Троцкий - Кармайкл Джоэль (бесплатные версии книг .TXT) 📗
Все произошло очень просто: около двадцати человек в полицейской и военной форме, как снег на голову, свалились на часовых и беззвучно разоружили их. Затем отряд, во главе которого был человек в форме армейского майора, подошел к вилле. Харт немедленно открыл ворота; пришельцы просочились во двор, угрозами заставили сдаться ничего не подозревавших караульных, установили пулеметы и стали стрелять по спальне Троцкого и комнате Севы.
Длилась операция всего двадцать минут; кажется просто невероятным, как Троцкие остались в живых. Отряд ретировался, бросив несколько зажигательных бомб в дом и сад. Часть налетчиков уехала на автомобилях Троцкого, в которых всегда были ключи — на случай экстренного отъезда.
Харт не оказал никакого сопротивления и исчез вместе с отрядом. Троцкий, которому было присуще тонкое чувство юмора, заметил: «Чтобы обмануть советских агентов НКВД, достаточно залезть под кровать». Но через минуту на первый план выступили мысли об упущениях, позволивших агентам Сталина осуществить этот рейд. Во-первых, было очевидно, что пришельцы были хорошо знакомы с планом виллы. Непонятной оставалась и роль Шелдона Харта: мог ли даже круглый дурак впустить таких людей? Должно быть, кто-то из них был ему знаком. Но почему же его увезли? Все происшествие выглядело загадочным. Начальник мексиканской секретной полиции полковник Салазар в своем отчете о ночном рейде пишет, что он был ошарашен: «Троцкий улыбался; острый и глубоко проникающий взгляд его ясных глаз, спрятанных за очками в черепаховой оправе, весь его вид говорил о мефистофельской силе сарказма в этом человеке. Он был среднего роста, крепко сложен. У него был большой рот с тонкими губами, из которых нижняя слегка выдавалась вперед. Его волосы, усы и острая бородка были седые, почти белые. Прическа его казалась несколько неаккуратной. Его все еще молодые, твердые, энергичные черты привлекали к себе внимание… Тонкое лицо Натальи выражало большую нежность. Печаль и скитания, а не годы преждевременно состарили ее. Какой контраст! Он — энергичный и властный, она — мягкая, нежная, почти покорная». Салазар был поражен бесплодностью всего предприятия — это было настоящее фиаско! Неизбежно закрадывалось подозрение, что сам Троцкий организовал это нападение в каких-то собственных целях. Салазар спросил, подозревает ли Троцкий кого-либо в осуществлении налета. «Без сомнения!» — ответил он весьма решительно. — «Пойдемте»… Он положил руку мне на плечо и медленно повел меня вглубь сада, к клеткам кроликов… Он остановился, огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что мы одни, приставил руку ко рту, как делают, передавая что-нибудь по секрету, и тихо, с большой убежденностью в голосе сказал: «Нападение было организовано Иосифом Сталиным».
Салазар решил, что его надувают: спокойствие Троцкого и Натальи показалось ему до смешного неестественным. «Чудесное спасение» стало казаться еще более сомнительным, когда над кроватью Троцкого обнаружили более 70 пулевых отверстий. Саркастические замечания Троцкого также показались Салазару подозрительными, хоть и не вызвали у него раздражения. Кроме того, он сомневался в том, что сталинисты могли пойти на такой рейд: ведь они поддерживали президента Карденаса.
Ни Салазар, ни Троцкий не могли даже предположить, что рейд был осуществлен с помощью агента разведки Меркадера. Причастность к делу Харта была очевидна, но Троцкий яростно, хоть и безосновательно, убеждал всех в его невиновности и, по-видимому, оставался при этом убеждении до конца. 25 июня, через месяц после налета, тело Харта было выкопано из земли на территории одной из ферм невдалеке от Мехико. Дом на этой ферме арендовался двумя художниками-сталинистами. К изумлению Салазара, Троцкий заплакал, увидев труп Харта.
Атмосфера на вилле стала гнетущей. У Троцкого появилась дежурная шутка — каждое утро он говорил Наталье: «Вот видишь, этой ночью нас не убили; а ты все еще недовольна!» Он продолжал активно работать, энергично помогал полицейскому расследованию. Ему предложили уйти в подполье, изменить имя и внешность и спрятаться где-нибудь в Соединенных Штатах. Троцкий отказался даже слушать об этом; единственной его уступкой было согласие на укрепление фортификаций на вилле. Стена была наращена, были установлены дополнительные вышки, стальные ставни и двери. Троцкий находил все эти изменения отвратительными. Он согласился на них только в виде одолжения своим друзьям и помощникам. Он отказался носить пуленепробиваемый жилет и отдал его часовому. Он не позволял обыскивать посетителей виллы, и был очень недоволен присутствием телохранителей при его разговорах с гостями. Все новые меры предосторожности были, конечно, классическим примером размахивания кулаками после драки. Советская разведка, безусловно, не пошла бы на новый рейд. И действительно, сталинская агентура применила новый метод — метод троянского коня. Возможно, он был уже давно утвержден в качестве запасного.
Роль троянского коня сыграл Джексон, торговый агент. Меркадер впервые встретился с Троцким через несколько дней после налета. Неизменно готовый к услугам, он предложил отвезти Росмеров в Вера-Крус, откуда они должны были уплыть назад во Францию после почти восьмимесячного пребывания в гостях у Троцких. Меркадер приехал рано утром. Его попросили подождать Росмеров во дворе. Троцкий, как всегда в это время, кормил кроликов; Меркадер подошел к нему и поздоровался. Он не стал надоедать хозяину, прошел в дом, подарил Севе игрушечный планер и был приглашен к чаю. За столом сидели впятером — Троцкие, Росмеры и Джексон. Потом Меркадер отвез Росмеров в порт. Он не появлялся в Койоакане около двух недель, затем приехал снова — попрощаться. Он уезжал в Нью-Йорк. Он оставил свой автомобиль телохранителям Троцкого. Меркадер вернулся в Мексику в июле, но в течение нескольких недель не показывался на вилле. 29 июля Троцкий пригласил его и Сильвию на чашку чаю. Это была единственная более или менее продолжительная встреча Меркадера с Троцким. Судя по записям в книге посетителей, которые аккуратно велись телохранителями Троцкого, после майского налета Меркадер появлялся на вилле 10 раз, но с Троцким он виделся всего два-три раза. Его «легенда» продолжала хромать; актерские способности часто подводили его, но ни у кого он так и не вызвал подозрений. В общении с Сильвией он старался казаться политически пассивным, но, разговаривая с телохранителями Троцкого, он сыпал именами видных троцкистов из разных стран, желая, видимо, подчеркнуть свою близость к движению. Он говорил о своем желании пожертвовать деньги в партийную кассу. В свое время он уже снабжал деньгами различные французские периодические издания «большевистско-ленинского» толка.
Очень правдоподобным кажется предположение, что Меркадер воспользовался бедностью Троцкого и его организации. Приманкой в приготовленной для Троцкого ловушке были деньги. Упомянутые Меркадером суммы были точно рассчитанной величины: 3000 долларов, подаренные им Сильвии, были и не слишком большой суммой, и не слишком маленькой. Рассказы Меркадера о том, что у его «босса» 60 миллионов долларов капитала, тоже были своего рода приманкой: сам я, мол, пока не так богат, но зато в будущем…
В немногочисленных разговорах с Натальей и Троцким Меркадер, застенчиво переминаясь с ноги на ногу, изображал чужака, который вот-вот станет «своим человеком». Предлогом для его поездок в крепость были подарки, которые Меркадер привозил Наталье от его «жены». Однажды он даже принял участие в политической дискуссии. В то время главным вопросом, занимавшим приверженцев Троцкого, был отход от движения таких ветеранов, как Джеймс Бернхем и Макс Шахтман. Сильвия, конечно, с головой ушла в распри. Меркадер, несмотря на свою роль бизнесмена, принял участие в горячих дебатах и выступил в поддержку Троцкого. Он очень старался не переиграть; его целью было продемонстрировать Сильвии свое политическое развитие. Никто не увидел в этом ничего странного… Но, в общем, он играл свою роль весьма посредственно. Присутствие духа изменяло ему по мере приближения рокового дня. Позднее вспоминали, что поведение Меркадера переменилось после его поездки в Нью-Йорк. Он вернулся в нервозном состоянии, цвет его лица стал странно нездоровым. Почти все время он проводил в постели, ни с кем не разговаривая, в том числе и с Сильвией. Временами на него находили приступы лихорадочного веселья. Он шумно разговаривал о своих успехах в альпинизме, хвастался своими деловыми связями, влиятельностью своего «босса», говорил о том, что начинает играть на бирже, зарабатывая таким способом деньги для Четвертого Интернационала.
