Тайна гибели Лермонтова. Все версии - Хачиков Вадим Александрович (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
Теперь предположим, что мы решили сшить себе новое платье, обувь или сделать прическу. Как быть? Первоначально парикмахерские, портновские и тому подобные бытовые услуги оказывали приезжим лишь привезенные ими с собой мастера, а местные жители довольствовались тем, что могли сработать солдаты Константиногорской крепости или немногочисленные умельцы из немецкой колонии. Со временем появились и свои, городские мастера и мастерицы. В 30-е годы, когда Пятигорск сделался уездным городом, в него устремились на заработки модистки и портные, сапожники и шляпницы. Конечно, уровень их мастерства зачастую был не слишком высок – вспомним, как впервые надевший офицерскую форму Грушницкий ругает портного, сшившего ему слишком тесный мундир…
Еще забота – сообщить оставшимся дома родным и знакомым о благополучном прибытии на курорт и своем житье-бытье здесь. Есть ли у нас возможность послать письмо? Конечно! Сделать это можно двумя способами. Если не спешим, то доверяем свое послание обычной, так называемой «тяжелой» почте. А если хотим, чтобы письмо доставили поскорее, воспользуемся экстра-почтой. Она была учреждена для доставки из Тифлиса в Санкт-Петербург и обратно важных государственных бумаг, а заодно и частных писем. Высокая скорость езды позволяла преодолеть две с половиной тысячи верст, разделявшие конечные пункты, всего за 14 суток. Нам этот срок кажется невероятно долгим, но для тогдашних россиян он был фантастически коротким, ибо «тяжелой» почте на это требовался чуть ли не месяц.
С 1836 года к такой скоростной доставке корреспонденции были «подвязаны» и Кавказские Минеральные Воды, что не могло не вызвать одобрения лечащихся. Известный литератор Н. В. Станкевич писал тем летом из Пятигорска своим родственникам в Москву: «Ванюшкино письмо, посланное 16, прибыло сюда 24. Это необыкновенно скоро». Следующим летом экстра-почтой охотно пользовался М. Ю. Лермонтов: «Милая бабушка, – читаем в его послании к Е. А. Арсеньевой, – пишу вам по тяжелой почте, потому что третьего дня по экстра-почте не успел, ибо ездил на железные воды и, виноват, совсем забыл, что там письма не принимают». «Третьего дня», то есть 15 июля, была суббота, единственный день, когда можно было сдать письмо для отправки экстра-почтой, причем только в Пятигорске. Собранная здесь корреспонденция отвозилась в Георгиевск конным казаком, который, возвращаясь, привозил письма, адресованные на Воды.
Среди почтовых отправлений со временем появились и посылки. Московский мещанин Александр Тимофеев в 1839 году открыл в Пятигорске «контору исполнения разных комиссий… дабы всем в Пятигорске и окрестностях пребывающим лицам, затрудняющимся в выписке из столиц для них необходимого, доставлять все по их желанию».
Присматриваясь к различным сторонам жизни в тогдашнем Пятигорске, не можем не заметить его неважного санитарного состоянии. Одна из причин тому – дефицит пресной воды. Представьте: сколько в округе минеральных источников, а пресного – ни одного! То есть были, конечно, и ключи, и родники, но не слишком обильные, да и далековато расположенные. Самые мощные находились у подножия Бештау, откуда в 50-х годах XIX века и начали тянуть к Пятигорску первый водопровод. А до этого приходилось довольствоваться водой из Подкумка – мутную, илистую, ее старались использовать, как мы говорим теперь, «для технических нужд». Ту же, что почище, доставляли из дальних ключей и возили по дворам в больших бочках специальные водовозы. Такую бочку желающие могут сегодня увидеть на территории Лермонтовского музея – специально поставлена для создания обстановки.
Другие «бочкари», именуемые в народе «золотарями», очищали время от времени обязательно имевшийся в каждом дворе «туалет типа сортир», который в те времена называли «отхожим местом» или «нужником». Слово «уборная», принятое в более поздние времена для обозначения таких заведений, тогда означало туалетную комнату, где дамы могли привести в порядок прическу и детали туалета, подкрасить губы, попудриться.
Конечно, «благоухающую будочку» старались ставить подальше от жилых покоев, и все же «амбре» оттуда частенько беспокоило чувствительные носы постояльцев. Что же касается общественных заведений подобного рода, то сведений о них в литературе не сохранилось – слишком уж низкий это был предмет для господ мемуаристов! Но можно не сомневаться, какие-никакие туалеты все же имелись близ источников – иначе как же обходиться людям, глотающим подряд по многу стаканов минеральной воды? Можно даже предположительно указать, где они располагались, – такие заведения обычно подолгу не меняют своего местоположения, а значит, традиционно остаются там же и в наши дни, лишь сменив выгребные ямы на современную канализацию.
Но хватит о туалетах! Посмотрим, какие возможности есть у нас для путешествий по городу и округе, если мы не имеем собственного выезда. Специальной службы для ближних перевозок пассажиров на Водах поначалу не существовало. Да и не нуждались в ней первые курортники, ведь прибывали они в своих экипажах, со своими лошадьми – на них и ездили, куда хотели. Но, по мере того как среди лечащихся росло количество «безлошадной» публики, возникла и потребность в наемных экипажах с кучерами. Они были нужны для того, чтобы доставлять больных людей на ванны и к источникам, для поездок в соседние города и увеселительных прогулок по окрестностям. Известно, что извозчики имелись в Пятигорске уже в 30-х годах. А в описании событий, связанных с дуэлью, фигурируют даже конкретные личности – братья Чухнины, занимавшиеся извозом профессионально. Оба они были крепостными отставного подполковника Мурныкина, который содержал в Пятигорске извозчичью биржу. Известен и еще один содержатель подобной биржи – некто Пантелеев.
Экипажи у извозчиков были различных видов. Самыми шикарными считались фаэтоны – на рессорах, с откидным верхом. Правда, они появились позднее. А в те времена своих пассажиров извозчики возили на пролетках, шарабанах, линейках – некоторые из них тоже имели откидной верх. Но более всего были распространены дрожки – легкий открытый экипаж, часто двухколесный, запряженный одной лошадью и рассчитанный на двоих седоков. В воспоминаниях и документах той поры упоминания о них встречаются неоднократно. О недостатке «биржевых дрожек» упоминает Н. Раевский. И верно: по официальным данным, в городе имелось всего тринадцать наемных экипажей. В день дуэли, 15 июля, один очевидец отметил, что на извозчичьих дрожках ехали из Железноводска Лермонтов с поэтом Дмитриевским. Другой тогда же встретил ехавшего на дрожках Льва Сергеевича Пушкина. Наконец известно, что на беговых дрожках разъезжал в тот день по делам дуэльным один из секундантов, Михаил Глебов. Считалось, что эти дрожки принадлежали Мартынову, который вполне мог себе позволить их приобрести. Хотя не исключено, что он просто взял этот легкий экипаж напрокат…
Теперь, найдя подходящую квартиру и обустроив свой быт, обратим наконец внимание на лечение и предававшееся ему…
«Водяное общество»
В то время съезды на Кавказские воды были многочисленны, со всех концов России. Как отмечали современники, кого, бывало, не встретишь на Водах! Какая смесь одежд, лиц, состояний! Со всех концов огромной России собираются больные к источникам в надежде – и большею частью справедливой – исцеления. И кого не найдете здесь? И военных всех мундиров, и разжалованных, и статских, и монахов, и купцов, и мещан, и столичных модниц, и толстых купчих, и чванных чиновниц, и уморительных оригиналов. Здесь разбитый параличом едва передвигает ноги; тут хромает раненый; там идет золотушный; далее – страдалец в язвах, этот – геморроидалист; рядом с ним – страждущий от последствий разврата; словом, тут средоточие всех омерзительных недугов человеческого рода.
По поводу количества гостей в курортный сезон 1841 года мнения современников расходятся. Вспоминая много лет спустя свою поездку на Воды в том году, А. Арнольди отмечал, что сезон был один из самых блестящих – говорили, что съехалось до 1500 семейств. Это явное преувеличение: вместе с большим количеством прислуги они просто физически не смогли бы разместиться в четырехстах с небольшим комнатах. Наверное, стоит поверить другому свидетельству о том, что съезд того курса был невелик и не замечателен. Дам, говорит он, как всегда было мало (а мы добавим: многолетние статистические данные говорят, что благородных особ женского пола приезжает в три-четыре раза меньше, чем мужского). «Да и утешение от них небольшое (а это уже Лермонтов устами Грушницкого), они играют в вист, одеваются дурно и ужасно говорят по-французски».
