Клеопатра - Шифф Стейси (читать бесплатно книги без сокращений TXT) 📗
Антоний попытался объясниться с Октавианом в письме, отрывки из которого дошли до нас. Его автор совсем не похож на задиру. И на безумно влюбленного тоже. О Клеопатре сохранились всего семь строк, которые можно перевести в разной манере от слегка игривой до совершенно неприличной. Последнее, пожалуй, предпочтительней. Аргументы Антония вполне характерны для Рима, где всегда были в ходу политические браки. Все время от времени занимаются любовью. Так что же нашло на Октавиана? К чему столько шума из ничего? Что ему за дело до того, что кто?то «имеет царицу»? Или он сам – образец супружеской добродетели[49]? Да нет же, в свое время его адресат сполна отдал должное тому, что Антоний называет «любовными похождениями и юношескими забавами». Люди спят друг с другом, и это ни для кого не новость. Октавиану должно быть известно, что их с Клеопатрой роман длится без малого девять лет (если вести отсчет от Фарсала). Из письма неясно, гордится Антоний своими отношениями с царицей или напротив, пытается их принизить. Слова «имею царицу» можно понимать двояко: «Она моя жена» – или: «Да какая она мне жена». Пренебрежительный тон автора письма свидетельствует о втором. В конце концов, Антоний ведь пишет шурину. В письме так и сквозит: «Она мне не жена, и мы оба это знаем». «Так не все ли равно, – заключает римлянин, – кого и где я покрываю?» Как ни переводи эту фразу, последнее слово явно относится к животному миру. Трудно сказать, насколько это вульгарное послание отражало истинные чувства автора; возможно, до нас дошел не оригинал послания, а список, в который намеренно добавили скабрезности. Даже не будь Октавии, Клеопатра и Антоний едва ли могли сделаться супругами в глазах Рима, и царица это понимала. Ей было суждено войти в историю любовницей. Октавиан прибег к запрещенному, но действенному приему. Судя по отрывкам, которыми мы располагаем, это он решил превратить александрийскую идиллию в сальный анекдот.
Каждый из противников старался не пропустить ни одного удара. Когда аргументов не хватало, в ход шла клевета. Когда стало окончательно ясно, что дни триумвирата сочтены и ему ничто не поможет, Антоний и Клеопатра перебрались в Эфес, первый из городов, признавших римлянина инкарнацией Диониса и устроивших ему торжественный прием. После торжеств Антоний принес щедрые жертвы в городских храмах и проявил милость к измученному войной народу. Для двухсот пятидесяти тысяч эфессцев он был кумиром. Клеопатру приветствовали как подругу своего господина. Большой богатый город с узкими улицами и мраморными колоннадами мог похвастать весьма выгодным расположением. Построенный в долине, он с одной стороны был окружен горами, с другой выходил к морю. Эфессцы гордились своими храмами, особенно храмом Артемиды, в свое время дававшим убежище отцу и сестре Клеопатры; под его ионическими колоннами была убита Арсиноя. Стоявший на берегу Эгейского моря прямо напротив Афин город был идеальной военной базой. Антоний решил поставить к его гавани свой флот и вызвал на совет всех малоазиатских союзников. Со своих кораблей они приветствовали римлянина и клялись ему в верности. Клеопатра построила и оснастила двести из восьмисот Антониевых судов и выделила двадцать тысяч талантов на содержание войска: семидесяти пяти тысяч легионеров, двадцати пяти тысяч пехотинцев и двенадцати тысяч всадников. Подобные меры были отнюдь не лишними. Звезда Октавиана сияла как никогда ярко. Пока Антоний все глубже увязал в восточной кампании, его соперник одерживал одну победу за другой. Бывшие триумвиры уже не могли прийти к согласию. Властолюбивый Октавиан ни за что не смирился бы с существованием Цезариона. В отличие от парфянского похода, предстоящая война занимала Клеопатру не меньше, чем Антония. На этот раз у Египта были веские причины вмешаться. В последний день тридцать третьего года триумвират официально распался.
В начале января новый консул выступил в защиту Антония и яростно обрушился на Октавиана. Узнав об этом, Октавиан явился в Сенат с телохранителями и соратниками, прятавшими под плащами кинжалы. В сорок четвертом году Цицерон ожидал, что приемный сын Цезаря устроит переворот, но так и не дождался. Теперь время пришло. Представ перед онемевшими сенаторами, Октавиан пообещал продемонстрировать «неоспоримые доказательства» того, что Антоний угрожает Риму, и наметил дату своего выступления. Его противники заметили кинжалы и предпочли бежать, не дожидаясь назначенного дня. Почти четыреста сенаторов отправились в Эфес. Антоний, который до сих пор недооценивал влияние и решимость своего оппонента, узнал об истинном положении дел из первых уст. Над ним и Клеопатрой нависла серьезная опасность, и присутствие царицы существенно все осложняло.
Соратники Антония – на его стороне была по меньшей мере треть Сената – убеждали его отослать египтянку прочь. Антоний, поразмыслив, согласился. Он велел Клеопатре «отправляться в Египет и ждать окончания войны». Та отказалась, как полагает Плутарх, потому что боялась вмешательства Октавии, способной отговорить мужа воевать. Впрочем, с той же долей вероятности можно утверждать, что царица не доверяла советникам Антония и опасалась оставлять его без присмотра. Клеопатра не была воительницей. Никто из Птолемеев не любил воевать и не погиб на поле боя, как иные эллинистические монархи. Лучшим средством для укрепления государства они считали деньги. Однако, с другой стороны, царица командовала своей армией и отвечала за нее, а войско Антония снабжала и финансировала. А главное, в случае победы Октавиана она могла потерять старшего сына и царство в придачу. Началось противостояние двух сильных личностей. На этот раз Клеопатра не стала прибегать в голодовкам. Она избрала другой путь, заручившись поддержкой Канидия, командира одного из легионов, чью преданность ей уже давно удалось купить. Впрочем, старый римлянин вполне искренне восхищался царицей. Он принялся убеждать военачальника, что прогонять главного союзника накануне войны несправедливо и неправильно. Клеопатра кормит солдат, строит корабли и разбирается в военном деле лучше многих мужчин. Неужели Антоний не понимает, что ее отъезд деморализует египетское войско? Египтяне составляли костяк флота. Они были готовы сражаться за свою госпожу, а не за римлянина. Обидеть царицу Египта означало оскорбить всех восточных правителей, преданных Риму. «Клеопатра спросила Антония, неужели он и вправду считает ее глупее любого из присягнувших ему царей, собиравшихся участвовать в походе? Она, та, что сама правила государством и – капелька лести никогда не повредит – успела многому научиться у своего возлюбленного?» Аргументы царицы и звон ее золота возымели действие. Антоний согласился, чтобы Клеопатра осталась.
В апреле тридцать второго года Антоний и Клеопатра высадились на острове Самос у побережья современной Греции. Самос, который называли ключом от ворот Греции, был идеальным местом для сражения за будущее римского мира. Едва ступив на скалистый берег, Антоний отправил армию на запад. Войска должны были добраться до скалистого острова по Эгейскому морю; их ждали не раньше, чем через месяц. Из Армении подтянулись Антониевы ветераны; вместе с азиатскими рекрутами набралось девятнадцать легионов. Описывая лето на Самосе, Плутарх ни словом не упоминает политические перипетии и военные приготовления. Он повествует исключительно о пирушках. Тамошняя природа располагала к беззаботному веселью, и Антоний пребывал в прекрасном настроении. Время работало на него. Октавиан пришел бы в ужас при виде небывалого, поистине диониийского действа. Каждый правитель к востоку от Афин прислал на Самос не только солдат, но и артистов. Остров в считанные дни наводнили «азиатские скоморохи»: арфисты, флейтисты, актеры, танцовщицы, акробаты, мимы. Начался пестрый, многоязычный, блистательный праздник музыки и театра. «И пока по всему миру разносились стоны и жалобы, – цедит сквозь зубы Плутарх, – на маленьком острове день и ночь звучали арфы и флейты; театры были полны, уличные труппы старались переиграть друг друга». Кроме того, каждый город прислал жертвенных животных; колониальные правители «состязались в пышности представлений и роскоши даров». Все спрашивали себя, какой невероятный триумф Антоний и Клеопатра устроят в честь победы.
