Неру - Горев Александр Васильевич (читать книги txt) 📗
Одной из труднейших проблем, с которыми Неру пришлось столкнуться уже с первых дней существования Индийского союза, было определение судьбы многочисленных княжеств. В стране насчитывалось 565 «независимых правителей» — магараджей, низамов, навабов и прочих титулованных феодалов. Британское правительство, конечно, понимало, что удержать верховную власть Англии над сотнями княжеств практически невозможно, тем не менее оно направило в Индию политического советника Конрада Корфилда с заданием хотя бы часть княжеств отделить от Индии, а путем раздувания самой проблемы княжеств усилить хаос в стране.
Политический департамент, ведавший при англичанах делами князей, по указанию Корфилда начал расторгать договоры и соглашения об использовании проходящих по территории княжеств железных и шоссейных дорог, средств почтово-телеграфной и телефонной связи. Цель была проста: расстроить транспорт и связь и таким образом затруднить правительству управление страной.
Неру с гневом протестовал: «По какому праву политический департамент выступил с инициативой, оскорбительной для правительства Индии? Я обвиняю политический департамент и, в частности, сэра Конрада Корфилда в злоупотреблении властью. Считаю необходимым проведение юридического расследования этих действий в высшей судебной инстанции».
В своих неоколониалистских планах особое внимание Англия уделяла тем княжествам, которые имели для нее военно-стратегическое значение, и в первую очередь Кашмиру, Хайдарабаду, Майсуру и Траванкуру, где дислоцировались крупные воинские соединения англичан и военно-воздушные базы.
Премьер-министру молодого азиатского государства пришлось столкнуться с вероломством и хитрыми уловками английского политического и военного персонала в Индии, исполнявшего волю своего правительства. Респектабельные дипломаты, солдафоны-генералы, штатские советники, коварные агенты специальных служб, просто платные провокаторы не гнушались никакими средствами в достижении поставленных перед ними целей.
22 октября 1947 года с территории Северо-Западной пограничной провинции, где полновластным правителем, как и прежде, восседал британский губернатор Джордж Кеннингхем, отряды горных племен, вооруженные и оплачиваемые англо-американскими специальными службами, вторглись в Кашмир. Действия интервентов координировал агент управления стратегических служб США Рассел К.Хейт. Кашмирцы — мусульмане, индусы, сикхи, — забыв о своих религиозных различиях, проявили удивительное единодушие и оказывали яростное сопротивление превосходящим силам захватчиков.
Неру срочно созывает заседание комитета обороны при индийском правительстве, на котором лорд Маунтбэттон явно пытается выиграть время, предлагая как первую меру направить в Кашмир для ознакомления с обстановкой ответственного чиновника из министерства по делам княжеств.
Интервенты уже находились на подступах к столице Кашмира Сринагару. Магараджа Кашмира и глава временного правительства княжества шейх Абдулла 27 октября обратился к Маунтбэттену с просьбой о присоединении Кашмира к Индии, заявив при этом о необходимости незамедлительной присылки войск для защиты столицы от захватчиков. В тот же день рано утром Неру направил в Сринагар воздушный десант. Аэродром уже обстреливался интервентами, и индийские солдаты прямо из самолетов шли в бой.
США и Великобритания еще долгие годы будут вести против Индии недостойную игру, прикрываясь высокопарными фразами своих дипломатов о самоопределении и плебисците, чтобы только любыми путями вмешаться во внутренние дела суверенного индийского государства. «По вопросу о Кашмире, затрагивающему самые кровные интересы Индии, — с горечью говорил Неру, — Соединенные Штаты и Соединенное Королевство почти неизменно выступают против нас...»
В сентябре 1947 года Ганди поселился в новой части Дели в особняке, принадлежавшем крупнейшему индийскому промышленнику Гханьяме Датта Бирле. Бирла был в приятельских отношениях с Пателем и с некоторыми другими конгрессистами. Желая показать, что он небезразличен к героям национально-освободительного движения, миллионер открыл перед Ганди двери своего пустовавшего дома в Дели. Перед «Бирла-хаус» простирался ковер зеленых лужаек, и пушистые кроны деревьев бросали на них свою прохладную тень. Здесь, скрестив под собой ноги, в широкополой плетеной шляпе, любил посидеть, погрузившись в глубокое раздумье, семидесятивосьмилетний Ганди.
Громоздкий, безвкусный «Бирла-хаус» был ему безразличен и не вызывал в нем никаких чувств. Он вообще относился к внешней красоте равнодушно. Не привыкший к комфорту, Ганди продолжал спать на циновке, брошенной на мраморный пол...
В Дели и его окрестностях к началу 1948 года скопилось до четырехсот тысяч пенджабских беженцев — индусов и синхов. В городе распространялась зловещая эпидемия религиозной вражды.
Административное управление столицей и вся полиция находились в подчинении Пателя, но он не предпринимал эффективных мер борьбы с нарушителями порядка. Погромы и поджоги в Дели продолжались, банды из «Хинду махасабха» и «Раштрия сваямсевак сангх» (РСС) безнаказанно терроризировали мусульманское население города. Гибли люди, разрушались исторические памятники и святыни мусульман. Ганди глубоко страдал, видя, что все его усилия примирить общины не приносят успеха.
Ежедневно к дому Бирлы стекались толпы паломников послушать проповеди Ганди, который читал выдержки из разных священных книг — индусских, мусульманских, буддистских, христианских, призывая людей к смирению и религиозной терпимости. Вскоре индусы-фанатики стали обвинять его в измене своей религии, а мусульмане — не доверять ему, потому, что он все-таки оставался правоверным индусом. Если раньше весь народ откликался на призывы Махатмы, то теперь люди, казалось, оставались глухи к его самым пламенным словам. Воинствующие фанатики собирались у «Бирла-хаус» и угрожающе выкрикивали: «Ганди мурдабад!» — «Смерть Ганди!»
Однажды Махатма пригласил к себе Неру, Азада и Пателя.
— Что вы делаете для прекращения кровавого разгула? — обратился он к Пателю.
Тот пытался успокоить Махатму, отвечая, что сведения о беспорядках в городе сильно преувеличены и что у мусульман нет оснований для жалоб.
Ганди вскинул на Пателя удивленный взгляд:
— Я нахожусь не где-нибудь в Китае, а здесь, в Дели, да и мои глаза и уши пока еще при мне, — с обидой сказал он. — Если вы уговариваете меня не верить собственным глазам и ушам и уверяете, что у мусульман нет никакой причины жаловаться, то, очевидно, ни мне не убедить вас, ни вам меня.
В разговор вмешался Неру, которого возмутила ложь Пателя.
— Положение, когда мусульманское население города избивают словно кошек и собак, далее терпеть невозможно, — в сердцах сказал он. И, глядя Пателю прямо в глаза, добавил: — Меня лично мучают угрызения совести от сознания собственного бессилия и невозможности положить конец убийствам и беспорядкам.
Ганди больно ранило неискреннее поведение Пателя, который своей политической карьерой был во многом обязан ему.
Будучи не в состоянии предпринять что-то другое, Махатма прибегает к своему обычному оружию — 12 января 1948 года он объявляет шестнадцатую за свою жизнь голодовку протеста. Махатма полон решимости голодать до тех пор, пока в Дели не восстановятся мир и спокойствие.
В тот день Неру, Азад и Патель снова приехали к Ганди и пытались уговорить его отказаться от голодовки, ибо это означало для него верную смерть. Патель упрекал Ганди в том, что его голодовка ничего не даст и послужит только поводом для критики правительства. После этих слов он неожиданно поднялся и, делая вид, что больше не намерен продолжать беседу, собрался уходить. Азад сказал, что ему следовало бы еще остаться.
— А какой толк, если я останусь? — почти выкрикнул Патель. — Ганди не желает меня слушать. Он, по-видимому, решил очернить индусов перед всем миром. Если это его цель, то мне нечего здесь делать.
