Пилот «штуки» - Рудель Ганс Ульрих (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗

Здесь, в Рехильбицах, иногда случаются настоящие бури. На огромных пространствах России царит континентальный климат и за благословенную прохладную погоду приходится платить штормами. В разгар дня внезапно все вокруг темнеет и облака ползут почти по самой земле. Дождь льет как из ведра. Видимость сокращается всего до нескольких метров. Как правило, встречая бурю в воздухе, мы стремимся ее облететь. Тем не менее, рано или поздно мне неизбежно придется столкнуться с непогодой поближе.

Мы оказываем поддержку нашей армии в Лужском секторе фронта. Время от времени нас также посылают на задания в далеком тылу противника. Цель одной из таких миссий – железнодорожная станция Чудово, важный транспортный узел на линии Москва-Ленинград. Из опыта прошлых миссий мы знаем, что там сильная противовоздушная оборона. Огонь зениток очень плотный, но до тех пор, пока не прибыли свежие истребительные соединения противника, мы не предвидим здесь никаких особых сюрпризов.

Прямо перед нашим взлетом наш аэродром атакован группой русских штурмовиков, которых мы прозвали «Железными Густавами». Мы бросаемся в укрытие, вырытое за самолетами. Лейтенант Шталь прыгает вниз последним и приземляется прямо мне на спину. Это еще неприятней, чем налет «Железных Густавов». Наши зенитки открывают по ним огонь, «Густавы» сбрасывают бомбы и уходят, прижимаясь к земле. Затем мы взлетаем. Курс – северо-восток, высота – 3000 метров. На небе – ни облачка. Я лечу ведомым у командира. Во время полета я догоняю его и заглядываю в кабину. Спустя какое-то время впереди начинают искриться темно-синие воды озера Ильмень. Сколько раз мы летали по этому маршруту на Новгород, расположенный у северной оконечности озера, или на Старую Руссу, на южной стороне. Когда мы приближаемся к цели, на горизонте встает черная грозовая стена. Перед целью она или за ней? Я вижу, как Стин изучает свою карту и сейчас мы летим через густое облако, часового грозового фронта.

Я не могу найти цель. Она где-то там, внизу, под грозовыми облаками. Если судить по часам, мы сейчас очень близко от нее. В этом монотонном ландшафте лоскутные облака затрудняют ориентировку на глаз. Несколько секунд мы летим в темноте, затем снова свет. Я приближаюсь к Стину на расстояние в несколько метров, чтобы не потерять его в облаках. Если я потеряю его, мы можем столкнуться. Но почему Стин не поворачивает обратно? Мы, конечно же, не сможем атаковать в такую бурю. Самолеты, летящие за нами, тоже начинают перестраиваться, наверное, им пришла в голову та же мысль, что и мне. Возможно, командир пытается найти вражескую линию фронта с намерением атаковать там несколько целей. Он спускается ниже, но облака на всех уровнях. Стин отрывает взгляд от своей карты и неожиданно резко накреняет машину. Скорее всего, он принял, наконец, в расчет плохую погоду, но не обратил внимания на близость моей машины. Моя реакция молниеносна: я резко бросаю самолет в сторону и закладываю глубокий вираж. Самолет накренился на такой угол, что он уже летит почти вверх колесами. Он несет 700 кг бомб и сейчас этот вес тянет нас вниз с непреодолимой силой. Я исчезаю в облачном чернильном слое.

Вокруг меня абсолютная чернота. Я слышу свист и удары ветра. Дождь просачивается в кабину. Время от времени вспыхивает молния и освещает все вокруг. Яростные порывы ветра сотрясают кабину и корпус самолета дрожит и трясется. Земли не видно, нет горизонта, по которому я мог бы выровнять самолет. Игла индикатора вертикальной скорости прекратила колебаться. Шарик со стрелкой, которая указывает на позицию самолета по отношению к его продольной и поперечной оси прижат к краю шкалы. Индикатор вертикальной скорости указывает в ноль. Индикатор скорости показывает, что с каждой секундой самолет движется все быстрее. Я должен сделать что-то, чтобы привести инструменты в нормальное положение и как можно быстрее, поскольку альтиметр показывает, что мы продолжаем нестись вниз.

Индикатор скорости вскоре показывает 600 км в час. Ясно, что я пикирую почти вертикально. Я вижу в подсвеченном альтиметре цифры 2300, 2200, 2000, 1800, 1700, 1600, 1300 метров. При такой скорости до катастрофы остается всего несколько секунд. Я весь мокрый, от дождя или от пота? 1300, 1100, 800, 600, 500 метров на альтиметре. Постепенно мне удается заставить другие приборы функционировать нормально, но я по-прежнему ощущаю тревожащее давление на ручку управления.

Я продолжаю пикировать. Индикатор вертикальной скорости продолжает стоять на максимуме. Все это время я полностью во тьме. Призрачные мерцающие вспышки пронзают темень, делая полет по приборам еще более трудным. Я обоими руками на себя ручку управления чтобы привести самолет в горизонтальное положение. Высота 500, 400 метров! Кровь приливает в голову, я с всхлипом втягиваю в себя воздух. Что-то внутри меня просит прекратить борьбу с разбушевавшейся стихией. Зачем продолжать? Все мои усилия бесполезны. Только сейчас до меня доходит, что альтиметр остановился на 200 метров, но стрелка слегка колеблется. Это означает, что катастрофа может последовать в любой момент. Нет, полет продолжается! Внезапно раздается тяжелый удар. Ну, теперь я точно покойник. Мертв? Но если бы это было так, я не мог бы думать. Кроме того, я слышу рев двигателя. Вокруг такая же темень как раньше. И невозмутимый Шарновски говорит спокойно: «Похоже, мы с чем-то столкнулись».

Невозмутимое спокойствие Шарновски оставляет меня немым. Но я знаю одно: я все еще в воздухе. И это знание помогает мне сосредоточиться. Верно, что даже при полной тяге я не могу лететь быстрее, но приборы показывают, что я начинаю карабкаться вверх, и этого уже достаточно. Компас показывает строго на Запад, совсем неплохо. Нужно надеяться, что эта штука еще работает. Я не отрываю глаз от приборов, как будто гипнотизирую их силой воли. Наше спасение зависит от них. Я должен тянуть ручку со всей силы, иначе «шарик» опять соскользнет в угол. Я управляю самолетом осторожно, как будто это живое существо. Я упрашиваю его вслух, и внезапно вспоминаю о Верной Руке и его лошади.

Шарновски прерывает мои мысли.

«У нас две дырки в крыльях, и из них торчит пара березок. Мы также потеряли кусок элерона и закрылок».

Я оглядываюсь назад и понимаю, что вышел из самого нижнего облачного слоя и сейчас лечу уже над ним. Снова дневной свет! Я вижу, что Шарновски прав. Две больших дыры в каждом из крыльев доходят до главного лонжерона и в них торчат куски березовых веток. Я начинаю понимать: дырки в крыльях объясняют потерю скорости, отсюда и трудности с управлением машиной. Как долго доблестный Ю-87 сможет это выдержать? Я догадываюсь, что нахожусь должно быть в 50 км от линии фронта. Сейчас и только сейчас я вспоминаю о моем грузе бомб. Я сбрасываю их и лететь становится легче. Во время каждой вылазки мы встречаемся с истребителями противника. Сегодня одному из них даже не понадобиться стрелять в меня, чтобы сбить, ему достаточно просто посмотреть недружелюбно в мою сторону. К счастью, я не вижу ни одного истребителя. Наконец я пересекаю линию фронта и медленно приближаюсь к нашему аэродрому.

Я прикажу Шарновски немедленно прыгать с парашютом. Я отдам этот приказ на тот случай, если я не смогу больше управлять самолетом. Я воссоздаю в памяти недавнее чудо, которое продлило мне жизнь: разразилась гроза; после того как я привел в инструменты в рабочее положение и выравнивал машину, я оказался очень близко к земле. На такой скорости я, должно быть, пролетел между двумя березами и именно там я подцепил эти ветви. Невиданная удача – дыры находятся посредине крыльев и березы не задели пропеллер, иначе полет закончился бы за несколько секунд. Сохранить стабильность полета после такого потрясения и доставить меня домой благополучно не смог бы ни один самолет за исключением Ю-87.

Обратный полет занимает гораздо больше времени но, наконец, прямо перед собой я вижу Сольцы. Напряжение спадает, и я снова распрямляю плечи. Над Сольцами патрулирует несколько наших истребителей и до аэродрома остается уже совсем немного.