Жажда жизни - Стоун Ирвинг (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
– Да, как лекарство... для аппетита.
Она хрипло захохотала.
– Лекарство! Ах, ты...
Таких слов он не слышал от нее с самых первых дней их знакомства.
У Винсента внутри все перевернулось. Он пришел в неистовую ярость. Христина ни в чем не уступала ему.
– Ты обо мне и думать забыл! – кричала она. – Ты даже не даешь мне куска хлеба! Почему ты зарабатываешь так мало денег? Что ты, черт тебя дери, за мужчина?
Шли дни, суровая зима медленно уступала место робкой весне, а дела Винсента принимали все худший оборот. Он совсем запутался в долгах. От недоедания Винсент стал страдать животом. Он не мог теперь безнаказанно проглотить ни крошки. Потом у него заболели зубы. Он не спал ночи напролет. А тут еще начало стрелять в правом ухе, и Винсент мучился с утра до вечера.
Мать Христины повадилась приходить в дом Винсента и стала пить и курить здесь вместе с дочерью. Эта женщина уже не считала, что брак с Винсентом – счастье для Христины. Однажды Винсент застал у себя и брата Христины, который улизнул, едва завидев его.
– Зачем он приходил? – спросил Винсент. – Что он от тебя хочет?
– Они говорят, ты собираешься меня выгнать.
– Ты прекрасно знаешь, Син, что я этого никогда не сделаю. Разумеется, пока ты сама хочешь жить здесь.
– Мать требует, чтобы я ушла. Говорит, нет никакого толку тут жить, если жрать совсем нечего.
– Куда же ты пойдешь?
– Домой, понятное дело.
– И детей заберешь туда?
– Все лучше, чем голодать здесь. Я могу работать и содержать себя.
– А что ты будешь делать?
– Ну, что—нибудь найдется...
– Пойдешь в поденщицы? Или снова прачкой?
– Не знаю... Пожалуй.
Он видел, что Христина лжет.
– Так вот на что они тебя подбивали!
– Что ж... это не так уж плохо... по крайней мере всегда есть деньги!
– Слушай, Син, если ты уйдешь к матери, ты погибнешь. Ведь она снова пошлет тебя на улицу. Вспомни, что сказал доктор в Лейдене. Если ты вернешься к прежней жизни, это тебя убьет!
– Не убьет. Я теперь здоровая.
– Ты здорова, потому что жила по—человечески... Но если ты начнешь все снова...
– Господи Иисусе, кто это начнет снова? Разве что ты сам пошлешь меня.
Винсент сел на ручку плетеного кресла и положил ладонь на плечо Христине. Волосы у нее были растрепаны.
– Поверь мне, Син, я тебя никогда не брошу. До тех пор, пока ты захочешь делить со мной все, что у меня есть, ты будешь жить у меня. Но ты должна порвать с матерью и братом. Они тебя погубят! Обещай мне, ради твоего же блага, что ты не будешь больше видеться с ними.
– Обещаю.
Через два дня он рисовал в столовой для бедных, а когда вернулся, увидел, что Христины в мастерской нет. Не было и ужина. Христину он разыскал у матери, она сидела там и пила джин.
– Я тебе говорю, что люблю маму, – твердила она, когда они пришли домой. – Ты не запретишь мне ходить к ней когда угодно. Я тебе не рабыня. Я могу делать, что хочу.
Она стала теперь такой же грязной и неряшливой, как в прошлом. Если Винсент пытался образумить ее, объяснить, что она сама отталкивает его от себя, Христина твердила:
– Да, я прекрасно знаю, ты не хочешь, чтобы я жила с тобой.
Винсент говорил ей, что она запустила дом, что всюду грязь, беспорядок, а она заявляла:
– Хорошо, пусть я бездельница и лентяйка. Я всегда была такая, тут уж ничего не поделаешь.
Когда он старался объяснить ей, куда заведет ее в конце концов лень, она говорила:
– Знаю, что я пропащая, это правда. Вот возьму и брошусь в реку.
Мать Христины приходила теперь в мастерскую почти каждый день и лишала Винсента того, что он ценил всего больше, – возможности быть наедине с Христиной. В доме воцарился хаос. Обедали и ужинали когда придется. Герман ходил оборванный и немытый, пропускал уроки. Христина все меньше работала, все больше курила и пила джин. Откуда она брала на это деньги, Винсент не знал.
Наступило лето. Винсент опять с утра уходил из дома и целыми днями писал на открытом воздухе. Опять понадобилось больше денег на краски, кисти, холсты, рамы, мольберты. Тео сообщал в письмах, что здоровье его « пациентки» улучшилось, но он не представляет себе, как построить свои отношения с ней. Что делать с этой женщиной теперь, когда она выздоровела?
Винсент закрывал глаза на то, что творилось у него в доме, и продолжал упорно писать. Он понимал, что семья разваливается, что Христина и его увлекает за собой в пропасть. Он старался забыться в работе. Каждое утро, принимаясь за новый холст, он тешил себя надеждой, что картина будет прекрасна и совершенна, что ее немедленно купят и он станет признанным художником. И каждый вечер он возвращался домой с грустным дознанием того, что от желанного мастерства его отделяют еще долгие годы.
Единственным его утешением был Антон, ребенок Христины. Это был удивительно живой, подвижный малыш; смеясь и лепеча, он с аппетитом уплетал все, что ему давали. Он часто сидел с Винсентом в мастерской, устроившись в уголке на полу. Глядя, как Винсент рисует, он радостно улыбался, а потом притихал и таращил свои глазенки на развешанные по стенам картины. Мальчик рос здоровым и крепким. Чем меньше заботилась о нем Христина, тем больше Винсент к нему привязывался. Он видел в Антоне единственный смысл и оправдание того, что он сделал за минувшую зиму.
Вейсенбрух навестил его за все это время лишь один раз. Винсент показал ему кое—какие наброски, сделанные еще осенью, и сам был поражен их несовершенством.
– Не огорчайтесь, – сказал ему Вейсенбрух. – Через много лет вы посмотрите на эти ранние работы и поймете, что в них немало искреннего чувства и трогательности. Работайте, работайте, мой мальчик, не останавливайтесь ни перед чем.
Но скоро Винсенту пришлось остановиться от жестокого удара, нанесенного прямо в лицо. Еще весной Винсент пошел в хозяйственную лавку починить лампу. Лавочник навязал ему две новые тарелки.
– Но я не могу их взять, у меня нет денег.
– Пустяки. Мне не к спеху. Берите, заплатите как—нибудь потом.
Спустя два месяца он громко постучал в дверь мастерской. Это был здоровенный малый с такой толстой шеей, что она сливалась у него с головою.
– Что же это вы меня морочите? – закричал он сердито. – Берете товар и не платите, а сами все время при деньгах?
– Сейчас у меня ничего нет. Я расплачусь, как только получу деньги.
– Враки! Вы только что уплатили моему соседу—сапожнику.
– Я работаю и прошу мне не мешать, – сказал Винсент. – Я рассчитаюсь с вами, как только смогу. Уходите, пожалуйста.
– Я уйду, когда вы отдадите мне деньги, – не раньше!
Винсент опрометчиво толкнул лавочника к двери.
– Проваливайте вон отсюда! – крикнул он.
Лавочник только этого и ждал. Едва Винсент к нему прикоснулся, он ударил его кулаком в лицо и отбросил к стенке. Потом ударил Винсента еще раз, сбил его с ног и вышел из мастерской, не говоря ни слова.
Христина была в тот день у матери. Антон, игравший на полу, подполз к Винсенту и с плачем гладил его по лицу. Через несколько минут Винсент пришел в сознание, дотащился до лестницы, кое—как взобрался наверх и лег в постель.
Лицо у Винсента не было поранено. Боли он не ощущал. Он не ушибся, когда упал на пол. Но эти два удара кулаком что—то сломили в нем, опустошили его. Он это чувствовал.
Пришла Христина. Она поднялась наверх. В доме не было ни еды, ни денег. Христина не раз удивлялась, как это Винсент при такой жизни еще держится на ногах. Теперь он лежал поперек кровати, свесив голову и руки в одну сторону, а ноги в другую.
– Что случилось? – спросила она.
Прошло много времени, прежде чем он собрался с силами, приподнялся и положил голову на подушку.
– Син, я должен уехать из Гааги.
– Что ж... Это понятно.
– Мне необходимо уехать отсюда. Куда—нибудь в деревню. Может быть, в Дренте. Там мы сумеем прожить дешевле.
