Лукашенко. Политическая биография - Федута Александр Иосифович (мир книг TXT) 📗

Но «служить» соглашались далеко не все. Поэтому для начала у Союза писателей отняли здание Дома литераторов, еще со времен Машерова находившееся в собственности Литфонда.

Казалось бы, подействовало. Председателем Союза был избран поэт Владимир Некляев, заявивший о своей готовности искать компромисс с властью и сразу получивший из рук Лукашенко госпремию. Но для Лукашенко малейший компромисс — это уступка, а любая уступка означает поражение. Попытка Некляева найти общий язык с властью привела к тому, что в какой-то момент друзья «из органов» вдруг сообщили, что против него как редактора литературного журнала фабрикуется уголовное дело. Поэт, никогда не слывший нонконформистом и честно отрабатывавший все свои премии (самому Брежневу с трибуны стихи читал!), с громким скандалом в оппозиционной прессе вынужденно эмигрировал 297.

Желание сломать «упрямых писак» и подчинить их себе любой ценой проявилось даже в трагические минуты похорон всемирно известного народного писателя Беларуси Василя Быкова. После того, как близкие накрыли гроб с телом Быкова опальным бело-красно-белым флагом, представители власти во главе с министром культуры, как по команде, покинули церемонию (наверняка по команде: что у нас без команды делается?). А в отместку за непослушание правительственная комиссия не предоставила обещанные автобусы, чтобы довезти до кладбища ветеранов войны, и старики были вынуждены пройти в многотысячной траурной процессии несколько километров — до самого кладбища.

Лукашенко на траурной церемонии демонстративно не присутствовал, но нет сомнений, что идея «отмщения» принадлежала именно ему.

Наконец, поскольку главным средством самовыражения писателя всегда было слово, у Союза писателей отняли литературно-художественные журналы и газету. Их без согласия учредителя объединили в холдинг при Министерстве информации, а директором холдинга назначили коммунистического ортодокса депутата Сергея Кастяна, не имевшего никакого отношения ни к литературе, ни к издательскому делу.

Нужен учебник

Еще не до конца «разобравшись» с писателями, Лукашенко кидается на новую амбразуру и начинает пересматривать историю:

«Один из моих преподавателей Яков Иванович Трещенок написал мне: если Вы хотите быстро, как я замыслил — за 5 лет, что-то там создать и переломить ситуацию, то надо лично взять под контроль написание учебников» 298.

И Лукашенко берет это дело под личный контроль. Подобно Сталину, он подвергает ревизии отечественную историю. Как известно, в уроках исторического прошлого немало опасностей для любого авторитарного режима.

Вначале по его требованию школьный курс, уже сориентированный на утверждение истории Беларуси как суверенного государства, был возвращен к образцам учебников и программ советской эпохи, причем тем, которыми пользовались до 1985 года — до перестройки.

Чиновники, «проглядевшие» «неправомерную модернизацию» основ истории, излагавшихся школьникам, были безжалостно изгнаны со своих должностей. Авторов учебника обвинили в попытках подорвать белорусско-российскую дружбу повествованиями о проходивших в начале XVII века литовско-московских войнах, разделах Речи Посполитой и постоянных антироссийских и антибольшевистских восстаниях на территории современной Беларуси.

Вместо всего этого и был предложен новый университетский учебник истории Беларуси, создателем которого, естественно, стал тот самый некогда учившей студента Лукашенко провинциальный историк Яков Трещенок. В своем творении Трещенок всячески стремился соответствовать официальному идеологическому курсу, и даже известного генерал-губернатора Михаила Муравьева-Виленского, оставившего едва ли не самый кровавый след в белорусской дореволюционной истории, вежливо именовал «не только "вешателем", но и талантливым администратором и организатором» 299 — характеристика, мало отличающаяся от той, которую, как мы помним, его ученик дал Гитлеру: «Не все плохое в германской истории было связано и с известным Адольфом Гитлером».

Кульминацией ревизии истории стал отказ от одной из самых героических страниц белорусского прошлого: президент вычеркнул из перечня государственных наград Орден Кастуся Калиновского — легендарного борца за суверенитет своего края, возглавившего восстание 1863-1864 годов. Было это сделано единоличным решением, несмотря на то что Орден Калиновского входил в официальный перечень государственных наград Беларуси, утвержденный соответствующим Законом. А создатель «новой концепции» белорусской истории, все тот же Яков Трещенок, обосновал это тем, что, дескать, Калиновский… никогда не был белорусом, а его восстание и вовсе было инспирировано католической церковью и поляками.

Дорога через Куропаты

Такой «пересмотр истории», вероятно, остался бы далеко не безобидной, но все же только прихотью Лукашенко, не зайди он слишком далеко. Защищая свою самодельную систему авторитарных «ценностей», он был вынужден любой ценой реабилитировать и сталинскую внутреннюю политику. И Лукашенко добивается пересмотра результатов следствия по делу о захоронении тысяч и тысяч расстрелянных в Куропатах, слишком красноречиво свидетельствующих о том, к чему приводит авторитарный режим.

Образ и пример «вождя вех народов» далеко не безразличен Лукашенко, что подтверждает следующая цитата:

«Недавно Владимир Владимирович Путин принял меня в Волынском. Там Сталин прожил последние 19 лет. Я благодарен Президенту России, что он настоял, чтобы я осмотрел дом, где жил Сталин, помещение, где он умер. Рассказали, где лежал, как лежал. Он просто валялся там, и ему не оказывали никакой помощи. Это прежде всего Берия и те "помощнички", которые крутились под ногами и повторяли: "Ты вождь, ты самый великий!" Я, кстати, не люблю льстецов возле себя. Они все, пока ты здоров и у власти, тут как тут. А не дай Бог что случится — труба. Где нет чести, нет и порядочности» 300.

Лукашенко, как видим, и себя, и собственную судьбу проецирует на судьбу Сталина. Отсюда и попытка ревизовать уже доказанное и реабилитировать Сталина не юридически, но политически, как деятеля идейно близкого.

И вот по воле Лукашенко республиканская прокуратура спустя десятилетие возвращается к теме Куропат. Опровергнуть версию о расстрелах, которые проводили сотрудники НКВД, не удалось: напротив, были получены новые доказательства ее правомерности. И тогда память о Куропатах было решено уничтожить иначе.

В сентябре 2001 года прах мертвых потревожили бульдозеры и экскаваторы. Строители валили лес на просеке под будущую дорогу, проложить которую было предписано именно через Куропаты. Для того чтобы шум не поднялся раньше времени, эту работу поручили не минчанам, а специально вызванным из Могилевской области рабочим, которые по неведению воспринимали происходящее как обычную командировку. О трагедии Куропат они услышали лишь от журналистов радио «Свобода». Ужаснулись, узнав, что их заставляют ездить по костям, по могилам, где похоронены деды и прадеды:

«На это же существуют проектировщики. Нам сказали, и мы делаем… Мы же не от хорошей жизни — а потому что в Могилеве мне нет работы, или ему — в Бобруйске» 301.

Общественность восстала.

«Куропаты — символ сталинского геноцида, образ мученичества и страданий целого поколения. Здесь совершались преступления не только против белорусского народа, но и против человечества, ибо убийцей выступала идеология всемирного зла, уничтожающая всех, кто не с ней.

Но Куропаты — это и символ национального возрождения и сопротивления тоталитаризму. Именно правда о Куропатах в 1988 г. всколыхнула и пробудила белорусское общество на борьбу против режима КПСС, за независимость, демократию и свободу.