Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - Раппапорт Хелен (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗

Раненые – многие очень тяжело – поступали теперь один за другим в оба госпиталя сестер. Но, к сожалению Ольги, Митя Шах-Багов уехал из Царского Села 6 июня. Он отправился на Кавказ с иконой, которую она дала ему [1029]. Валентина сочувствовала страданиям Ольги. Ее привязанность к Мите была «так чиста, наивна и безнадежна», от чего с этим было еще труднее справиться. Валентина считала ее «странной, необычной девушкой» и видела, как усердно пыталась Ольга скрыть свои чувства: «Когда [Митя] уехал, бедняжка сидела одна больше часа, уткнувшись носом в свою швейную машинку, яростно прокладывая швы с огромной сосредоточенностью». Потом вдруг она стала целеустремленно искать «маленький перочинный ножик, который Митя точил вечером накануне отъезда». Она искала все утро и, как вспоминала Валентина, «была вне себя от радости, когда нашла его». Все связанное с Митей Шах-Баговым было дорого для нее: после того как он уехал, Ольга записала в дневнике каждую памятную дату его пребывания в госпитале: когда он был ранен, когда выписывался, когда вернулся. Валентина отметила: «Она хранила, как сокровище, страницу из календаря с датой 6 июня – день, когда он уехал» [1030].

Вернувшись в свое прежнее угрюмое состояние, Ольга автоматически выполняла свои обязанности во флигеле: мерить температуру и раздавать лекарства, сортировать постельное белье, расставлять цветы, – флегматично делая свои краткие дневниковые записи: «Так же, как и всегда. Скучно без Мити» [1031]. Дни были похожи один на другой, и она «не делала ничего особенного»: может быть, прогуляется или покатается днем, шьет наволочки в госпитале вечером или играет в настольные игры с ранеными, играет на фортепиано, а затем – домой, в кровать. Но если Ольга поникла подобно увядшему цветку, Татьяна не утратила ни своей силы, ни прилежности в выполнении своих обязанностей. Николай, который часто называл ее своим секретарем, теперь обращался к ней, а не к Ольге, с очередной просьбой выслать такие мелочи, как писчая бумага или сигареты, ему в Ставку. В Татьянин девятнадцатый день рождения он телеграфировал Александре, поздравляя ее: «Господи, благослови дорогую Татьяну, пусть она всегда остается такой же доброй, любящей и терпеливой девочкой, как сейчас, и нашим утешением в старости» [1032]. Александра была с этим согласна. В сентябре у нее снова все болело и ныло, она открыто признавалась мужу: «Мне так хочется быстрее выздороветь, у меня много работы, а все ложится на Татьянины плечи» [1033].

Всякий раз, когда кто-нибудь из их любимых офицеров был ранен, семья предпринимала особые усилия, чтобы позаботиться об их здоровье. Речь в данном случае идет о лейтенанте Викторе Зборовском, их старом друге из царского конвоя, который был тяжело ранен в конце мая 1916 года. Николай сам отдал специальное распоряжение из Ставки, чтобы Зборовского перевезли из Новоселицкого на Кавказе в Царское Село. К огромной радости Анастасии, Витю, как она его ласково называла, привезли в офицерскую палату в Федоровском городке. Его приезд поднял всем настроение, несмотря на серьезность его ранений. Он выглядел «загоревшим и здоровым», как писала Александра Ники, и «делал вид, что у него ничего не болит, но все видели, как подергивается его лицо. Он был ранен в грудь, не чувствовал свою руку» [1034].

Собственный Его Императорского Величества конвой (так звучало его полное название) состоял из четырех эскадронов: два – из кубанских казаков и два – из терских, которых отличали, где бы они ни были, по их красным казачьим парадным мундирам и черным каракулевым папахам. С января 1914 года командиром конвоя был граф Граббе. В основном конвой выполнял церемониальную роль, но для семьи Романовых он был сердцем и душой российской армии [1035]. В июле, когда четыре сестры с матерью побывали у Николая и Алексея в Ставке, они нанесли неожиданный визит в летний лагерь конвоя. Солдаты пели для них старые казачьи песни и исполняли традиционный танец – лезгинку. Татьяна вспоминала один из их особенно захватывающих подвигов в письме к Рите Хитрово, подруге и коллеге-медсестре по госпиталю:

При такой привязанности семьи к конвою неудивительно, что Мария и Анастасия были рады, что Виктор Зборовский попал на лечение в Федоровский городок, когда там в июне открыли новое отделение для офицеров. О том, как шло его выздоровление, девочки постоянно сообщали в своих письмах к Николаю. Теперь они ежедневно бывали там, хотя вечера они по-прежнему в основном проводили в госпитале во флигеле с Ольгой и Татьяной. В их собственном госпитале ощущение домашнего уюта, которым там и так веяло, еще более усиливалось теплом присутствия двух младших сестер.

Осенью 1916 года Феликс Дассель, офицер из полка Марии, 5-го Казанского драгунского, был доставлен туда с тяжелым ранением в ногу. Госпиталь ему показался уютным и гостеприимным, в камине потрескивали дрова, он был «совершенно не похож на военный госпиталь, каким мы его себе представляем». Его маленькая палата была тихой и уютной, кровать застелена белоснежным бельем.

Вскоре после того, как его привезли, великие княжны, как обычно, пришли в госпиталь и зашли к нему. Он помнил их очень живо: «Мария, покровительница нашего полка, коренастая, с круглым открытым лицом, хорошими ясными глазами, несколько робкая», остановилась спросить его, не очень ли он страдает от боли. «Анастасия, меньшая из двух, с колдовским, чувственным взглядом», тоже поприветствовала его так же заботливо, хоть и несколько рассеянно, и «опираясь на край кровати, пристально глядела на меня, рассматривая меня, размахивая ногой, комкая свой носовой платочек» [1038].

Вскоре после этого Дассель начал бредить, его отправили на операцию. Когда он очнулся, то увидел на столе у кровати розы от великих княжон, которые регулярно звонили в госпиталь узнать, как он себя чувствует. Все время его пребывания в госпитале девочки навещали Дасселя раз или два в неделю. Мария всегда оставалась «немного застенчивой», в то время как откровенная Анастасия была более «свободной, озорной, с очень бесстрастным чувством юмора» и, как он подметил, любила мошенничать, играя в настольные игры с сестрой. Она также любила «дразниться по-детски», что вызывало укоризненные, предостерегающие взгляды Марии [1039]. Две сестры, случалось, могли и повздорить, и, как рассказывала Татьяна Валентине Чеботаревой, они часто устраивали потасовки, когда «Настасья злилась и таскала [Марию] за волосы, вырывая их целыми пучками» [1040].