Морской фронт - Пантелеев Юрий Александрович (бесплатные полные книги txt) 📗
Мы с комиссаром базы немедленно выехали к месту происшествия. Еще в пути я подумал: как хорошо, что по плану зимней обороны вся Нева разделена была на боевые участки, во главе которых стоят командиры дислоцируемых там соединений. Начальником данного района и был генерал-майор Кустов, опытный балтийский артиллерист.
Чем ближе к району села Пороги, тем пулеметная и минометная стрельба становится все более и более явственной и резкой. Ночь темная. Быстро несемся по заснеженному шоссе. Но вот стрельба вдруг стихла. «Не попасть бы с ходу в лапы к фашистам», — мелькнула мысль. Машина свернула с шоссе, и мы уже были в районе штаба сектора. Нас встретил начальник штаба полковник Потемин. Он спокойно доложил, что все атаки отбиты, противник обращен в бегство и скрылся на левом берегу Невы. Наши потери невелики — ранено шесть матросов и выведены из строя два пулемета.
— Чем же вы объясняете столь незначительные потери? — заинтересовался я.
— Фашистов подвела их разведка, я думаю. Они рассчитывали на полную неожиданность и внезапность своих действий. А вышло иначе: по боевой тревоге к району вылазки сразу же на машинах прибыли вооруженные морские команды, батареи открыли огонь по льду Невы. Гитлеровцы не ожидали такого организованного сопротивления, были деморализованы и обратились в бегство.
— Скажите, полковник, а как вы вообще расцениваете эту вылазку? — допытывался я.
Потемин оживился:
— Конечно, это была глубокая разведка боем всей системы зимней обороны Ленинграда с восточной его стороны.
Начальник штаба был прав: в случае удачи разведки за нею, безусловно, последовала бы попытка форсировать Неву более значительными силами. В этом случае противник мог бы отрезать город от Ладоги, полностью замкнуть кольцо блокады. Не исключалась и попытка прорыва в город с этой стороны, в сущности с тыла. Вспомнилось, что наши и кронштадтские разведчики не раз обнаруживали концентрацию пехоты противника на льду в районе Сестрорецка, Стрельны и Петергофа.
Снова сорвалась попытка врага застать нас врасплох.
С чувством глубокого удовлетворения вернулись мы в Ленинград, доложили начальнику штаба флота о ночных событиях. Ю. Ф. Ралль предложил еще раз просмотреть наши планы зимней обороны в наиболее уязвимых местах — в районах Торгового порта, Лисьего Носа и села Пороги на Неве.
В последующие дни события нарастали. С рассветом 29 марта немцы начали бешеный обстрел района станции Ржевка, наших батарей у Ивановских порогов и научно-испытательного Морского полигона. Несколько тяжелых орудий, установленных там, служили сильным артиллерийским прикрытием Ленинграда с восточной стороны. Но главное заключалось не в этом. В мастерских и лабораториях полигона сотни женщин производили заливку и снаряжение взрывчаткой снарядов и мин. Полигон был до отказа начинен взрывчатыми веществами. Мы не раз проверяли там технику безопасности и все довольно сложные противопожарные устройства. Многие мастерские окружены были высокими земляными валами, чтобы погасить взрывную волну в случае несчастья. И все же пожар на полигоне сулил много бед.
Полигон входил в состав Ленинградской военно-морской базы, командовал им старый опытный балтийский артиллерист генерал-лейтенант И. С. Мушнов. Около 6 часов утра он по телефону донес мне, что такого сильного обстрела этого района еще ни разу не было.
— Снаряды пока ложатся с перелетами… Сыграл боевую тревогу, людей всех увел в укрытия, — докладывал генерал. В голосе его звучало беспокойство за свое хозяйство и за сотни людей.
Через несколько минут телефонная связь с полигоном прервалась. Начальник связи базы Шварцберг довольно быстро окружным путем связался с рядом военных и гражданских учреждений, расположенных поблизости от полигона. Оттуда сообщили, что в районе станции Ржевка происходят невероятной силы взрывы. «Это, конечно, взрываются наши склады на полигоне», — решили мы на командном пункте и вновь помчались в восточный сектор обороны. Начальнику штаба было приказано направить туда все пожарные команды и санитарные машины базы.
На перекрестке небольшая задержка, пропускают несколько грузовиков с бойцами. Неужели опять отражение десанта через Неву?
Еще поворот — и перед нами встало громадное зарево, а вскоре стали видны языки пламени и столбы дыма. Грохот наших батарей, открывших огонь, сливается с близкими разрывами снарядов противника. В эту знакомую уже нам артиллерийскую симфонию периодически врываются длительные раскаты каких-то грозных взрывов. Шоссе усыпано обгорелыми досками. Подъехать к станции Ржевка мы не смогли. В жарком накаленном воздухе пахло каким-то удушливым газом, дым застилал все. Пришлось вернуться и подъехать к полигону кружным путем со стороны станции Всеволожская. К счастью, вижу, что на полигоне ничего не горит. Небольшие очаги пожаров были вовремя ликвидированы. Но многие одноэтажные здания полигона разрушены. В санчасть несут и ведут раненых, их много, видимо несколько десятков. Три бойца убито. Снарядами противника выведено из строя одно 356-миллиметровое орудие.
Все зло, оказывается, шло вот откуда! На станцию Ржевка с Ладожского озера накануне прибыл поезд с боеприпасами для фронта. Состав сразу не разгрузили, и когда немцы начали обстрел, то снарядами взорвана была часть вагонов. Начали взлетать на воздух и соседние вагоны. Подойти ближе чем на километр к взрывавшемуся поезду было невозможно из-за жары и летевших во все стороны осколков снарядов, частей вагонов и глыб замерзшей земли. Казалось, горит под ногами земля. На расстоянии двух километров вокруг снесены были крыши всех домов, выбиты окна, сорваны двери. На соснах ближнего леса мы обнаруживали колеса вагонов, куски паровозных деталей. Двадцать очагов пожаров в ближайшем поселке слились в одно общее зловещее море огня. Все станционные постройки пылали. К месту происшествия съехались почти все пожарные команды города, вызваны были и войска. Воды в местном водопроводе не оказалось — это усложняло борьбу с огнем. Прибывшие на пожар бойцы проявили чудеса храбрости. Много вагонов откатили вручную, спасая столь нужные фронту боеприпасы. Весь день шла борьба с огнем, и только к вечеру погасли пожарища. Было много убитых и раненых. Сотни людей остались без крова.
Тяжело было на душе, когда мы с комиссаром А. А. Матушкиным возвращались в штаб. Голову сверлила мысль: разве нельзя было сразу же по прибытии поезда с боеприпасами рассредоточить вагоны? Тем более было необходимо немедленно приступить к разгрузке вагонов.
Тяжкий урок!..
Еще много невеселых событий несла нам первая блокадная весна. Пытаясь все же уничтожить наши корабли, пока они стоят во льду, немцы предприняли новые воздушные налеты.
Серьезное испытание довелось нам пережить 4 апреля. Уже с утра в городе рвались снаряды, кое-где вспыхивали пожары. Наши батареи отвечали, канонада нарастала. На этот раз противник обрушил весь огонь на Неву, в районы стоянки кораблей. Около семи вечера, когда я возвращался из штаба флота по набережной к себе на командный пункт в Адмиралтейство, на кораблях, стоявших в Неве, прозвучали вдруг тревожные сигналы. Все мощные громкоговорители на перекрестках Васильевского острова разом загудели: «Воздушная тревога». Почти в ту же минуту кто-то на панели крикнул: «Бомба!» — и мы отчетливо услыхали ее противный свист. Высокий ледяной султан взметнулся на Неве в месте падения бомбы. На берегу и на кораблях грохотали зенитки. Мы выскочили из машины и увидели, как вдоль реки с востока летят, медленно снижаясь, восемь или десять «Юнкерсов-88». Чуть поодаль и ближе к левому берегу реки шла другая группа вражеских самолетов. Вдали за каждой из этих групп видны были в воздухе еще маленькие движущиеся точки. Такого большого налета на Ленинград давно не было. Зенитки надрывались, небо усеяно было белыми корзиночками разрывов, между которыми, не меняя курса, шли фашистские самолеты. В толпе на набережной кто-то закричал:
— Смотрите, смотрите! Пикируют, мерзавцы, на крейсер «Киров»…
