Божьи люди. Мои духовные встречи - Митрополит (Федченков) Вениамин (электронная книга txt) 📗
Колокольный звон к службе любил благословлять, за четверть часа выходил в зал, держал часы в руках и ходил взад и вперед, дожидаясь звонаря…
(Далее архимандрит Августин подробно описывает пищу владыки Иннокентия. Но мы здесь не будем описывать это. Только отметим, — к написанному раньше, — что сначала он еще ел рыбу, только судака, а после и это перестал. Масла, даже постного, не употреблял, на первой неделе Великого поста чай пил без сахара. Если же когда-нибудь приходилось с гостями выпить стакан чаю, кроме обычных двух, то за это он клал по 10 земных поклонов. Особенно хвалил редечный сок. Вино не пил никогда и не любил многопьющих. Но никогда никого не осуждал, а всегда говорил: “Спаси вас, Господи!” Одежда его была простая. Были 2 панагии; и ни одного наперсного креста. Все, что оставалось, он раздавал: архиепископу Димитрию — панагию, мне — рясу, книги — в монастырь; прочее — монахам и знакомым. — М. В.)
Скончался он в 1919 году, 23 октября. Утром он пригласил иеромонаха Бориса, исповедался и принял Святые Дары. И еще, сидя на кровати, сам прочитал молитвы по причащении и выпил стакан чаю с просфорой. Потом лег в постель. Я сидел около него. Он уснул. Но начал ненормально сильно дышать. И, не придя в сознание, отошел ко Господу. Погребен был в задней части правого придела собора, в память преподобного Мартиниана: этот придел над могилой архиепископа Таврического Мартиниана был устроен владыкой Иннокентием на личные его средства и им самим освящен”.
Отец Дионисий[224]
Родился он в 1854 г., 1 ноября, в день св. Космы и Дамиана, в селе Белицком, что на речке Чопке, на границе Таврической и Екатеринославской губерний. Отец его был крестьянин Вукол Иванович Чудновец; мать — Мария; дети — Симеон, Даниил, Демьян (таково было прежнее имя о. Дионисия), Мария, Марина и Никифор. Семья была религиозная; ходили к утрене и пели. Демьян рассказывает про себя, что он любил заглядывать в алтарь, чтобы посмотреть, как во время таинства пресуществления сходит на Дары Дух Святый.
Пришел срок солдатской службы старшему брату Симеону — попросту Семену, — но он был уже женат, а второй брат скончался, и Демьян пошел в солдаты за старшего брата. После службы его, в 1878 году, умерла мать, а в 1879 году отец. И Демьян в 1880 году ушел в Бахчисарайский Успенский скит[225]. Он был как бы в раздвинувшейся горе; восточная сторона была очень крутая, а западная — несколько отлогая. На первой, очень высоко, был городок, когда-то в нем жили караимы, секта евреев; при мне он был совершенно пуст. Жил только сторож этого места, у ворот крепостной ограды. Называлось оно Чуфут–Кале.
А вот на противоположной подсолнечной стороне этого городка и находился в горе Успенский скит. Вверху был целый ряд пещер, в которых были и храм, и келии для монахов. Может бьпъ, здесь и в древние христианские времена был монастырь, потому что весь Крымский полуостров принадлежал православным грекам. Но внизу лощины были построены деревянные домики. Средства на это дал известный во второй половине века церковный благотворитель С–в.
Сюда и прибыл Демьян. Игумен принял его охотно и отвел ему место в пещерах. Спокойно — такой у него был характер всю жизнь — принялся он за монашеские послушания. Но вскоре он почувствовал резкие боли в ногах: в пещере было сыро и темно. Не вытерпел этого Демьян и спустился вниз к игумену, жалуясь на ревматизм в ногах и прося дать ему какой-нибудь уголок в деревянных домиках.
— Эх, брат Демьян, брат Демьян! Первое послушание тебе дано: и ты не вынес его!
Демьян стал ссылаться на болезнь, желая оправдать себя.
— Ну, что же?! Хотя бы и умер ты! Был бы мучеником, — сказал ему игумен.
Тогда Демьян понял значение монашеского послушания и говорит:
— Ну, батюшка! Воротите меня опять в пещеру!
— Нет, теперь уже поздно. Переходи вниз!
— И с той поры, — говорил мне о. Дионисий, — я дал себе зарок: никогда ничего не просить, а только исполнять послушание.
В июле 1895 года он был пострижен в мантию, с именем Дионисия, в память преподобного Дионисия, игумена Глу- шицкого (Вологодской епархии), празднуется 1 июня. Обыкновенно при пострижении переменяют мирское имя на другое, преимущественно иноческое, — но с сохранением заглавной буквы. И после пострига о. Дионисий был рукоположен во иеродиакона, которым прослужил 4 года. В 1899 г. хиротонисан в иеромонаха, а в 1914 г., 60 лет от роду, был назначен игуменом Бахчисарайского скита. Перед этим он был заведующим подворьем в городе Симферополе, от которого Бахчисарай находится в 30 верстах. Здесь он был духовником епископа Таврического Феофана[226], чтившего его. У него же исповедовался и я, будучи тогда ректором Духовной семинарии. Из этого времени мне вспоминается один случай. Как-то на исповеди я жаловался ему на скорби. Отец Дионисий спокойно сказал мне в ответ:
— Бог бы и не хотел давать нам скорбей, но беда наша в том, что без скорбей мы не умеем спасаться!
Потом я переведен был в Тверь, а епископ Феофан — в Астрахань, а оттуда — в Полтаву. В это время произошло такое событие с ним. Епископ Феофан был человек очень слабого здоровья и вынужден был поехать в теплый Крым. От Симферополя нужно было ехать до Ялты на извозчике. На пути он заехал на короткое время к о. Дионисию. И быстро отправился дальше. Правящий епископ Димитрий (Абашидзе)[227], узнав об этом, рассердился на о. Дионисия, что тот не испросил на это его благословения, и, призвав батюшку к себе, обрушился на него с горячим выговором. Нужно сказать, что он родом был грузин, а они народ вспыльчивый, но отходчивый. После революции он ушел в Киевскую Лавру и постригся в схиму, с именем схиархиепископа Антония; и прославился на всю Россию как святой старец. Умер он в 1942 году.
Отец Дионисий без всяких оправданий упал ему в ноги:
— Простите меня, святый Владыка!
А тот все горячится. Отец Дионисий снова падет в ноги:
— Простите меня, святый Владыка!
И так до конца, пока сошла с него горячка, и в мире отпустил о. Дионисия. Говорят, епископ после каялся в этом. Но нам важно здесь смиренное поведение батюшки.
В сентябре 1915 года он возведен был в сан архимандрита Бахчисарайского монастыря. А в 1919 г. я был поставлен викарным епископом Севастопольским (архиепископ Димитрий ушел в Киев на покой), и мне явилось желание взять его в Севастопольский архиерейский дом заведующим и настоятелем Петропавловского храма. Новый архиепископ Никодим[228] отпустил его. А о. Дионисий, по своему обету — “ничего не просить”, — послушно согласился.
Из этого периода в два года я припоминаю о нем следующее.
Всегда смиренный, он был любим всеми. Лишь одна ненормальная женщина, низкого роста, после службы шла сзади него из храма до келии и все просила его взять ее к себе для сожительства. Но он, ничего ей не отвечая, шел спокойно к себе, пока не запирал двери. Она уходила. Люди ничуть этому не удивлялись и нисколько не винили батюшку.
Я обычно говорил проповеди. Передавали мне после, будто он несколько печалился, что я хорошо говорю, но все о покаянии, тогда как следовало бы учить о любви Божией к людям; это он и после часто повторял.
Еще мне запал в душу рассказ его о каком-то монахе, который горько, со слезами, каялся в грехах своих. И вот — это было под Пасху—он облил слезами весь пол перед молитвенным углом; и вдруг он исчез, явился свет, и в нем — Господь Иисус Христос — и сказал ему, чтобы монах не унывал, что Господь прощает его…
Нечто подобное я потом встретил в Житиях Святых у Димитрия Ростовского.
Больше ничего не помню — к сожалению. А стоило бы записывать о нем… Это — особые люди… Уже одно воззрение его о любви Божией к людям говорит о необычайной духовной высоте его…
Подошла революция. Защитники Крыма эвакуировались за границу[229]. Меня о. Дионисий не удерживал. Сам, конечно, остался. После, уже будучи в Париже, я встретился с одним человеком, который выехал из Севастополя позже нас. Расспрашивая его, я, между прочим, заговорил об о. Дионисии. Тот рассказал следующее.
