Плотин. Единое: творящая сила Созерцания - Султанов Шамиль Загитович (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗

В этот момент в комнате вновь стало быстро темнеть. Замерцал объемный экран голографического дисплея, и я снова увидел лицо Плотина. На этот раз он казался спокойнее, темные глаза были сосредоточены, а на лице его мелькала чуть заметная улыбка.

— Как же природа, таким именно образом творя, может участвовать в некоем созерцании? А так, что если логос творит, в самом себе пребывая, то он, получается, и есть созерцание. Ведь деятельность свершилась согласно логосу, но будучи иной все же в отношении его. Стало быть, логос, хотя и связанный с деятельностью и направляющий ее, не есть еще сама деятельность. Но если это не деятельность, а логос, то он и есть созерцание. При этом во всецелом логосе самый последний смысл — природа — возникает из созерцания, оказываясь созерцанием в качестве предмета созерцания. Логос же, предшествующий логосу-природе, в своей совокупности является каждый раз по-разному, то оказываясь уже не природой, а душой, то являясь в природе и природой.

Но действительно ли и сам он — логос как душа — возникает из созерцания? Действительно, он есть продукт созерцания и чего-то созерцавшего. Но каким же образом она, природа, имеет это созерцание? Разумеется, она не имеет созерцания, происшедшего из понятия. «Происшедшим из понятия» я называю рассмотрение природой своего собственного содержания. По какой же причине она оказывается и жизнью, и логосом, и творящей потенцией? Неужели потому, что рассмотрение есть еще неимение того, что рассматривается? Однако если это она уже имеет, то именно потому, что она это имеет, она и творит. Следовательно, бытие для природы тем, что она есть, и оказывается для нее творчеством. Природа есть созерцание и созерцательная данность, ибо она есть логос. Благодаря тому, что она является созерцанием, созерцательной данностью и логосом, она и творит, поскольку она — все это. Творчество, следовательно, явлено нам как созерцание. Ибо оно результат пребывающего созерцания, которое делает не что иное, как творит именно благодаря тому, что оно созерцание.

Он замолчал, затем пристально вгляделся, улыбнулся очень мягкой и чуть рассеянной улыбкой и, понизив голос, сказал:

— И если кто-нибудь спросит природу, ради чего она творит, то она сказала бы, если бы захотела услышать вопрошающего и говорить с ним: «Не спрашивать меня надо, но понимать самому в безмолвии, как и я безмолвствую и не имею привычки говорить. Но что же понимать? То, что возникшее есть мое видение в моем безмолвии, что возникшее по природе есть созерцательная данность, что мне, возникшей из такого вот созерцания, свойственно иметь любо-зрительную природу и что акты созерцания творят созерцательную данность, как геометры чертят на основании созерцания. Но я не черчу, а созерцаю, и линии тел возникают как эмалирующие из моего созерцания. И свойственно мне страдание матери и родивших меня, потому что и они возникли из созерцания, и мое происхождение — не потому, что они действовали, но я произошла в силу высших логосов, себя самих созерцающих. И созерцание мое бесшумно, но все же оно достаточно сумрачно, словно бы во сне. Я и творю потому, что не могу удовлетвориться этим сонным, несовершенным созерцанием. Чувственный мир и есть продукт моих неясных созерцаний. Действительно, другое созерцание яснее, пристальнее его в смысле видения. Мое же созерцание только отображение иного созерцания».

Экран внезапно погас, и почти сразу раздался голос Титана с какой-то, как мне показалось, нотой издевки:

— По аналогии, Плотин утверждает, что и многие люди, когда их сила созерцания ослабевает, обращаются к практической деятельности, что является, по его мнению, всего лишь тенью созерцания логоса. Поскольку таким людям созерцание невозможно по слабости души, они, не имея возможности наполниться видением, бросаются к практическому созиданию того, чего они не способны увидеть умом. И когда они начинают творить, то они и сами хотят ясно и прозрачно видеть и другим, таким же, как они, дать возможность созерцать и ощущать, всякий раз, как намерение у них, насколько возможно, становится действием.

Для Плотина — это слабеющая все более и более пульсация: созерцание — творчество — деятельность. Стоит привести для доказательства буквальное выражение Плотина: «…поэтому везде мы найдем, что творчество и деятельность есть или слабость созерцания, или сопутствующий момент.

Слабость — если после сделанного ровно ничего не имеют в смысле созерцания, и сопутствующий момент — если до этого имеют более сильное для созерцания, чем сотворенный предмет. Кто же, способный созерцать истинное, идет с предпочтением к образу истинного?»

Последние слова Титан произнес уже с иронией. Я что-то хотел ему возразить, но вновь вмешалась Сюзанна:

— Когда Плотин говорит о более сильном созерцании по отношению к природе, он имеет в виду самосозерцание души. Оно, созерцание души, также остается в себе, хотя и определяет собою инобытие. Тут также не равны между собой пребывающее, или остающееся, и выступающее, то, что оформляет собою материю. Выступившее — слабее оставшегося: оно — в становлении, в то время как остающееся — в самом себе.

Иначе говоря, душа есть логос, смысл. Но этот логос перешел во внешнее действие и забыл себя. Поэтому нужно, с точки зрения Плотина, чтобы через эту внешнюю деятельность душа вернулась к себе и наполнилась видением самой себя. В этом случае деятельность вновь обращается к созерцанию. То, что она, эта деятельность (душа), получает в душе, которая есть логос, чем же иным может быть, как не безмолвствующим логосом. И созерцание интенсивнее, чем больше деятельность обращена к душе как логосу. Тогда именно и соблюдает душа тишину и уже ничего не ищет, поскольку она наполнена. И созерцание в таком доверии к своему владению пребывает обращенным внутрь. И чем более ясно доверие, тем безмолвнее и созерцание, ибо на этом пути, как говорит Плотин, оно больше ведет к Единому.

У меня начало нарождаться какое-то смутное, неопределенное беспокойство, что компьютеры ведут свою весьма странную игру, пытаясь повлиять на нечто во мне самом. Я встряхнул головой; может, мне показалось…

— Следовательно, насколько я понимаю, весь вопрос эффективности творческого процесса вообще, то есть появления нового, заключается в интенсивности отождествления субъекта с объектом. При этом то, что я называю «субъект», «объект», «отождествление», есть нечто одно. Это одно Плотин называет «созерцание». Тогда в природе субъект отождествляется с объектом вне себя. В душе это отождествление происходит уже так, что субъект находит себя как нового в себе же, но пока через посредство инобытия. Но тогда должно быть еще более высокое тождество, где субъект будет отождествляться с собою и, следовательно, созерцать себя как нового в себе же, и притом без всякого посредства инобытия.

Я замолчал. Компьютеры никак не реагировали. Я встал и сделал два шага влево. В этот момент вновь вспыхнул экран основного дисплея. Я резко повернулся и встретился с глазами того, кого я с самого начала воспринимал как образ Плотина. Он смотрел прямо, не мигая, на меня. Я видел, как увлажнился и чуть покраснел его лоб. Губы были у него крепко сжаты, но я чувствовал, как с экрана хлынул напряженный поток, обращенный ко мне:

— Как это важно и необходимо, чтобы логос был не вне, но в единении с душой научающегося, пока последний не найдет его своим собственным. Душа выучивает то, что изначально имела. И от этого становится как бы иной в отношении себя самой и, размышляя, зрит как одно — другое. Ведь она была логосом и как бы умом, но видящим иное. Душа ведь по-прежнему неполна, имея недостаток в отношении того, что раньше нее. Она безмолвно смотрит на то, что она выражает. Ибо то, что душа выразила, она уже не выражает, а то, что она выражает, выражает по недостатку в полноте, обучаясь пониманию того, что имеет. И оттого, что душа имеет больше природы, она более тиха, и от этого превосходства она более созерцательна. А оттого, что она несовершенна, она более стремится иметь научение созерцавшего и созерцание из наблюдения. Поэтому, если она покидает свое прежнее состояние и возникает в ином, а затем возвращается снова, то она созерцает при помощи той части себя самой, которая была покинута. Покоящаяся же в самой себе душа делает это в меньшей мере. Потому серьезный ум оформлен через логос и являет другому то, что у него самого. Он есть видение самого себя. Ибо ум уже обращается к Единому не только во внешних вещах, но и к самому себе. И все тут оказывается внутренним…