Гитлер. Утраченные годы. Воспоминания сподвижника фюрера. 1927-1944 - Ганфштенгль Эрнст (книги онлайн читать бесплатно txt) 📗
Это было уже слишком. Столько денег было вложено в создание фильма, а сейчас крах смотрел нам в лицо. Я бросился на поиски Гитлера, а потом Геббельса, но этот карлик придумывал тысячи причин, почему фильм нельзя показывать, хотя истинной причиной была зависть. Мол, фильм был слишком буржуазным по своему подходу, чересчур подчеркивал христианское прошлое Весселя, кинокартине недоставало национал-социалистического революционного духа, – в общем, все было не так. Дальег, который при Гитлере стал начальником полиции, жаловался, что показывать, как его подчиненные ползают в водосточной канаве, значит отрицательно влиять на дисциплину и тому подобное. В конце концов был разрешен показ версии, из которой было выброшено все нежелательное, и, по-моему, 27 эпизодов было вырезано из оригинала, который вышел под бессмысленным названием «История Ганса Вестмара». И не было никакой надежды вернуть затраты на эту картину.
И вот эти события подвели меня к моему итальянскому визиту. Не стану утверждать, что совершенно не был в нем заинтересован. Я надеялся, что если нам удастся организовать его показ там, то мы смогли бы вернуть свои деньги. Я поговорил с Черутти, который полагал, что это будет прекрасная причина для того, чтобы увидеться с Муссолини, и что у меня появится возможность обсудить более обширные темы. Мне дали очень хорошее рекомендательное письмо, и я отправился в Рим.
Я переговорил о своих планах с Нейратом, который счел идею превосходной. Его сын был секретарем посольства в Риме, где нашим представителем в то время был фон Хассель, женатый на дочери адмирала фон Тирпица, и позднее стал еще более известен как противник и жертва Гитлера в результате путча 20 июля 1944 года. И даже на этой ранней стадии они дали Муссолини ясно понять, что представляют влиятельные в Германии группы, недовольные развитием событий. Получить интервью у дуче не составило труда.
Тем не менее меня встретил определенно прохладный и официальный прием, когда я вступил в его громадный кабинет на палаццо Венеция. Он совсем не был уверен, что я не прибыл от имени Гитлера, чтобы что-то выпытывать у него, и что Черутти не преувеличил независимость моего поведения. Он задал несколько коротких вопросов о Гитлере, а когда я повел речь о сюжете фильма, достаточно резко ответил, что, если я возьму на себя труд оставить копию фильма у его помощников, он его посмотрит и сообщит мне свое решение. В отчаянии я выдумал небылицу об этой копии, что из-за вырезанных цензурой мест она находится в плохом состоянии, некоторые из кусков мы тайком заменили и что только немецкий киномеханик, которого я привез с собой, сможет разобраться с этим фильмом.
В поисках чего-нибудь такого, что могло бы смягчить его поведение, я лихорадочно извлек из своего портфеля книгу карикатур на Гитлера, которые я собрал воедино, и даже экземпляр своей собственной книги «От Мальборо до Мирабо». В конце концов он поддался и назначил для меня время для показа этого фильма частным образом на «Вилла Торлония». К счастью, фильм ему понравился, он сделал мне комплимент в отношении музыки, и я набрался смелости спросить его, не мог бы он чуть позже дать мне интервью, чтобы обсудить более серьезные проблемы. Он согласился.
Этот второй визит состоялся 17 февраля 1934 года. Муссолини был куда в более приветливом настроении и более общителен. Он поднялся и предложил мне кресло по другую сторону своего огромного стола, и, сев, я заметил небольшой столик с бутылочками с йогуртом и сухариками, которые он ел из-за своей язвы желудка. На одну минуту он склонился, лениво перелистывая книгу карикатур на Гитлера, и я увидел на его черепе римлянина времен империи, по цвету напоминавшем кофе с молоком, крупный карбункул, который всегда тщательно удалялся с его официальных фотографий. Он взглянул на меня:
– Вы что-то хотели мне сказать. Я собрался с духом:
– Ваше превосходительство, я хотел бы говорить с вами совершенно открыто, как мужчина с мужчиной. Отношения между нашими двумя странами плохи. Мне представляется всецело ненормальным тот факт, что такие трудности могут существовать между нашим двумя фашистскими государствами. Меня очень беспокоят эти события, и я много говорил на эту тему с итальянским послом в Берлине…
– Я знаю, знаю, – прервал меня Муссолини.
– Вы должны понимать, – продолжал я, – что я вижусь сейчас с вами без ведома Гитлера или его разрешения. Когда я говорю, что существуют тревожные тенденции в нацистской партии, это мое частное мнение. У нас слишком много ветеранов партии, которые не смогли понять, что сейчас они представляют не только партию, но они представляют и саму Германию. Они считают, что могут и за рубежом использовать те же методы казаков-разбойников, что привели их к власти дома. Мне не удалось, например, убедить господина Гитлера в опасности поведения нацистского лидера в Австрии Габихта.
Муссолини ударил кулаком по столу и злобно уставился на меня:
– Габик!.. Габик!.. Да понимают ли ваши люди, насколько опасна и безответственна такая политика?
Я понял, что очутился на зыбкой почве, и вернулся к первоначальной теме:
– Ваше превосходительство пришло к власти в течение двух лет. Господин Гитлер обременен движением, которое выросло до двух с половиной миллионов членов за четырнадцать лет его кампании. Штурмовые отряды CA нельзя распустить, иначе распухнет армия безработных, и слишком многие наши лидеры так долго были заговорщиками, что не могут приспособиться к нормальной обстановке.
Муссолини кивнул в ответ:
– Я понимаю. Это нелегко. Но господин Гитлер – великолепный организатор, и он должен укротить своих партийных фанатиков. Нельзя разрешать солдатне управлять международной политикой нации. Государство значит закон и порядок. И там, где есть лидер, там должна быть дисциплина. Всегда найдутся люди, которые полезны, чтобы сделать революцию, но, когда победа достигнута, они становятся опасными, и от них надо избавляться.
Я подумал, а не имеет ли он в виду Рема.
На своем беглом, но очаровательном по акценту немецком Муссолини был очень откровенен и говорил именно то, что я хотел услышать. Я решил затронуть самое главное.
– Ваше превосходительство, мне представляется исключительно важным, чтобы вы и господин Гитлер встретились. Вы оба – поклонники Вагнера, и это даст вам общую отправную точку. Подумайте, что было бы, если бы вы пригласили его в палаццо Вендрамин в Венеции, где умер Рихард Вагнер. Он бы извлек пользу из вашего богатого опыта и получил бы столь необходимую способность проникновения в суть проблем Европы с точки зрения того, как это видится вне Германии.
К моему восторгу, Муссолини согласился с этой идеей, и я пообещал уговорить Гитлера. Я с трудом верил своей удаче. Наконец-то Гитлер услышит от равного себе руководителя политические реалии жизни, которые он, похоже, не был готов усвоить. Кроме того, он бы узнал об этом на своем собственном языке, они могли бы встретиться наедине. Даже не понадобится переводчик.
Когда мне пришло время уходить, я попросил Муссолини подписать одну фотографию, на что он благосклонно согласился. А потом я вынул еще одну. Он поколебался мгновение.
– А это для кого? – спросил он подозрительно.
– Это поможет делу, если я смогу передать ваше приветствие господину Гитлеру, – произнес я.
Он снова склонился и написал: «A Adolfo Hitler – Benito Mussolini, Roma, Febbrario 1934». Я снова расстегнул свой портфель и достал оттуда копию краткого меморандума, который написал сам (ни один дипломат не смог бы разработать свой план более тщательно, чем это сделал я) и который содержал предполагаемые детали встречи.
– Другой экземпляр я передам господину Гитлеру, когда вернусь в Берлин, – объяснил я.
– Когда вы уезжаете? – спросил Муссолини.
– Как можно быстрее, – ответил я, с нетерпением намереваясь приступить к другой половине проблемы.
– Хорошо, доктор, – пожал мне руку Муссолини, – передайте фюреру мои наилучшие пожелания.
