Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания - Грищенко Александр Игоревич (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗
«На другой день опять стоял Иоанн [Креститель] и двое из учеников его. И, увидев идущего Иисуса, сказал: «Вот Агнец Божий».
Услышав от него сии слова, оба ученика пошли за Иисусом. Иисус же, обратившись и увидев их идущих, говорит им: «Что вам надобно?» Они сказали Ему: «Равви, — что значит: учитель, — где живешь?» Говорит им: «Пойдите и увидите». Они пошли и увидели, где Он живет; и пробыли у Него день тот. Было около десятого часа.
Один из двух, слышавших от Иоанна об Иисусе и последовавших за Ним, был Андрей, брат Симона Петра. Он первый находит брата своего Симона и говорит ему: «Мы нашли Мессию», — что значит: Христос; и привел его к Иисусу. Иисус же, взглянув на него, сказал: «Ты — Симон, сын Ионин; ты наречёшься Кифа, что значит: камень (Пётр)»».
Роскошный пергаменный кодекс с Четвероевангелием изготовлен был совсем недавно, судя по ни с чем не сравнимому запаху свежевыделанной телячьей кожи, яркому цвету чернил и красок, которыми были искусно написаны — видимо, лучшими миниатюристами патриаршего скриптория — иллюстрации: вот два брата-апостола на фоне золотого неба, склоняясь из лодки к лазурно-ультрамариновым волнам, держат серебристую сеть, а с берега их уже благословляет Спаситель — это у Матфея; или, также в окружении золота, Иоанн Креститель со свитком в руке указует на Него, а два его ученика, один из которых, несомненно, Андрей, с распростёртыми руками устремляются в Его сторону — это у Иоанна. Кто же был второй ученик? Почему он не назван по имени? И где в то время находился Симон-Пётр? Миниатюры ответа на это не давали.
В Студийском монастыре, откуда в Патриаршую библиотеку был направлен монах Епифаний, подобные книги, конечно, делали, но не столь обильно украшенные золотом. Неистовый Феодор, их настоятель, держал в чёрном теле и себя, и свою братию, а из богатых подношений значительную часть направлял на книги, ревниво следил за работой патриарших писцов и художников, некоторых даже переманивал к себе, благо в его обители они, создатели божественных изображений, чувствовали себя спокойнее, чем вблизи от императорского дворца, где под покровительством василевса Льва собирался злокозненный иконоборческий кружок, вот-вот готовый направить мечи гвардейцев на православных почитателей святых икон. Студийский же игумен славился своей верностью иконопочитанию, непреклонностью перед властями и строгостью монашеских нравов, распространявшейся и на писцов: за сбитую строку — а линеек для них Феодор делать не разрешал — полагались десятки земных поклонов.
Собирая материалы для жития Пресвятой Богородицы, Епифаний постоянно сверялся и с лучшими рукописями Священного Писания, и с трудами Отцов Церкви — иначе нельзя было понять, где в древних текстах истина, а где ложь, где выдумки сочинителей-еретиков, а где — достоверное предание о жизни Божией Матери. Тогда же, зимой 6323 года от Сотворения мира, накануне 814-й годовщины Рождества Христова, по счёту Дионисия Малого, сидя в Патриаршей библиотеке (богатейшей в Городе, а значит, и в мире!), Епифаний задумал собрать как можно больше сведений и об апостолах, прежде всего об Андрее, основателе Константинопольской кафедры, ставшей теперь первейшей на всём Востоке. Где, как не здесь, под светлыми сводами Святой Софии, на южных хорах, соединённых переходами с покоями патриарха, можно найти всё, что требовалось для столь благочестивого начинания! Здесь хранились самые ценные, самые редкие жемчужины библиотеки, располагавшейся большей частью в одной из пристроек — Фомаитском триклинии. Но там работали простые монахи, а сюда пускали не всех — лишь избранных.
Епифаний уже сочинил начало своего труда об апостолах — книги, которая должна была стать и первым подлинно православным их жизнеописанием, очищенным от еретических наслоений, и поистине учёнейшим сочинением, основанным на всех известных ему (и покуда ещё не известных) древних писаниях. На одной из своих восковых дощечек он успел нацарапать:
«Многие уже описали жития и деяния боголюбивых мужей и жён на ревность и подражание желающим идти по небесной стезе и имеющим надежду вкусить Царствия Небесного посредством многих скорбей и трудов: например подвигами, борьбою против дьявола, свершениями и чудотворениями мучеников (впрочем, не только этим, но и молчальничеством, бегством от мира и телесным устроением преподобных подвижников), — да, многие святые почтены жизнеописаниями, а жизнь блаженных апостолов никто ещё достойно не описал, поэтому я, монах и пресвитер Епифаний, ревностно ища здесь и там, решил найти и выбрать сведения об этом у очевидцев и богоносных мужей…»
«Очевидцами» были, конечно, Священное Писание и прижизненные изображения апостолов, которые, по слухам, ещё можно было отыскать в отдалённых монастырях, не осквернённых иконоборцами полвека назад. Но изображений этих он пока ещё не видел, кроме тех, что бессовестные торговцы на Месе выдавали за подлинные прижизненные иконы Христа, Богородицы и апостолов. Впрочем, и современные, и не столь отдалённого времени иконы были для Епифания авторитетнейшими свидетелями истинности Христова воплощения и проповеди Его учеников, но они, увы, не многое могли рассказать о их жизни. Андрея, например, изображали обычно с всклокоченными волосами, но никто из иконописцев не мог объяснить ему, почему именно, да и писания богоносных отцов никак не истолковывали столь странную черту апостольского облика. Что же до Писания, то оно во многих местах казалось противоречивым и загадочным: друг с другом часто не сходились не только Иоанн и другие евангелисты, «синоптики», но и между последними не всегда царило полное единогласие. Почему у Матфея и Марка Иисус Своею волею, как власть имеющий, призывает Петра и Андрея, а у Иоанна — лишь показывается Андрею и ещё одному безымянному ученику Предтечи и они сами идут за Ним? Как, имея в распоряжении эти два, очевидно разные, события, объединить их в одно, чтобы начать (а без этого никуда!) правдивое и православное житие апостола?
Оставалось одно — искать помощи в текстах святых отцов, и вот они уже выложены на аналой библиотекарем Фомой: папирусные свитки с сочинениями Климента Римского и Евагрия Сицилийского, пергаменные — Василия Великого, Иоанна Златоуста, кодексы с толкованиями Кирилла Александрийского и апостольскими списками Епифания Кипрского — все великие предшественники достойны упоминания в будущем житии первозванного апостола!
Передавая Епифанию один из кожаных футляров со свитком Златоуста, Фома предупредил:
— Очень осторожно! Написано рукою самого святителя…
Епифаний благоговейно облобызал книгу, но позволил себе усомниться:
— Вижу, брат, что рукопись старинная, но не нас, студитов, тебе удивлять. Оставь это гостям из дальних монастырей! Для меня же главное, чтобы это был лучший список — без искажений и ошибок, понимаешь?
— Ладно-ладно. Но автограф святителя Иоанна у нас всё же имеется: несколько строк на одной грамоте. Очень любопытная грамота… Хранится в личных покоях патриарха.
Развернув толкование на Евангелие от Матфея, Епифаний убедился, что Златоуст уверенно снимает противоречие между «синоптиками» и Иоанном Богословом. Оказывается, описанное Матфеем и Марком призвание было вторым, «о чём можно заключить из многих признаков, — прочитал он у святителя. — Именно, у Иоанна говорится, что они пришли к Иисусу, когда Иоанн ещё не был посажен в темницу; а здесь — что они пришли после его заточения. Там Андрей призывает Петра, а здесь обоих Сам Христос. Притом Иоанн говорит, что Иисус, увидев Симона, идущего к Нему, сказал: «ты — Симон, сын Ионин; ты наречешься Кифа, что значит: камень». А Матфей утверждает, что Симон уже назывался этим именем; именно он говорит: «видел Симона, называемого Петром». То же показывает и самоё место, откуда они были призваны, и многие другие обстоятельства, — например, и то, что они легко послушались Его, и то, что оставили всё: значит, они ещё прежде были хорошо приготовлены к этому. И действительно, из Иоаннова повествования видно, что Андрей приходил в дом к Иисусу и слышал от Него многое; здесь же видим, что они, услышав одно только слово, тотчас за Ним последовали. Вероятно, что они, сначала последовав за Иисусом, потом оставили Его, и увидев, что Иоанн посажен в темницу, удалились и опять возвратились к своему занятию; потому Иисус и находит их ловящими рыбу. Он и не воспрепятствовал им сначала удалиться от Него, когда они того желали, и не оставил их совершенно, когда удалились; но, дав свободу отойти от Себя, опять идёт возвратить их к Себе. Вот самый лучший образ ловли!»
