Горизонты и лабиринты моей жизни - Месяцев Николай Николаевич (читать книги онлайн полностью .txt) 📗
Село Щурово расположилось на правом берегу реки Оки, напротив впадения в нее Москвы-реки. Село большое. Проходящая через него шоссейная дорога Москва — Рязань как бы делила его на две части, а посередине, на самой горе, стояла огромная церковь — символ села. Конечно, в селе богатыми были не все. Значительная часть крестьянского и рабочего люда жила бедно. Между богатыми и бедными в начале 30-х годов в ходе коллективизации шли скрытые, но острые схватки, природу которых я понял гораздо позже, а ощутил на себе тогда, в детстве.
В школе, расположенной в богатой части села, верховодили великовозрастные ученики из зажиточных семей. Однажды, вскоре после того, как я начал ходить в школу, группа таких ребят затащила меня в пустой класс, сорвала с меня пионерский галстук и зверски избила ногами, пригрозив, что если я или мои родители пожалуемся на них, то мне несдобровать. Избитый, я ушел из школы на Оку, очистил там от грязи свою одежонку. Искупался. А придя домой, ничего не сказал о случившемся со мной в школе — синяков на лице не было: куда и как бить — знали. В этой школе своим детским умишком я понял, что щуровская жизнь с ее делением на богатых и бедных, разобщенностью селян, отгороженностью, отчужденностью одних от других — это нечто иное, противоположное заводскому коллективу рабочих-цементников.
А второй эпизод, запавший в память, лишь укрепил в моем ребячьем сознании факт наличия в жизни богатых и бедных, несхожести интересов, их противостояния друг другу.
К моменту приезда в Щурово я хорошо плавал, наверное, лучше всех других учащихся сельской школы, в которой было всего пять классов. Плавал поволжски, как говорят в подмосковных весях, — саженками. Как-то в один из погожих дней я спустился к речке на место, где обычно купались и куда приходила Таня — девчонка, к которой меня тянуло, как, думаю, и ее ко мне. «Любви, — писал Пушкин, — все возрасты покорны». Кстати, она была из богатой семьи. Я не видел, как к Тане и ко мне, стоящим рядом, подошли несколько ребят чуть постарше меня и, оттолкнув, сказали, чтобы я «мотал» с речки и не «сватался» к Тане, «она тебе, голодранцу, не пара». Таню не смутили эти слова. Она засмеялась и пошла куда-то вместе с этими ребятами. Я остался на речке. Увидел, как из Москвы-реки входит в Оку двухпалубный пассажирский пароход. Я поплыл ему навстречу. Доплыл до середины реки. По-волжски лег на спину, широко раскинув руки и ноги, и смотрел в летнюю голубую небесную синь, покачиваясь на волнах, оставленных удалявшимся вниз по реке пароходом.
Подобно воде в реке, течение моей жизни продолжалось. С Волги я попал на ее большой приток — Оку. С Оки поздним летом 1932 года наша семья переехала на берега ее притока — реку Москву — аж в саму Первопрестольную.
Начался самый яркий и самый плодотворный период становления меня как личности. Москва быстро «расправилась» с моим детством.
В день моего 50-летия школьные друзья писали мне:
«Дорогой друг!
Ты вырос в нашем родном Останкине. Прелесть останкинских рощ, парка и прудов, атмосфера юношеской чистоты и дружбы, идеи служения Родине формировали твой характер, твои помыслы, твою жизнь.
Еще будучи учеником 7 класса ты возглавил Совет Базы пионерской организации, затем был вожатым отряда, комсомольским руководителем школы.
После окончания школы мы не теряли друг друга из виду. Наша пионерская цепочка продолжала действовать. Мы шли рядом.
Нам приятно отметить, что твой жизненный путь — большой и славный. Ты всегда в гуще самых важных событий жизни.
В суровые годы Великой Отечественной войны ты был на фронте, после войны на ответственной комсомольской, партийной, дипломатической и государственной работе.
На любом посту ты работаешь, как подлинный коммунист, с присущей тебе целеустремленностью, энергией и высокой партийной ответственностью.
…Как бы далеко и высоко ни ставила тебя жизнь, ты всегда остаешься нашим близким и верным товарищем. За это мы любим тебя как родного, как брата. Подписали: Сима Торбан, Маша Мазурова, Толя Серебряков, Вия Штокман, Георгий Лейбо, Катя Крестьянцева, Алик Пешков, Гаяна Китаева, Илья Бурштейн».
Сельцо Останкино начала 30-х годов представляло собой далекую московскую окраину, до которой незадолго до нашего приезда пустили трамвай. Оно складывалось как бы из двух частей: старого Останкина, состоявшего из деревенских домов московского типа, примыкавшего к бывшим владениям графа Шереметева — в создании которого принимало участие целое созвездие прославленных архитекторов: Дж. Кваренги, Е. Назаров, Ф. Кампорези, П. Аргунов, парку, а также нового Останкина, выросшего на пустырях между двумя проточными прудами. Новое Останкино было застроено деревянными стандартными домами. В одном из таких домов по 3-й Ново-Останкинской улице поселилась и наша семья. Под материнское крыло, в Москву, в Останкино, то собирались «в стаю» почти все братья и сестры, то разлетались кто куда. Страна строила заводы, электростанции, рудники, шахты, организовывала колхозы и совхозы, за парты усаживались и молодые, и старые. Новости об этих свершениях входили и в наш дом, непосредственно касаясь того или иного члена нашей семьи.
Старое Останкино было населено людьми, имевшими до революции, как правило, свое небольшое дело — ремесло, извоз, мелкую торговлю. Новое Останкино — преимущественно служащими различных учреждений, рабочими, строившими неподалеку инструментальный завод «Калибр». В Новом Останкине находился и большой студенческий городок со своими читальным залом, библиотекой, медпунктом, танцплощадкой, волейбольными, городошными и другими спортивными площадками. Студгородок тоже был сотворен из стандартных домов с коридорной системой. Жили в городке студенты из медицинского, геолого-разведочного, педагогического и других институтов, а ближе к началу Великой Отечественной появились слушатели высших военных учебных заведений. Студенты вносили свой колорит в жизнь Останкино, делая его население по виду и духу своему интернациональным, молодым, живущим с верой в будущее.
Успешное выполнение пятилетних планов, постепенное улучшение жизни сказывалось на настроении старших, на наших ребячьих делах. Веселее зажило все Останкино. В парке, в его дубравах, на площадках студгородка, да и просто на улицах возле домов распевали песни, сбивались в импровизированные струнные трио, квартеты, квинтеты, играли в волейбол и в домино, гуляли в дубравах и борах, купались до посинения. Часто три моих брата, Георгий, Александр и Алексей, хорошо игравшие на гитаре, мандолине и балалайке, садились во дворе нашего дома на скамеечку и играли. Собирались десятки парней, девушек. Они пели и танцевали, вокруг сидели и судачили пожилые люди, а мы, ребятишки, крутились вокруг них. Это бывало по вечерам, после работы, уже на закате солнца, и продолжалось до тех пор, пока не высыпят на небе мириады звезд — далеких, манящих. С детства осталась у меня любовь к звездному небу. В нем, где бы я ни был — у нас в Европе, в Азии, в Африке, в Америке, в Австралии, — везде разглядывал это удивительное чудо. Смотришь в его дневную лазурь или ночную тьму и не можешь постичь его глубины. Разум отказывается проникнуть в бесконечность Вселенной. Может быть, Космос, чьим порождением ты, Человек, являешься, ставит тебе, разуму твоему заслон?! Мир конечен в своей бесконечности. Познание его идет от низшего к высшему, от простого к более сложному. Каждое новое поколение наследует знания и опыт предшественников, и уже оно само дерзает в процессе познания бесконечности Космоса, микро- и макромира, уяснения разумности своего собственного, общественного обустройства в этом бесконечно конечном мире.
О разумности, в смысле истинной достойности человека, общественного бытия и перспектив его развития в нашей стране, совсем не худо было бы глубоко и всерьез задуматься поколениям, вступившим в новый, XXI век. Особенно тем из их представителей, кто вследствие разных причин и обстоятельств и в том числе под воздействием разного рода «новых» демократов, популистов, демагогов и прочих политиканов пытается затащить народ в капиталистический «рай». История может допустить зигзаг, при котором общество, как это произошло в нашей стране, в бывших социалистических странах Восточной Европы, пойдет вспять, назад к капитализму. Однако этот исторический зигзаг со временем самим народом будет исправлен. История непременно пойдет «вперед и выше — по спирали», а ее «изготовитель» — народ в конечном счете непременно придет к социализму. Так будет! Но для этого надо быть разумным, много знать, ибо знать — значит победить.
