Обо всем по порядку. Репортаж о репортаже - Филатов Лев Иванович (читать книги без сокращений .txt) 📗

Будущий историк, более подробно и тщательно, чем репортер, исследуя события того года, не пройдет мимо коммюнике от имени Управления футбола Спорткомитета СССР, опубликованного в октябре под названием «По поводу некоторых вредных явлений в нашем футболе».

Вот оно.

«Рассмотрев материалы, опубликованные в центральной прессе («Известия», «Советский спорт» «Футбол—Хоккей», «Спортивная Москва»), а также докладные заслуженных мастеров спорта В. Мошкаркина и В. Маслаченко и многочисленные письма любителей футбола о фактах умышленного неведения спортивной борьбы командами в играх всесоюзного первенства, апелляционное жюри постановило:

1.Считать совершенно недопустимым, противоречащим принципам советской спортивной этики умышленное неведение спортивной борьбы, продолжающее иметь место в играх чемпионата СССР, разлагающе действующее на воспитание футболистов и дискредитирующее советский футбол в глазах широких масс зрителей.

2. Предупредить тренеров и футболистов команд мастеров, что в последующем апелляционное жюри за  умышленное уклонение от спортивной борьбы будет принимать самые строгие меры вплоть до отмены результатов игр и дисквалификации команд и игроков».

Документ грозный, хотелось верить, что порядок будет восстановлен. Не могли мы сразу догадаться, что был он сродни другим правильным документам, в изобилии публиковавшимся в те годы по разным по­водам, но никого ни к чему не обязывающим, в том числе и тех, кто их составлял. Ни один результат не был отменен, никакие команды и игроки не были диск­валифицированы, хотя договорные игры процветали.

Полную ясность внес Константин Есенин, опубли­ковавший в «Футболе—Хоккее» материал под недвус­мысленным заголовком «С цифрами наперевес». Из него мы узнали, что по числу ничьих в том, 40-м чемпионате наш футбол на последнем месте в Европе—44,58 процента, а на предпоследнем — турецкий

(35,8), и по результативности—на 26-м месте, 2,01 мяча за игру. Свои исследования Есенин закончил словами: «Надо поскорее закрыть эту замаранную страницу и начать с новой, чистой».

Константин Сергеевич тогда, просчитав чемпиона­ты европейских стран и все предшествующие наши, вывел, что в турнире 16 команд приемлемы и до­статочны 8 ничьих. Этот коэффициент и ввели на будущий год под названием «лимит ничьих» Мера предполагалась аккордной, однако просуществоваламного лет: повода для отмены не появлялось. Единст­венное, что было сделано со временем, так это послаб­ление: вместо восьми дали право на десять.

Что же произошло в 1977-м? Если руководство­ваться «лимитом», то в том чемпионате в него уложи­лись только «Крылья Советов», занявшие последнее место, и «Черноморец» (7 место). 17 ничьих (в 30 матчах) «сгоняли» московское «Динамо», «Кайрат», «Нефтчи», ЦСКА, 16 — «Шахтер», 15 — киевское «Ди­намо», 14 — «Локомотив» и «Карпаты», 13 — тби­лисское «Динамо», «Торпедо», «Арарат», 12 — «Заря» и «Зенит».

Сначала публика и мы, журналисты, диву давались, глядя на ничейное поветрие, потом стали возмущать­ся, а под конец смеялись. Коль скоро речь идет о ки­евском «Динамо», повторю, что чемпион половину матчей сыграл вничью.

Еще стояло перед глазами киевское «Динамо» по­запрошлого, 1975 года. Тогда, коль скоро я ударился в арифметические аргументы, ее победная верхняя строчка выглядела так: 17 побед, 9 ничьих, 4 по­ражения, разность мячей — 53 — 30, очков — 43. Сра­вните со строкой 1977 года — 14, 15, 51 — 12, 43. То же количество очков добыто совсем другими сред­ствами, дистиллированными, искусственными. Наско­лько в первой строке оставила след турнирная борьба, настолько вторая нейтральна, выхолощена, ни о чем не сообщает.

И в 1977 году киевское «Динамо» было сильнее других, оставалось ведущим клубом. Что же удиви­тельного, что в годину бедствий все взоры обратились к нему? Хотелось, чтобы флагман не приспустил флаг, а повел за собой закачавшуюся эскадру. А он закачал­ся и лег в дрейф вместе с ней. И общее оцепенение было как бы оправдано, освящено поведением флаг­мана: на миру и смерть красна.

Киевское «Динамо» незадолго до того, в 1966 — 1968 и 1974 — 1975 годах, рождавшее плодотворные дискуссии, у одних вызывавшее восхищение, у других, по крайней мере, уважение, вдруг, несмотря на чемпи­онский титул, возбудило к себе скептическое отноше­ние, в его сторону полетели не цветы и комплименты, а посвистывание и смешки.

Не одно киевское «Динамо» этого заслуживало, однако ему доставалось больше, чем другим. Как са­мому сильному. Но самой сильной команда оставалась, я бы сказал, практически, командная же игра упростилась до минимума, обаяние выветрилось. Если в 1975 году каждый матч динамовцев сулил невиданное, то в 1977-м можно было предсказать как они себя поведут, как будут разживаться необходимыми очка­ми, заранее вычисленными. Перед нами была команда послушная, организованная, знающая, чего добивается, но обыкновенная, каких немало. И назвать её кома­ндой высокого класса, как мы с легкой душой делали в 1975 году, язык не поворачивался.

Мало того, если совсем недавно по киевскому «Ди­намо» мы выверяли модерн, то теперь веры не было, хотелось думать, что на свете существует иная, привлекательная игра.

Не знаю, как в будущем оценит этот сезон коллек­тив авторов не написанных пока очерков истории со­ветского футбола, но для меня, репортера, тот сезон был, мало сказать, неудачным, он стал черным, пыль­ной бурей. Одно дело—крутиться вокруг проблем игровых, организационных и совсем другое — рабо­тать, не зная, верить или не верить подлинности проис­ходящего.

О матчах по сговору поговаривали и прежде. В 1974 году в Одессе я попал на водевиль под названием «Черноморец» — киевское «Динамо». Публика откро­венно похохатывала, глядя, как шутейно делается счет 3 :3. Я написал об этом в «Огоньке», ждал опроверже­ний и не дождался. И все же думалось, что это несчаст­ный эпизод, что гуляющие слухи преувеличены. Чем­пионат 1977 года избавил от утешительных порой шип: он весь был подобием сидячей забастовки, едва ли не все команды устраивали свои дела, позабыв о борьбе. Это были не проступки, не уродства и аномалии, а вновь изобретенная форма существования с удоб­ствами и небескорыстная.

В Лужниках шел матч. Рядом сидел футболист, несколько лет назад игравший в одной из команд. Кто-то припомнил, как эти же команды играли три года назад здесь, в Лужниках. И мой сосед, футболист, то ли по недомыслию, то ли из бахвальства, с улыбочкой ляпнул: «А мы тогда им отдавали два очка». Настала неловкая пауза. Другой мой сосед, журналист Г. Ларчиков, наклонившись ко мне, шепнул: «Вы тогда отчет писали». Я, признаться, забыл. Дома нашел тот отчет, перечитал. Никогда мне не было так горько. Попался, расписал! И как же, должно быть, посме­ивались футболисты, читая на следующий день газету! Каким простаком выглядел я в их глазах! Да и стадион тогда был полон, и публика переживала вовсю. После того случая я долго не писал, не мог справиться с потрясением.

Ничего нет хуже игры по сговору. Можно все на свете проиграть, это не горе, если честно: мяч повер­нется вокруг оси и явится день победы. Тем и живешь. Если же нечестно, то все останавливается, жить нечем. Можно притворяться, что ничего не знаешь, либо, поступившись совестью, «входить в положение» об­манщиков. Но это вслед за «договорными матчами» будет договорной журналистикой. Была ли такая? Бы­ла. С удовольствием назову тех, кто не поддался, не смирился, кто воевал: Олег Кучеренко, Валерий Вино­куров, Виктор Асаулов, Борис Федосов, Лев Лебедев, Александр Левинсон, Владимир Маслаченко, Евгений Майоров, Николай Озеров, Юлий Сегеневич, Аркадий Галинский, Константин Есенин, Геннадий Ларчиков, Алексей Леонтьев. Знаю, как опасны такие списки, предвижу попреки: «А меня забыли?» Я оставляю спи­сок открытым — назвал тех, с кем близко связан рабо­той, с кем откровенен. А назвал потому, что, по моему глубокому убеждению, журналисты гораздо больше сделали в борьбе с лжефутболом, чем спортивные организации, которым сам бог велел вести эту борьбу.