Страсти ума, или Жизнь Фрейда - Стоун Ирвинг (бесплатные серии книг .TXT) 📗
Марта провела рукой по фарфоровой вывеске, сделанной по рисунку Матильды Брейер. Зигмунд распахнул дверь. Она вошла в просторную прихожую, где могла разместиться дюжина пациентов, затем окинула беглым взглядом другие комнаты; прежде чем повернуть направо и войти в спальню, задержалась в дверях, и ее лицо озарилось широкой улыбкой. Роза и Марта постоянно обменивались письмами, пересылали лоскутки материй различной текстуры и цвета для штор и обивки мебели и даже наброски рисунков мебели, которую следует купить. Марта пошла тем не менее на риск, предоставив Розе и Зигмунду право последнего слова в решении, как обставить дом и эту наиболее интимную из комнат. Как ни уговаривала Роза владельцев магазинов Ярейя и Пор–туа и Фикса, самое большее, чего она смогла добиться, – это договоренность, что фрау Фрейд может вернуть лишь один гарнитур мебели, но взяв на себя оплату доставки в оба конца. Марта обняла в порыве радости Розу, и та вздохнула с облегчением.
– Слава богу! Я так надеялась, что тебе понравится. До свиданья. До семи вечера.
Считая, что негигиенично покрывать весь пол в спальне коврами, Роза ограничилась тем, что положила по обе стороны кровати яркие подделки под восточные ковры, изготовлявшиеся в Вене. Над двумя окнами, выходившими во внутренний дворик, были пристроены карнизы для гардин, а сами гардины бордового цвета подвязывались по бокам лентами с кистями. Кровать была закрыта бархатным покрывалом цвета доброго бургундского вина. Деревянные части кровати были украшены резьбой, особенно красивыми были арабески из цветов и геометрических фигур на изголовье, высоком, почти в рост Марты.
Зигмунд обхватил руками талию жены, стоя сзади нее, и прижался к ней.
– Кровать выглядит достаточно крепкой, не так ли? Сможем ли мы заложить здесь династию?
Она повернулась и быстро поцеловала его.
– Да, но не сейчас.
Она нежно провела рукой по высокому инкрустированному деревом гардеробу, посмотрела на стойку в углу с двумя кувшинами и тазами на тонкой мраморной плите.
В кухне пол и нижняя часть стен были выложены керамическими плитками; под полками были закреплены крючки для мешалок, черпаков, кухонных полотенец. Буфет для посуды был светлым, из сосны; на верхней полке стояли в ряд фарфоровые банки с надписями: «Соль», «Кофе», «Чай», «Сахар», «Мука», «Манная крупа». На стене над столом висели забавная картинка и круглая салфетка с вышитой Амалией надписью: «Собственный очаг стоит золота».
Марта сказала:
– Верно. В Гамбурге говорят, что в браке добрый очаг важнее хорошей кровати.
Напротив спальни, по другую сторону прихожей, имелись три комнаты. Самая отдаленная из трех должна была стать приемным кабинетом доктора Фрейда; здесь размещались письменный стол и кресло, книжные полки и черная кушетка. В средней комнате, самой маленькой из трех, обшитой деревом, стоял большой обеденный стол из красного дерева с массивной верхней доской и резными ножками. Восемь стульев по просьбе Марты были обиты кожей, их сиденья были достаточно широкими для любого венца среднего возраста, который сполна поглотил отведенную ему долю супа с клецками и разных закусок. Как того требовал этикет, под столом во всю его длину лежал ковер, а в оставшемся свободном пространстве доминировал огромный буфет, вернее, комбинация буфета со шкафом, в ящиках которого хранилось столовое серебро, а верхние полки со стеклянными дверцами были заставлены фарфором, бокалами. Деревянные детали буфета не имели и миллиметра, свободного от резьбы, изображавшей херувимов, фрукты и цветы.
– Поистине австрийцы боятся пустоты. Каждый дюйм поверхности, оставшийся без украшений, считается голым, а следовательно, неприглядным, – заметил Зигмунд.
Столовая производила впечатление солидности, свидетельствующей о благонадежности и процветании владельцев.
Жилые комнаты были настолько просторными, что Роза смогла выполнить пожелания Марты, поставив по обе стороны широких окон большие застекленные книжные шкафы. Приподнятый почти на десять сантиметров пол в нише был покрыт турецким ковриком. Там стояла козетка, над которой висела мандолина, а напротив – скамья с подушками; ближняя к ней стена была украшена безделушками на небольшой полочке. К стене напротив прислонился обтянутый коричневым бархатом диван с круглыми валиками по бокам и с ниспадающими до пола кистями. Около инкрустированного столика стояли стулья в чехлах, у двери высилась горка для безделушек и дрезденских фарфоровых фигурок, которые коллекционировала Марта. В одном углу приютилась отделанная керамической плиткой печь, в другом – гамбургские часы, приобретенные Розой в венском Доротеуме, где выставлялась на аукцион мебель, поступавшая из провинции и других стран Европы.
– Молодчина, Роза! Она скучает по жениху. – Марта обняла мужа и нежно его поцеловала. – Мебель не нужно возвращать компании!
Она улыбнулась с хитрецой – ничего не нужно и покупать. Комнаты были обставлены полностью добротной мебелью, как у достойного венского буржуа. Обстановки хватит на всю жизнь.
– И мне больше всего нравится в нашем доме то, что он свежий, с иголочки, – объявила она. – До нас здесь никто не жил.
– Девственный, – прошептал он, – подобен нам, невинным детям.
На следующее утро он плескался с удовольствием в своей первой личной ванне, вспоминая о ванне Брейера, куда вода накачивалась насосом из кувшинов, а здесь достаточно было открыть кран обогревателя. Он оделся, убрал постельное белье и уселся за обеденным столом, читая первую страницу «Нойе Фрайе Прессе». Из булочной Марта вернулась со свежевыпеченным хлебом. Он посмотрел на нее с удивлением. Челка, которую он запомнил с первой их встречи, исчезла. Ее волосы были зачесаны в тугой пучок, покрытый сеткой. Она часто подавала ему завтрак в Вандсбеке, но то было в доме ее матери. Теперь же на ее лице было совсем иное выражение. Помогая ему взять масло и мармелад, она чувствовала себя хозяйкой всего, управительницей своей скромной империи. Он погладил ее по щеке.
– Как вы изменились, фрау докторша Фрейд! Если бы встретил вас в сумерках, то не узнал бы.
– Ах, узнали бы! Мой кофе так же хорош, как тот, что вы пили в парижских ресторанах? Если вы соблаговолите попросить смотрителя дома открыть мои ящики и чемоданы, то я смогу пойти на биржу труда и найти молодую девушку из Богемии; они лучшие повара и домашние работницы.
– Убедись, умна ли она. Ведь ей придется впускать пациентов, кипятить мои инструменты и помогать стерилизовать иглы шприцев на твоей печурке.
У него не было уверенности, что они смогут осилить даже начальную оплату служанки в четыре доллара в месяц, но горничная нужна немедленно: доктору и его жене категорически запрещается открывать дверь пациентам.
Приводя в порядок свои бумаги на столе, он услышал резкий стук в дверь. Мужчина, назвавшийся очевидцем, просил доктора Фрейда поспешить на улицу Шоттенринг, где экипаж сбил мальчика. Зигмунд пересек двор и в нескольких метрах от тротуара Ринга увидел светловолосого парнишку лет четырнадцати, лежавшего на земле, а разъяренная толпа угрожала кучеру экипажа. Тело парнишки то и дело вздрагивало.
Зигмунду надлежало быстро принять решение: если есть серьезные повреждения, то больного надо немедленно доставить в Городскую больницу. Он убедился, что мальчик не стукнулся головой при падении, что кости целы, что колеса кареты не проехали по телу. Он попросил двух мужчин отнести дрожащего паренька в свой кабинет, дал ему болеутоляющее средство и осмотрел, есть ли синяки. Когда приехали напуганные родители, он успокоил их.
Марта вернулась с пухленькой, розовощекой девушкой, приехавшей в Вену лишь накануне с обедневшей фермы в Южной Богемии. Она была одета в безупречно чистое деревенское платье. Марта представила девушку по имени Мария профессору Фрейду, затем отвела служанку с ее скромным узелком в каморку около кухни, размером с комнату, которую Зигмунд занимал в доме родителей. Марта вернулась в кабинет Зигмунда и с удовольствием узнала о его первом больном.
