Семь трудных лет - Чехович Анджей (читать книги без .TXT) 📗
У Новака появилось замечательное поле деятельности. В его руках Давид Крыштал, оказавшись человеком мягким, легко поддавался редакционной обработке. Нужно было рассказать о преследованиях, которым Крыштал подвергался в Советском Союзе, как поляк, — он без колебаний рассказывал; нужно было добавить, что причиной этих преследований была религия, — и Крыштал немедленно сменял пластинку и сыпал «фактами». Он сразу вспоминал, как сидел за то, что выполнял требования талмуда, а в камере вместе с ним находились три раввина, два епископа, несколько иезуитов, а также молодые старообрядцы. В его рассказе трогательно выглядела сцена совместных молитв христианских епископов с раввинами, к которым присоединялись даже охранники, стоявшие за дверями.
Крыштал болтал и болтал, техники едва успевали менять ленту в магнитофонах. Так была создана одна из самых длинных в истории польской секции серия передач, годившихся для любого случая. В основном они носили резко антисоветский характер, а что касается Польши, то из них следовало, что если человек благороден, добр и отважен, то в нашей стране он лишь случайно может избежать тюрьмы. Все польское общество, как утверждал этот «кристальный» человек, состоит из одних преступников, включая судей, прокуроров и тюремную охрану. Если же попадется честный человек, то делается все, чтобы как можно скорее посадить его за решетку.
Когда Давид Крыштал находился в Мюнхене, «Свободная Европа» оплачивала ему номер в хорошем отеле, платила по 30 марок в день и заботилась о его развлечениях, не всегда культурных. За свои труды Крыштал получил гонорар, выражавшийся четырехзначной цифрой.
В секции Новака думали над тем, когда и как использовать этот материал. Передать ли его немедленно или же сохранить про запас в арсенале «Свободной Европы»? Было решено, что радиостанция достигнет наибольшего успеха в том случае, если антисоветский бред Давида Крыштала будет передан в тот день, когда начнется визит польской партийно-правительственной делегации в Москву. Ведь подрыв польско-советской дружбы является одной из главных целей деятельности станции. Она испытывает постоянные трудности, пытаясь найти новые, еще не использованные темы из этой области. Мелешко-Каневич, главный специалист польской секции по оплевыванию отношений Польши с Советским Союзом, очень часто, иногда дважды в неделю, ходит в родственную организацию — на радиостанцию «Свобода» за материалами.
Обстановка в «Свободе» еще хуже, чем в «Свободной Европе». В здании на Энглишер Гартен американцы время от времени пытаются говорить с поляками, чехами, словаками, а иногда и венграми по-человечески. Они ссылаются на общие традиции борьбы за независимость, на антигитлеровскую коалицию и стараются подчеркнуть, что только предоставляют материальные средства, а каждый коллектив пользуется «политической автономией». На этой струнке часто играет Новак, отлично понимающий подлинные намерения своего начальства. Камуфляж необходим для того, чтобы сотрудник «Свободной Европы» не чувствовал себя в положении негров, о которых рассказывается в книге Бичер Стоу «Хижина дяди Тома». На станции «Свобода» американцы не нуждаются в такой дипломатии. Большинство сотрудников этой радиостанции — бывшие власовцы и другие коллаборационисты. Есть там несколько человек, родившихся уже в эмиграции, но у большинства — темное прошлое, а некоторые из них принимали участие в гитлеровских злодеяниях и фигурируют в списках разыскиваемых преступников. Только благодаря американцам им удалось избежать суда.
В польской секции «Свободная Европа» можно наблюдать такую картину: кто-нибудь обращается к одному из редакторов и говорит:
— Мне нужны материалы о сельском хозяйстве и положении крестьян в Польше.
В ответ он услышит:
— Этим вопросом у нас занимается Михал Лясота.
«Эксперт» Хтюк, он же Лясота, гонимый жаждой заработка, сразу же коснется сущности вопроса.
— Сколько страниц вы желаете? — спросит он без колебания. — К какому числу должен быть подготовлен текст?
К назначенному сроку материал наверняка будет готов. Содержание его может быть самым разным — в зависимости от пожеланий заказчика. Лясота может написать, что сельское хозяйство в Польше находится в лучшем положении по сравнению с другими социалистическими странами, но так же легко, не испытывая ни малейших угрызений совести, он может доказывать, что такой нужды, какая царит в польской деревне, нет ни в одной другой стране. Легкость, с какой даются диаметрально противоположные оценки одного и того же явления, присуща не только Лясоте, но и другим редакторам станции, но он, известный отсутствием каких бы то ни было убеждений и постоянной погоней за легким заработком, в этом отношении занимает одно из первых мест.
На радио «Свобода» нет даже и такой свободы. По всем без исключения вопросам решение принимают американцы.
В руководстве CIA, конечно, согласовывается план сотрудничества между «Свободной Европой» и «Свободой»; по общим и программным вопросам такое взаимодействие в самом деле имеет место. На практике, однако, американцы из CIA, направленные на работу в «Свободную Европу» и «Свободу», относятся друг к другу как конкуренты. В такой обстановке Новак мог ликовать и надеяться обрадовать своих шефов, когда ему удавалось раздобыть оригинальный, по его мнению, антисоветский материал. Именно так он вел себя, получив «воспоминания» Давида Крыштала, за которые были заплачены большие деньги. Подготовленная бомба должна была вот-вот взорваться, когда вдруг в одной из вроцлавских газет появилась статья о шайке аферистов. Среди других фамилий фигурировал также Давид Крыштал, который, выдавая себя за сотрудника жилищного отдела, брал взятки, обещая взамен квартиры.
Энтузиазм Новака несколько утих. Речь шла именно о знакомом ему Давиде Крыштале, который, прежде чем стать «новым эмигрантом», жил именно во Вроцлаве. На всякий случай Новак строго допросил его, и Крыштал «раскололся». Правда, он пытался вывертываться, говоря, что речь шла вовсе не о взятках, а о более благородных делах, что он действительно во имя победы добра над злом старался помогать людям и вступил в контакт с посольством одной западной страны. Органы безопасности, не имея возможности справиться с ним иначе, придумали историю о взятках, что, конечно, ложь… В конце концов, рассудив, что деньги уже получены, он махнул рукой и, оскорбленный в своих лучших чувствах, отправился в Израиль.
На этот раз Новаку пришлось поверить вроцлавской газете. Пытаясь как-то сгладить впечатление от этой нечистой истории с кристальным Давидом, в которую он вложил столько денег и собственного авторитета, он сразу же выдвинул новую теорию.
— Конечно, вся эта история могла обойтись дешевле, не спорю, — оправдывался он, — зато мы убедились, что у «беспеки» на нашей радиостанции нет своего человека. Если бы был, то они не позволили бы опубликовать во Вроцлаве статью о пане Крыштале. Подождали бы, пока наши передачи пойдут в эфир, и только тогда подняли бы шум…
Новак хотел не только сгладить неприятное впечатление, произведенное провалом, но также поднять настроение сотрудников, почувствовавших себя после статьи, разоблачающей Давида Крыштала, неуютно, и успокоить их.
Я думаю, что сегодня Новак уже не имеет иллюзий на этот счет и лучше понимает, почему вроцлавская газета так перечеркнула его планы в самый неожиданный момент.
За два или три года до этого на одном из утренних совещаний польской группы Новак с торжествующей улыбкой прочитал статью о «Свободной Европе», опубликованную в одной из варшавских газет. В этой статье среди других упоминалась также фамилия одного бывшего сотрудника мюнхенской радиостанции, скончавшегося несколько лет тому назад.
— Теперь, уважаемые дамы и господа, — сказал Новак с иронией в голосе, — вы видите, какими сведениями о нас располагает «беспека»…
Я сидел тогда рядом с ним и, подавив улыбку, думал о том, как позабавятся мои товарищи в Центре, когда ознакомятся с этим его выступлением.
