Мне – 65 - Никитин Юрий Александрович (список книг txt) 📗
Отвечают просто: «Как работает? Да очень просто: вот тут включаешь, а здесь нажимаешь, и – все! Каналы переключаются…»
Если еще в мое время все абсолютно знали, как работает то или иное устройство, а по поводу новинок мучительно старались понять их работу, как та дама, что не могла понять, как доходят телеграммы из Европы в Америку сухими, но сейчас… да, целое поколение уже не только не знает, но и не стыдится не знать. Это не в осуждение: я сам не знаю устройство кристаллов и чипов в моем компе, но пользуюсь!
Ребята в Южном Бутово перехватили на дороге, сунули книжку для автографа. Два парня и девчонка, явно общая, теперь это нормально, лица всех троих усеяны бусинками и кольцами: в носу, на переносице и даже на щеках.
Я смолчал, но, видимо, по взгляду все поняли, один сказал запальчиво:
– Сейчас это клево!.. Старшее поколение не понимает…
Я покачал головой:
– Вот сейчас ждете, что этот старый пердун начнет зудеть о том, какая молодежь пошла не та, какие все гадкие… черт-те что творят… Эх! Как раз напротив. Это не ваше поколение, а мое совершило сексуальную революцию, добилось свободы полов, свободы в прическах, одежде, модах. Но мы добивались этого через тюрьмы, через побои в милиции, через увольнения с работы, а из университета так называемых стиляг исключали!.. А чем вы рискуете с этими кольцами или когда красите голову в зеленый цвет?
Ребята переглянулись, один буркнул с неуверенностью:
– Ну, фыркают…
Девчонка хихикнула:
– Ничем… И это здорово!
Я указал на ребят.
– А им хотелось бы, чтобы хоть какая старушка фыркнула неодобрительно. Но не больше, не больше… А то вдруг еще палкой вдарит. Кольца в носу – этого достаточно, верно? Бросаете вызов современному обществу!
– Да, – пробормотал один. – А разве не так?
– Разве это вызов? – спросил я. – Если кого и раздражаете, то не революционностью, а как раз ее отсутствием! Вы не молодежь, а старики – старые, слабые, робкие. Да попробуйте что-нибудь покруче!.. Скажем, принять ислам и отстаивать среди людей, которые по тупости ничего не знают, кроме своего огорода и своего православия. Не нравится ислам? Тогда попробуйте восстановить славянское язычество, выберете место и поставьте столб Сварогу или Перуну, восстановите касту волхвов и воинов… И это не нравится? Тогда возглавьте борьбу против ислама, против язычества, потому что ислам – давно сила, а язычество набирает силу теперь. Но у самых крутых из вас революционности и вызова обществу хватает только на то, чтобы разбить стекло у припаркованного на ночь у обочины автомобиля, украсть приемник или даже влезть и прокатиться с ветерком. Да и то по пьянке, у трезвых даже на такое отваги не хватает!
Он испуганно отшатнулся.
– Нет-нет. Мы так не делаем!
– Ну вот, – буркнул я, вспоминая, как в детстве грабили ларьки и магазины, – даже на это смелости нет….
Так недолго и поверить в то, что вся цивилизация подчиняется моей воле. Я ненавидел галоши и кальсоны, и их не стало. Ненавидел пиджаки с подкладкой из конского волоса – их не стало, пришли те, о которых мечтал – джинсовые куртки.
Восхищался США и ненавидел СССР: США вошли в силу, а СССР исчез. Жаждал много фантастики на прилавках – вот она, появилась наконец. Похоже, Творец меня любит, раз уж убирает из мира те мелочи, что меня раздражают, а значит – потребует от меня потом чего-то серьезного, когда придет пора расплачиваться. И вот сейчас я, прекрасно понимая, что он расчищал передо мной дорогу… могу ли предаться простейшим радостям, которые почему-то называют человеческими, хотя они свойственны именно животным: вкусной еде, отдыху, сексу?..
В мире, где правил партаппарат, где в писательском мире ценилось не умение писать, а умение пробиться в печать, завязать отношения с редакциями, у меня не было шансов, и Творец уничтожил для меня эту систему, заменив ее такой, где начали ценить именно книги, а не умение автора подлаживаться под всемогущего издателя. И мои книги пошли по нарастающей вверх. Без всякой раскрутки, рекламы, без интервью в газетах – медленно, но с каждым годом все шире по стране, с каждым годом все больше тиражи, с каждым годом все больше влияния. Естественно, он что-то потребует от меня взамен, а я, похоже, уже делаю то, что Он от меня ждет.
Для того, чтобы иметь возможность публиковаться, многие авторы устраивались в издательства редакторами, младшими редакторами, техническими работниками, хотя бы курьерами. Все это давало больше возможностей, чем приход «со стороны». Некоторые, пройдя всю лестницу взяток, унижений и соглашательства, поднимались на самый верх: становились главными редакторами и директорами. Разумеется, с одобрения ЦК КПСС – высокие кандидатуры утверждались только там.
Этим открывался доступ к неограниченным публикациям, государственным премиям, раздаче слонов. Имена пробившихся гремели в печати и по телевидению, а обладатели этих имен всегда за столом с красной скатертью.
Положение было безвыходное, приходилось продолжать продавать рукописи, тем и жил, после чего Бог увидел, что мне хреновее некуда, и разрушил эту систему. Пришла та, о которой мечтал в детстве. Я пишу что мне нравится и как мне нравится, а издательство звонит и спрашивает тонким голосом: ну когда же вы, любезный Юрий Александрович, да закончите свою новую книгу? Вы ж не забудьте, что у нас гонорары выше, чем у конкурента, и тиражи больше… А я генеральским басом отвечаю так это вальяжно: да-да, вот через две недели заканчиваю, скину на емэйл. Мне тут же: гонорар вам выплатим сразу же, как принесете, весь до копеечки! А то хотите, выплатим все авансом?
Конкурентные издательства, кстати, не забывают периодически проверять: не ухудшились ли мои отношения с издательством, не могу ли я соблазниться на их посулы и перейти к ним… Ну разве не жизнь для писателя?
И вот сейчас, рискуя снова нарваться на обвинение, что Никитин впадает в маразм, повторяет то, что уже говорил как-то, я все же повторю: пишите хорошо, пишите лучше, пишите интересно – и вам не придется «пробивать» рукопись! Поймите, хорошо написанная рукопись так же нужна издателю, как и вам. Ни один издатель не отвергнет рукопись, что принесет ему прибыль. И вам хорошо написанная принесет славу, тиражи, высокие гонорары.
Рак унес двух молодых и очень агрессивных ребят, что особенно яро набрасывались на меня в Инете, пробовали заваливать спамом, порнухой, от одного осталась пара книг, от другого – пиратская библиотека. Нельзя сказать, что меня порадовала их смерть: я предпочитаю, чтобы враги жили долго и видели, что посрамлены.
Я не знаю, как Творец уничтожит то положение дел, какое сейчас доминирует в мире, но оно мне активно не ндравится, а это значит, что ряд гнойников будет уничтожен. Не знаю как, однако это будет сделано.
Я отмахнулся:
– Да пустяки, просто клякса.
– А что такое клякса? – спросила она.
Я открыл рот и… закрыл. В самом деле, как объяснить, что такое клякса, человеку, родившемуся в век компьютеров? Даже устаревшие ручки, которыми иногда все еще пишут, давно шариковые, заправленные пастой, что в принципе не могут оставить клякс. А кляксы – это из мира Пушкина и Дюма, когда писали гусиными перьями, макая в черную жидкость, чтобы эта жидкость была видна на белой бумаге. Эту черную жидкость так и называли – чернила, ибо она чернила, зачернивала. Понятно, что надо было быть виртуозом, чтобы макать самый кончик пера. Иначе либо подцепишь черной жидкости слишком мало, хватит на одну букву, либо много – и тогда с кончика пера сорвется крупная капля, что безобразным пятном расплющится на бумаге, испортит уже написанное.
Я жил в период, когда гусиные перья стали заменять стальными, но чернильницы остались еще те, пушкинские. Мы с этими чернильницами ходили в школы, бережно держа их в специально сшитых черных, под цвет пролитых чернил, мешочках. В специальных коробочках носили стальные перья с расщепленными концами, а в тетрадках были обязательные «промокашки», листы особой пористой бумаги, которую следовало тут же очень осторожно приложить поверх только что написанного текста. Очень осторожно, ибо текст сам по себе сохнет обычно очень долго, можно нечаянно размазать.
