Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - Раппапорт Хелен (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗

По мере того как приближалось Рождество 1915 года, Ольга и Татьяна мрачнели: Митю и Володю вскоре должны были выписать из больницы. Девушки просили мать замолвить словечко, чтобы те могли хотя бы остаться на праздник. 26-го девушки «договорились прийти буквально на часок, чтобы сделать перевязки» в госпитале во флигеле, хотя и не без «тайной мысли» поболтать с Митей и Володей, как прекрасно знала Валентина. Она не могла дождаться отъезда Кикнадзе, который, как она слышала, хвастался своей победой. «Люди сплетничают, они видят, что он постоянно уводит ее в сторону в палате, подальше от остальных… постоянно шепчет ей что-то тихонько, скрытно, вполголоса». Доктор Гедройц была «в ярости» из-за его недостойного поведения [981].

30 декабря 1915 года Ольга с сожалением записала в своем дневнике, что «Митя был на комиссии, после пришел, и почти все время вместе сидели, играли в маленькие шашки и так просто. Хороший какой, Господь знает». Вечером она говорила с ним по телефону и услышала новость, которой она страшилась: «Неожиданно получил предписание из полка ехать на Кавказ дня через два» [982].

Глава 16

Жизнь снаружи

К весне 1916 года в Российской империи обострилась ситуация с беженцами. Беженцами стали около 3,3 миллиона человек, многие из которых были евреями, покинувшими черту оседлости из-за боевых действий на Восточном фронте [983]. Возникла острая необходимость организовать больше лагерей для беженцев, детских приютов, столовых. Великая княгиня Татьяна Николаевна опубликовала в российской прессе прочувствованную просьбу своего комитета о помощи. Она писала:

Татьянин комитет не только стремился обеспечить беженцев всем необходимым, но и переписать их и воссоединить семьи, разделенные в результате боевых действий. В частности, он многое сделал для благополучия детей, многие из которых прибывали из зоны боевых действий в плачевном состоянии, слабые от голода и завшивевшие. Комитет создавал для них детские дома и школы. В начале 1916 года в Петрограде под эгидой комитета был открыт седьмой дом для детей-беженцев и их матерей. Средства на его создание были собраны американцами, живущими в Петрограде, во главе с женой посла США госпожой Джордж Мари; в том же году американцы пожертвовали пятнадцать полевых медпунктов [985]. Британцы также принимали участие в этой работе. В Британский родильный дом в Петрограде они направили группу медсестер и врачей. Комитет, возглавляемый Татьяной, оказывал этому роддому финансовую помощь в размере 1000 рублей в месяц [986].

Через год с лишним после начала войны в зарубежной прессе появилась информация о примерной работе императрицы и двух ее старших дочерей. Ольга и Татьяна были показаны как настоящие героини, «Прекрасные «Белые сестры» на войне», которые возглавляли армию «готовых помочь женщин, несущих белоснежный знак мира и красный крест спасения» [987]. Британский журналист Джон Фостер Фрейзер вспоминал, как «трехдневный День Флага для сбора для беженцев начался большой службой перед Казанским собором.

Александра с радостью сообщала Николаю 13 января, что Татьянин день именин «отмечался в городе с большой помпой. Был концерт и представления в театре… Вместе с программками продавались портреты Татьяны с автографом» [989]. Деньги, вырученные от продажи открыток с портретами Татьяны, пошли в фонд ее комитета. «Я видел, как пожилые господа прогуливались по Невскому, приколов к своей широкой пухлой груди целый ряд маленьких фотографий княжны, подобно рядам медалей у полицейских Петрограда, – сообщал Джон Фостер Фрейзер, – и это замечательно» [990]. Другие, однако, считали, что императорская семья была «окружена многочисленными стенами, изолируясь от народа». Американец Ричард Уошборн Чайлд писал: «Царица и четыре ее дочери, Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, принимают известное участие в благотворительности, но в остальном русский народ знает их только по фотографиям» [991].

Имидж Татьяны в глазах общества тем не менее сильно улучшился благодаря крайне важной деятельности ее комитета. Роль Ольги в Верховном Совете по сравнению с ней была менее заметной, хотя это и было, безусловно, связано во многом с ее продолжающимся недомоганием. Их мать тоже вплоть до Рождества не бывала ни на собраниях в Петрограде, ни в госпитале во флигеле. Большую часть января и февраля она страдала от вновь начавшихся мучительных приступов невралгии и зубной боли, а также от проблем с ее «расширенным» сердцем, из-за которого она была «постоянно в слезах» от боли [992]. Доктор Боткин назначил ей курс электротерапии для лечения невралгии, а ее стоматолог бывал у нее много раз. Все это время Александра продолжала принимать множество различных патентованных лекарственных средств, в том числе опиум, «настойку адониса и другие капли, чтобы успокоить сердцебиение» [993]. Анастасия болела бронхитом, Алексей также был болен: у него болели руки после катания на санках. «Обе руки перевязаны, и правая вчера очень болела», – сообщала Александра Николаю. Григорий, который после аварии, в которую попала Анна в предыдущем году, был постоянно под рукой, чтобы помолиться и дать мудрый совет, сказал ей, что боль Алексея «пройдет через два дня» [994]. Усилившееся влияние Распутина на императрицу в отсутствие мужа, его постоянные нашептывания Александре по военно-политическим вопросам вызывали все больше сплетен в последнее время. «Ненависть растет не по дням, а по часам, – встревоженно заметила Валентина Чеботарева, – и распространяется на наших бедных несчастных девочек. Люди считают, что они думают так же, как их мать» [995].

Жизнь Татьяны и Ольги была по-прежнему скупа на события и шла своим привычным чередом. Хоть иностранная пресса и напоминала своим читателям, что, несмотря на свои косынки военных медсестер, они тем не менее по-прежнему считаются «самыми красивыми детьми королевских дворов Европы», продолжая строить предположения об их брачных союзах с балканскими государствами, но для Ольги мысли о любви по-прежнему были прочно связаны с родной землей [996]. Митя Шах-Багов поправился и был выписан из госпиталя в начале января, и Ольге было трудно справиться с мыслью о его новом отъезде. «У Ольги снова трагический вид», – с сожалением записала Валентина. Как ей показалось, отчасти это было вызвано сплетнями о ее матери и Распутине. В ней чувствовалось «страшное скрытое страдание. Возможно, приближающийся отъезд Шах-Багова тоже влияет на это: верный рыцарь покидает ее. Он действительно молодец. Он почитает ее, как священный объект. «Ольге Николаевне нужно только сказать мне, что она считает Григория отвратительным, и на следующий день он уже был бы мертв: я бы убил его» [997].