может показаться проявлением малодушия, трусости, но поскольку весь мир вокруг меня рушится, ничего другого не остается. Моя небольшая страховка – это моя единственная надежда на то, что трое моих детей – Джеймс, Уильям и Кэти Джо – будут хоть какое-то время обеспечены. Если возможно, не могли бы вы проследить, чтобы их мать, Дороти Винсент, не приложила к ним руку! Она водится с людьми, которые околачиваются там, где она работает, – «Плас-Пигаль» на Майами-Бич – и будут рады разделить с ней эти деньги! Продюсеры, ростовщики и т. д. Ради этих людей она разбила семью, и поверьте мне, я прилагал все мои силы, чтобы сохранить ее.
История достаточно печальная: детей я люблю всем своим сердцем, и тот факт, что их рождение не освящено браком, она хочет использовать в качестве уловки, чтобы приобрести известность, которая, как она думает, будет способствовать ее карьере! Далее: еще перед рождением нашего первого ребенка я много раз пытался убедить ее выйти за меня замуж (после того, как она обвиняла меня в том, что в первую же нашу встречу я сделал ее беременной), но она всегда находила отговорки, чтобы избежать этого (все это и последующее содержится в моих письменных показаниях, переданных мной моему адвокату М. X. Розенхаусу из Майами). Я представил ее моей семье как свою жену, потому что, когда ребенок родился, я хотел поехать в какой-нибудь небольшой город, жениться на ней и узаконить ребенка. К этому времени я успел очень полюбить малыша***
И опять она находила отговорки: «Кто-нибудь, кто нас знает, может прочесть об этом в газетах» и т. д. Наконец родился второй ребенок, и первые две недели неизвестно было, выживет ли он, но Бог был с нами, и сейчас он жив и здоров. Расценив это как предупреждение нам, я снова предложил ей пожениться. К этому времени у нее уже были другие отговорки. Она постоянно пила, исчезала куда-то из клуба, и когда она была в таком состоянии, детям было опасно с ней оставаться. Не один раз, когда она била детей, – а она била всей рукой, а не ладонью, – я вынужден был грозить ей, что побью ее, если она не перестанет. Поверьте, моя жизнь была сущим адом. Это стало сказываться на моей работе – качество ее стало быстро снижаться; я знал, если это будет продолжаться, я в конце концов убью ее. Я хотел ***, но она умоляла меня иметь терпение. Мы поместили детей в чудесный детский сад в Тэмпе, штат Флорида, и поехали в гастрольный тур. Со мной она смогла работать в приличных ночных клубах и театрах. А потом она забеременела девочкой.
Мы вернулись в Майами, и после рождения третьего ребенка она наняла женщину позаботиться о детях. Взяв с нее клятву, что она не будет связываться с посетителями, я отпустил ее обратно, петь в «Плас-Пигаль». Почти сразу же она вернулась на прежний путь – пила, дралась, болела, пока наконец не свалилась и ее не отправили в больницу с диагнозом «гепатит первой стадии». Она едва выкарабкалась – в течение нескольких недель после больницы находилась под постоянным наблюдением врача. Наконец она вернулась и сказала, что доктор посоветовал ей вернуться к работе, чтобы она успокоилась, поскольку расходы увеличиваются, и если она иногда выпьет коктейль, это ей не повредит! Я был против, поэтому, не сказав мне, она подписала контракт, опять в «Пигаль». Работы в отелях стало меньше, мы поговорили с ней, и я решил отправиться в горы (Нью-Йорк) поработать несколько недель. До этого мы с ней никогда не расставались, и, конечно, в то время я не знал, с каким типом людей она общалась, – сутенеры, ростовщики и т. д. Они стали для нее символом «яркого» образа жизни. Когда я вернулся домой и увидел, какую одежду она себе покупала, – блузки, похожие на мужские рубашки, строгие костюмы, брюки тореро – кажется, это служит сигналом среди этого типа женщин. Я взорвался. С тех пор начался сущий ад.
Из-за постоянного пьянства она снова попала в больницу с операцией по поводу геморроя, но поскольку ее печень была в ужасном состоянии, ей не сразу сделали операцию. Она пролежала там несколько недель. В дни посещений я за ночь проезжал 150 миль, чтобы побыть с ней, напрасно стараясь сохранить семью, – даже тогда она мечтала уйти от меня, чтобы жить так, как ей хочется, – по-новому. В день операции, еще находясь под действием наркоза, она не узнала меня, приняла меня за другого. Ее признания были отвратительны, ниже упасть было уже невозможно. Я пытался ее остановить, говоря ей, что это я (она была в палате), но до нее это не доходило, и она начинала хвастать, как все эти годы дурачила меня. Я никогда не говорил ей об этом из-за детей, и я умолял***
Когда она начала поправляться, я опять заговорил о женитьбе, и она сказала, что говорила со священником и якобы он сказал: «Ты не должна об этом беспокоиться, они – дети Бога». Это звучит неправдоподобно, но, как я уже говорил, она хочет извлечь из этого пользу. Она даже дошла до того, что подала в суд на развод, чтобы это попало в газеты, и без предупреждения заимела «мировую», постаравшись сделать так, чтобы решение суда было вручено мне в день Рождества и я не мог быть с детьми. А в канун Нового года моя маленькая девочка отмечала свой второй день рождения, так она не разрешила мне даже увидеть ее, а потом по телефону рассказывала, как весело провели праздник.
Мистер Pay, вы можете спросить у людей из шоу-бизнеса относительно моей искренности и преданности этой женщине. Но больше я не выдержу. Вы знаете, что здесь бизнес ночных клубов – это мир женщин, и она сумела сделать так, что я потерял две работы. Вы можете догадаться, как она постоянно похвалялась, что, если я буду оспаривать право на детей, она добьется, чтобы меня выгнали из Майами. Она исчезала из дома на три дня, и я дошел до точки, когда уже не могу выносить жизнь и видеть, что ждет моих детей. Я уже делал попытку, но безуспешно. На этот раз я надеюсь, что мне удастся. Чтобы защитить детей, мне пришлось бы терпеть ее. Но я лучше отвечу перед Всевышним за мой грех, чем буду и дальше это терпеть. Моя последняя просьба – пожалуйста, ознакомьте с этим письмом различные агентства, чтобы защитить моих детей.
Да смилуется Господь над моей душой.
Джонни Моррисон.
