Стальные гробы. Немецкие подводные лодки: секретные операции 1941-1945 - Вернер Герберт А. (серия книг .txt) 📗
– Видишь, вот что тебе досталось за бомбёжку нашей базы. Больно?
Он не отвечал. Тогда я продолжил:
– Скажи, откуда у тебя такая рана?
На этот раз он слегка пошевелил головой, как бы удивляясь, что противник интересуется его состоянием. Потом ответил:
– Я получил её, когда выбросился из кабины. Самолёт был подбит и горел. Другие члены экипажа уже выбросились на парашютах. Я не мог этого сделать, так как не открывался фонарь. Я упёрся в него головой и выдавливал его до тех пор, пока не разбил его. Так, должно быть, и порезался. Как добрался до земли, уже не помню.
Меня заинтересовал его американский акцент. Что до меня, то я изучал чистый английский.
– Итак, – сказал я ему, – война для тебя закончилась. Ты рад этому?
– Пусть для меня война и закончилась, но очень скоро она закончится для вас, немцев, тоже.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты же уже слышал. Мы сотрём в порошок ваши военные базы и промышленность, причём за несколько месяцев, может, чуть подольше, не имеет значения.
– Да через месяц мы отплатим вам сполна, – возмутился я. – Послушай, не знаю, что вам там говорят о нашем военном потенциале, но в одном я уверен твёрдо: скоро в небе не останется ни одного вашего самолёта, и это будет для вас окончанием войны.
Я подразумевал, конечно, использование нашего «нового оружия», включая радиацию и атомные бомбы, над которыми работали наши специалисты. Об этом много говорили.
– Ну да, – возразил американец саркастически. – Ты забыл, что случилось с вашими подлодками. Мы расколошматили большинство из них за шесть месяцев. И со всем остальным будет так же. Вы долго не продержитесь.
Меня поразила его осведомлённость, но в то же время возмутило его высокомерие.
– Ты говоришь вздор. Кто тебе сказал, что у нас нет больше подлодок?
– А разве не так?
– Совсем не так. И я живое свидетельство тому. Только что вернулся из похода и могу заверить тебя, что в море осталось ещё много подлодок. Скоро там будут сотни новых, более быстрых и более мощных. Мы вышвырнем ваш флот из океана.
От сказанного мне стало легче на душе.
Но янки скептически улыбнулся и сказал:
– Хорошенько выслушай, что я тебе скажу. Ты ещё вспомнишь это, и очень скоро. Что бы вы, немцы, ни делали, теперь уже слишком поздно. Время работает на нас, и только на нас.
Решив, что он типичная жертва пропаганды союзников, я похлопал американца по плечу и сказал:
– Вы увидите, что немцы не так плохи, как их изображают ваши газеты. Желаю тебе скорого выздоровления. Придёт день, и ты поймёшь, что я прав.
Мы улыбнулись друг другу, и я ушёл. Следующей остановкой янки был операционный стол и затем длительный отдых за колючей проволокой.
Когда я вернулся в военный городок, был уже день, неподходящее время для сна. Я вынул из чемоданов форму и гражданский костюм и повесил их в шкаф. Разложив на столе книги, выбрал одну из них и попытался читать. Текст не воспринимался, в ушах звучали слова американского пилота о том, что время работает на них. Меня охватило беспокойство. Я взялся перечитывать письма, которые получил из дома. Но голос американца продолжал звучать между строк. Воздушные налёты, писали родители, резко усилились. От них погиб один из приятелей отца по бизнесу. В письмах сообщалось также, что приезжал в отпуск муж Труди. Молодожёны провели две недели в Шварцвальде, где ещё не было налётов по ночам. Письма открыли мне тот горький факт, что даже дома обстановка становилась всё хуже. Меня продолжали преследовать слова американца.
Рано утром я вывел «У-230» в Брестскую бухту, чтобы проверить её состояние. Главный инженер флотилии определил минимум ремонтных работ и их сроки. Обстановка требовала быстрого возвращения на фронт немногих подлодок, ещё находившихся на плаву. Нашу старую рабочую лошадку нужно было за две недели почистить, заправить горючим, покрасить и привести в порядок. Это означало, что времени для отпуска ни у кого не было. Я во второй раз поинтересовался возможностью обзавестись «шнеркелем», но никто на базе не мог дать мне вразумительного ответа на мой запрос. Вместо этого нам сказали, что мы получим усовершенствованные радары, способные пеленговать длину волн в нижнем сантиметровом диапазоне. Таким образом, мы будем идти вровень с быстрым прогрессом противника в электронной войне. В жестоком противостоянии на море мы были загнаны в глухую оборону. Союзники диктовали нам условия войны и виды вооружения.
На выходные дни первой недели я бросил свои дела на подлодке и в порту, отправившись в пятницу вечером экспрессом в Париж. Ночью я переоделся в туалете поезда в гражданский костюм. Согласно предварительной договорённости, я встретил Маргариту под ЭЙфелевой башней. На ней было голубое шёлковое платье с вышитыми цветами. Мы обнялись, и я встретился глазами с проходившими мимо немецкими солдатами, завидовавшими несдержанному французу. Париж был тёплым и благоухающим. В прозрачном воздухе смешались терпкие запахи опадающих листьев и воды в Сене, а также аромат духов. Над нами сияло солнце, ласковых лучей которого я так часто был лишён в море. Это было время, когда я забыл о бомбёжках и смертях, когда мне казалось, что меня минует реальная перспектива отправиться на дно океана.
Вскоре после моего возвращения в Брест я уже был переодет в морскую форму и ничто не выдавало моего короткого посещения другого мира. Командиру было неожиданно приказано явиться с докладом к вышестоящему офицеру отделения «Запад» в штабе. Мы предположили, что его визит имеет какое-то отношение к нашему предстоящему походу. После дневного отсутствия Зигман вернулся и быстро вызвал Фридриха, Ри-деля и меня к себе. Без предисловий он сказал:
– Господа, я буду краток. Нам приказано прорваться сквозь Гибралтарский пролив в Средиземное море.
Зигман сделал паузу, чтобы наблюдать нашу реакцию. Я выдавил из себя улыбку, мои партнёры сохраняли мрачное выражение лица. Всем было ясно, что любая попытка пробиться сквозь тесный пролив имела минимальные шансы на успех. Но какая разница, куда нам идти? Везде было одно и то же – отчаянные попытки нанести противнику ущерб и избежать ран или гибели от бомбёжек. Как в случае с медленным самоубийством. Везде смерть была неизбежна, изменилось бы только название моря, в котором мы пойдём на дно.
