Морской фронт - Пантелеев Юрий Александрович (бесплатные полные книги txt) 📗
Стоило только противнику обнаружить малейшее движение наших дозоров на льду или на дамбе Морского канала, как его артиллерия немедленно открывала стрельбу шрапнелью преимущественно из района Стрельны и Петергофа. Бывало, наш лыжный отряд уже укрылся за дамбой, а фашисты еще минут десять — пятнадцать ведут огонь по пустому, безмолвному ледяному полю.
В течение почти всей зимы немцы часто и подолгу обстреливали нашу батарею № 3 на южной стенке головы дамбы Морского канала и район расположения землянок лыжников. Беспорядочная стрельба особого ущерба нам не приносила. Но однажды, 13 января, комендант Кронштадтской крепости генерал-лейтенант А. Б. Елисеев по телефону с тревогой сообщил мне, что немцы в составе не менее двух рот с орудиями только что вышли на лед, видимо, из Петергофа.
— Мы их разогнали огнем батарей… Наверно, полезут и к вам, принимайте меры, — предупредил генерал.
На ледовом фронте опять тревога… Развернули вдоль канала дополнительные лыжные резервы. «Сверху» беспрерывные телефонные звонки: «Что нового? Как дела? Что слышно? Смотрите не прозевайте!..» Как нарочно, все эти дни бушевала метель, в двух шагах ничего не было видно.
И вот 15 января наша разведка обнаружила у берега в районе Стрельны значительное скопление фашистской пехоты. Железнодорожная 120 миллиметровая батарея с Лахты немедленно открыла огонь. Гитлеровцы были рассеяны, добрая половина их осталась на льду.
Скопление пехоты противника на берегу в конце января в районе Сестрорецка тоже было рассеяно огнем кронштадтской артиллерии.
Ночи были долгие, светлого времени суток очень мало, да и частая пурга ухудшала видимость. Все это усиливало напряжение. В разных местах берега то здесь, то там выходили на лед усиленные вражеские отряды с пулеметами, но как только мы их обнаруживали, они немедленно скрывались в сторону северного или южного берега Невской губы, оставляя на льду убитых и раненых.
8 марта вновь нервный звонок из Кронштадта: получены сведения о готовящемся якобы большом наступлении через лед на Ленинград. По настоянию коменданта крепости командующий флотом организовал ежедневную воздушную разведку побережья Койвисто — Лисий Нос. Заодно прихватили и нашу зону Петергоф — Стрельна. Летали летчики честно, но никого не обнаружили. Ходили туда и наши разведывательные лыжные отряды, но с теми же результатами. Общая обстановка на театре военных действий в те дни не предвещала возможности большого наступления, но и доказывать обратное было трудно.
Командующий ВВС флота генерал-лейтенант М. И. Самохин звонил мне:
— Чего зря выматываете мою авиацию? Ведь горючее надо беречь. Где противник?..
Не одну бессонную ночь провели мы, но наступления по льду так и не обнаружили. Немцы, видимо, пытались вести разведку или прикрывали постановку мин в канале. Попытки эти продолжались всю зиму, вплоть до начала таяния льда. 7 и 8 апреля наши дозоры вновь обнаружили на фарватере против Петергофа свежие лунки. Опять тревога… Опять тревога… Высылаем минную партию. В обнаруженных нами лунках было тогда взорвано несколько очень больших магнитных мин. Противнику так и не удалось заминировать Морской канал, чтобы прервать весной нашу важнейшую коммуникацию Ленинград — Кронштадт.
Приближалось лето, и флот готовился к новой боевой кампании. Надо было не только отремонтировать корабли, но и хорошо подготовить людей к предстоящим боям. Широко была развернута боевая и политическая учеба личного состава кораблей.
С большим вниманием слушали мы начальника разведки флота Н. С. Фрумкина, который докладывал об обстановке в стане врага. Финская пресса довольно прозрачно намекала на необходимость заключения мира. Больше того, финны даже угрожали Гитлеру сепаратным миром, если им не будет оказана помощь войсками и продовольствием. И это всего лишь через полгода войны!
Позднее Фрумкин рассказал о совещании в ставке Гитлера 13 февраля 1942 года. На нем шла речь об уничтожении Балтийского флота зимой во льду. Немецкое военно-морское командование предлагало с этой целью вести «беспрерывные атаки по русским военно-морским силам в Ленинграде и Кронштадте армейской артиллерией и военно-воздушными силами Германии».
Обстановка, таким образом, вновь осложнялась. Места стоянок наших кораблей противнику были известны. Переставить их в условиях тяжелого ледостава мы уже не могли. Усиление маскировки и даже зенитного прикрытия не спасало корабли от артиллерийского обстрела. Оставалось лишь усилить контрбатарейную борьбу.
Весенний ветер
Фашисты выпустили по Ленинграду в марте 7380 снарядов. Корабли получили ряд повреждений. Так, 23 марта немцы вели ожесточенный огонь по Балтийскому заводу и по стоявшему около завода линкору «Октябрьская революция». Имея все данные о месте расположения кораблей, пристреляться по таким большим площадям не представляло труда. Два 152-миллиметровых тяжелых снаряда попали в линкор: один — в радиорубку, другой — в палубу. Повреждения были невелики, но при обстреле погиб один радист и двое было ранено. Значительные разрушения имелись в цехах завода.
И. И. Грен, прибывший вместе со мной на линкор, уверял, что все батареи противника, стрелявшие по кораблю, были погашены и частью уничтожены. Но командиру линкора контр-адмиралу М. И. Москаленко от этого легче не стало. Радиорубка была разрушена, погиб отличный радист…
Мы осмотрели место падения снаряда. Палуба над четвертым казематом, в которую он попал, была лишь незначительно покороблена. Линкор справедливо считался гордостью русского кораблестроения, прочность его поражала.
За зиму фашисты пристрелялись к кораблям. Что оставалось нам делать? Только одно — поскорее уничтожать все батареи противника, и лучше всего, конечно, силами авиации. И мы решили с И. И. Греном переговорить об этом с командующим авиацией флота генерал-лейтенантом М. И. Самохиным.
Михаил Иванович Самохин рассказал нам о делах наших летчиков. Особенно отличался тогда 4-й гвардейский истребительный авиационный полк. В нем прославился Герой Советского Союза гвардии капитан Г. Д. Цоколаев, сбивший несколько фашистских машин. Особенно интересны были ночные рейды.
По ночам одиночные самолеты, флотские тихоходы МБР-2, бомбили тылы фашистов, железнодорожные узлы, батареи и скопления войск противника.
Перелистывая журнал боевых действий, генерал рассказывал нам, что МБР-2 не одиноки. Бомбят и другие, совсем для этого не предназначенные самолеты Пе-2, И-153, И-16 и даже У-2! 8 марта У-2 ночью неоднократно бомбили немецкие тылы, а 13 марта — батареи в Знаменке, которые так досаждают нам. Они же, эти У-2, 19 марта бомбили аэродромы и железнодорожный узел в Гатчине!..
Командующий авиацией показал нам ряд аэрофотоснимков аэродромов и железнодорожных узлов, разрушенных нашими ночными «бомбардировщиками». А ведь У-2 — это маленькие учебные самолеты.
В результате беседы с генералом Самохиным мы составили план совместных ударов — бомбой и снарядом — по некоторым опасным батареям противника.
26 марта немцы вновь усиленно обстреливали город и корабли. Наш минный заградитель «Ока» получил много осколочных пробоин, но, к счастью, только в надводной части борта.
В моем дневнике в этот день записано: «Противник пристрелялся к кораблям. Скорей бы таял лед…»
Прежде чем мы увидели весеннюю рябь на Неве, нам еще многое пришлось пережить. В марте, после двухмесячного перерыва, над городом вновь появились вражеские воздушные разведчики. К вылазкам на лед со стороны Петергофа и Стрельны мы уже привыкли и всегда успешно отражали их. Иной, более серьезный характер носили события 27 марта. Примерно в четыре часа ночи меня разбудил на командном пункте оперативный дежурный офицер и доложил, что противник открыл интенсивный артиллерийский и минометный огонь из района села Пороги по правому берегу Невы, занятому нашими войсками. Это — район Ивановских порогов. Раньше здесь никогда обстрелов не было…
В штабе внутренней обороны города знали об этом событии не больше, чем мы. Вскоре по телефону поступило новое донесение из штаба Невского сектора береговой обороны. Генерал Кустов докладывал: «Противник двумя группами по 50–60 человек под прикрытием своего огня форсировал по льду Неву и атакует наш наблюдательный пункт. Меры приняты».
