Тайны уставшего города - Хруцкий Эдуард Анатольевич (книги онлайн бесплатно .TXT) 📗

Вполне естественно, он отволок свою добычу в Большой Гнездниковский переулок, где помещалась сыскная полиция.

Начальник сыскной, коллежский советник Маршалк, прочитав бумаги, пришел в некоторое замешательство и передал их в соседний дом полковнику Мартынову, начальнику Московского охранного отделения, который немедленно начал разработку.

Украденные документы стоили того. В них прослеживалась связь Царского Села с немецкой агентурой. Так Мартынов узнал, что знаменитое дело подполковника Мясоедова, обвиненного и казненного за шпионаж, было полной туфтой, операцией прикрытия связей дворцовых интриганов и Распутина с резидентом кайзеровской Германии в Швеции.

Его звали Олег, а ее Алена. Они были старше меня лет на пять. Впервые я увидел их в знаменитом ресторане «Спорт», где был московский дансинг. Они танцевали фокстрот. Рослые, светловолосые, прекрасно одетые, по понятиям того времени.

Я был тогда совсем молодым и не представлял никакого интереса для этой прекрасной пары.

После знаменитого скандала с министром госбезопасности Виктором Абакумовым, случившегося на танцах в ресторане «Спорт», этот «притон разврата», как говорил незабвенный Никита Хрущев, закрыли.

Дело в том, что у всесильного министра была кличка, которую ему дали коллеги — «Витька Фокстротист». Гроза шпионов и врагов народа больше всего любил «сбацать» запрещенный, идеологически чуждый танец.

В ресторан «Спорт» он приходил инкогнито, как король из сказок, пожелавший узнать, как живут его подданные.

Виктор Абакумов, несмотря на свой высокий пост, любил танцы, выпивки, женщин. Вот из-за них-то и случилась драка в ресторане, и министру прилично накостыляли.

Расправа с обидчиками была немедленной, но, как мне говорили знающие люди, никого не посадили, просто ребята Абакумова весьма прилично отметелили виновных.

Главную танцплощадку перевели в гостиницу «Москва», там я и познакомился ближе с Олегом и Аленой. В то время я уже стал заметным человеком на московском Бродвее, умел постоять за себя, был членом весьма крутой компании.

Мы встречались с Олегом и Аленой на Бродвее, в «Коктейль-холле», в ресторане «Аврора». Они всегда были вдвоем. Устоявшейся компании у них не было. В кабаках они подсаживались к нам, на халяву не гуляли, всегда платили за себя, а частенько просто угощали.

Однажды я побывал у них дома. Жили они в старом, так называемом доходном доме в Банковском переулке. Маленькая двухкомнатная квартира. Фотографии в рамках на стене, мебель начала века, стиль ампир, кузнецовская посуда. В этой квартире жили родители Олега, эстрадные артисты, погибшие в первые годы войны, когда немецкие самолеты разбомбили поезд, в котором они возвращались после концертов из Западной Белоруссии.

В квартире было много книг. Именно у них я взял «Новый мир» с повестью Юрия Трифонова «Студенты», потрясшую в те годы читающую Москву.

Работали Олег и Алена на «Мосфильме», были в штате актерского отдела как «актеры окружения», следующий этап после массовки.

Но, что поражало, они никогда не хвастались своими отношениями со знаменитостями, хотя их лица мелькали в кадрах многих фильмов рядом с нашими кинозвездами. Они жили своей особой жизнью, никого не пуская в нее, держа людей на расстоянии.

Потом я уехал учиться воевать, потом сам учил этой жестокой науке, а когда вернулся, не было ни Бродвея, ни «Коктейль-холла», ни «Авроры». Да и знакомых моих разбросало.

Как— то возвращаясь из редакции на любимом трамвае, я увидел Олега и Алену. Они были все так же хороши и элегантны.

Я несколько раз встречал их на разных маршрутах в часы пик.

Потом они надолго исчезли из моей жизни.

…Пять лет назад в мою палату в Первой Градской больнице вошел необыкновенно знакомый человек. Куда-то исчезла роскошная светлая шевелюра, появились морщины на лице, но даже в больничном тряпье он по-прежнему оставался элегантным.

— Олег! — узнал я его.

Мы обнялись.

Оказывается, Алена умерла, а он лежит в больнице с самым плохим диагнозом.

Через несколько дней в курилке он сказал:

— Я тебя читаю. Если выйду отсюда, расскажу занятную историю.

Он, слава богу, вышел, позвонил и поведал действительно занятную историю. Мы встретились в летнем кафе на Рождественском бульваре. Выпили, и он начал рассказ.

После смерти родителей его пригрел Аленин отец — фокусник-иллюзионист. Он взял их в номер и обучил массе интересных приемов, в том числе виртуозно работать руками.

Однажды они с Аленой ехали в трамвае на выступление в клуб им. Зуева.

— Не знаю, как это случилось, я увидел, что женщина положила в карман деньги, и «снял» кошелек.

В кошельке было четыреста рублей и продовольственные карточки на целый месяц. Так они и начали свой промысел. Работали только в трамваях.

— Почему в трамваях? — удивился я.

— Трясет, легче работать.

Красивая, прекрасно одетая пара, кто мог их заподозрить?

Так они промышляли до семидесятого года. Снимались в эпизодах и шли работать в трамваи.

Но однажды на Покровке их подловили центровые карманники и пообещали «поставить на ножи», если застукают на своей территории.

Они начали работать в курортной зоне. Сочи, Рижское взморье, Пярну.

Потом умерла от инсульта Алена, у Олега нашли неизлечимую болезнь.

— Как же ты теперь живешь? — спросил я.

— Щиплю помаленьку, мне уже терять нечего.

Мы попрощались. Навсегда ушел из моей жизни человек из прошлого.

В ноябре шестидесятого года у кинотеатра «Колизей», где нынче театр «Современник», я, после тяжелого разговора, сел в трамвай, и он увез меня в другую жизнь. О чем по сей день ни капли не жалею…

…Однажды я вышел с друзьями из ресторана, который дислоцировался в Детском центре Ролана Быкова. Была осень, ветер тащил по тротуару пожухшие листья. Я шел пешком и вдруг за спиной услышал забытый трамвайный звонок. Я обернулся. Меня догонял ночной трамвай моего детства с белым кругом над вагоном, на котором виднелась буква «А». Весело горели окна, на скамейках сидели люди, но светились софиты и стояла кинокамера.

Мое детство снимали в кино. Трамвай бежал в сторону метро, там развернулся и исчез. Звон его таял в ночном осеннем воздухе, становился все тише и тише. Уходил, как мое нелепое, но счастливое вчера.

«Кто не был — тот будет, кто был — не забудет»

Март 1953 года. На второй день всенародного траура мой дом был заблокирован работниками милиции и подразделениями внутренних войск, перекрывшими все подступы к Колонному залу Дома союзов, где лежал прах великого вождя.

Жители микрорайона могли свободно передвигаться по улице Москвина до Петровки, на Пушкинской — до Столешникова и по Козицкому переулку — до второго входа в Елисеевский магазин.

Все остальные улицы были перекрыты армейскими машинами и плотной цепью солдат и милиционеров.

Я сидел дома и перечитывал «Падение Парижа» Ильи Эренбурга, книгу достаточно модную в те дни борьбы за чистоту социалистического реализма.

Радио слушать было невозможно. Траурная музыка наводила чудовищное уныние. В перерывах признанные поэты читали скорбные стихи, посвященные великой утрате.

Правда, через несколько лет они станут двумя руками открещиваться от собственных сочинений, но все это будет после знаменитого съезда партии, на котором развенчали великого вождя.

К вечеру я решил пойти в Елисеевский для закупки фуража. Мороз был за двадцать градусов, да и ветер мало напоминал мартовский. У дома на Вахрушинке я встретил местного авторитетного вора Костю Лешего. Он, в расстегнутом пальто, волок из магазина полную авоську водки. Был весел, пьян и радушен.

— С праздником тебя, корешок мой дорогой! — Костя широко, как ворота, распахнул объятия. — С праздником и радостью великой.

Он обнял меня.

Прохожие, надевшие на эти дни печальные лица, с ужасом смотрели на нас.