Горизонты и лабиринты моей жизни - Месяцев Николай Николаевич (читать книги онлайн полностью .txt) 📗
Знакомство с материалами этих двух групповых дел и первые допросы своих подследственных Зайчиковым и Колобановым наталкивали на многие и весьма щекотливые, мягко выражаясь, вопросы. Прямо говоря, речь шла о большой политике, касавшейся как атмосферы, настроя, благополучия советских людей у себя в стране, так и престижа Родины за рубежом. Становилось ясно, почему эти дела были в поле зрения Сталина. Не потому ли Маленков обращал мое внимание в присутствии министра госбезопасности Игнатьева на большую ответственность поручаемой мне работы, ссылаясь при этом на Сталина, но не говоря ни слова о тех следственных делах, которые его тревожат, вызывают озабоченность или что-то иное, но в этом же роде?
Публикации в печати, прокатившиеся по стране в связи с «делом врачей», чему каждый из нас троих был свидетелем еще до прихода в следчасть, отвечали на этот вопрос: «дело врачей», большинство из проходящих по которому были евреями, раскручивало маховик антисемитизма, и усиливало его обороты в связи с проводимой в стране кампанией по борьбе с низкопоклонством перед Западом.
Что же будет, если арестованные врачи действительно виноваты? Вообразить было нетрудно. Начали поступать сообщения с мест, что кое-где под флагом борьбы с космополитизмом пытаются пойти по пути Центра, незаконно арестовывая врачей.
Дело министра государственной безопасности Абакумова и других лиц из верхнего эшелона сотрудников этого министерства, конечно, тоже могло вызвать широкий резонанс уже только потому, что таких фигур, находящихся на силовых постах власти, просто так не арестовывают; раскрутка этого дела могла иметь нечто подобное тому, что сопутствовало аресту Ежова.
Так что эти два следственных дела накладывали на нашу тройку — Зайчикова, Колобанова и меня — непомерно тяжелый груз ответственности, требовали мужества и, конечно, нравственной чистоплотности. Василий Никифорович Зайчиков, Петр Иванович Колобанов и я — из одного поколения, из комсомольских работников 50-х годов, которых призвал Центральный комитет ВКП(б) на работу в следственную часть по Особо важным делам Министерства государственной безопасности Союза ССР.
Василий Никифорович, мой дорогой друг, тебя уже нет в живых. Ты принимал живейшее участие в построении социализма в великой стране — Советском Союзе. Но ты не видел, тебе, к счастью, не довелось увидеть, как ее развалили…
Я помню твой облик: крупную голову с высоким лбом и умными серыми глазами, коренастую фигуру, переваливающуюся из-за больной ноги походку. Тебя выделял среди нас твой аналитический ум. А притягивали к тебе — порядочность, доброта и, конечно, справедливость. Потому-то и выдвинула тебя из своей среды юность страны в лидеры — в секретари Центрального комитета ВЛКСМ, а после коммунисты Киргизии попросили тебя быть одним из секретарей ЦК компартии республики; Ты был одним из руководителей общества «Знание». Да разве перечислить все места, где ты приложил свои знания, опыт, ум, оставляя память о своих добрых свершениях в сердцах людей.
Петр Иванович Колобанов, всю свою жизнь ты был яростным защитником правды и справедливости. Твоя бескомпромиссность в борьбе против всякого рода мерзостей нередко вызывала раздражение вышестоящих и даже их кару, но ты был и оставался самим собой.
Выдержали ли мы ответственность, возложенную на наши плечи? Хватило ли нам ума разобраться в следственных делах и осмыслить сопутствующие им политические замыслы и закулисные игры? Не покинет ли нас мужество на пути к установлению правды?
«Дело врачей». Некоторые полагают, что толчком к возникновению «дела врачей» явилось высказанное Сталиным (где-то и в присутствии кого-то?) подозрение о том, что в кончине бывших членов Политбюро ЦК ВКП(б) Калинина, Щербакова, Жданова повинны лечащие их врачи. В МГБ решили подтвердить «догадку» вождя.
Может быть, доля правды в таком ходе мыслей есть, но только доля, да и то сомнительная. Не могу поверить (и к тому нет ни прямых, ни косвенных улик), чтобы Сталин без всяких на то оснований посягнул на врачей с мировыми именами. Он, а вместе с ним и другие тогдашние члены Политбюро ЦК дали согласие на арест врачей, лишь когда на них разными путями были собраны материалы, свидетельствующие об их «преступной деятельности», материалы сфальсифицированные.
Проследим, хотя бы схематично, за ходом этих роковых для врачей действий провокаторов из органов госбезопасности. Из Кремлевской больницы, в которой наблюдаются наряду с другими члены Политбюро ЦК ВКП(б), поступает заявление в МГБ от сотрудника этой больницы Лидии Тимашук, в котором она пишет «о неправильном лечении» высокопоставленных пациентов. По заявлению создается экспертная комиссия для проверки изложенного Тимашук. Во главе комиссии встает Рюмин — начследчасти, известный как отъявленный карьерист. Экспертная комиссия подтверждает изложенное Тимашук. Ее награждают орденом. Органы госбезопасности разворачивают «оперативную» разработку врачей и арестовывают их. Начинается следствие.
Полагаю, что Сталин и сотоварищи по Политбюро на том этапе поверили в виновность врачей. В стране, естественно с одобрения Политбюро, развертывается шумная, как я уже писал, пропагандистская кампания против врачей — «убийц в белых халатах», смыкающаяся в некоторой своей части с борьбой против космополитизма.
Среди арестованных в основном евреи (академики медицины), Василенко и Виноградов — русские. В числе арестованных был и главный терапевт Советской армии, генерал-лейтенант медицинской службы Вовси.
Сообщение об аресте врачей было опубликовано 13 января 1953 года, после того, как дело уже было сфальсифицировано. Наша троица пришла в следственную часть по Особо важным делам МГБ СССР и приступила к работе 19 января того же 1953 года.
Знакомясь с материалами «дела врачей», я задавался тремя вопросами: во-первых, мог ли каждый из арестованных врачей по своей гуманистической воспитанности, интеллекту, профессиональной чести, да и просто по образу мыслей пойти — вполне осознанно (прямой умысел) или предполагая опасность своих действий для других (косвенный, или эвентуальный умысел) — на совершение преступных деяний в отношении своих пациентов, то есть на причинение ущерба их здоровью; во-вторых, имело ли место наличие какого-либо сговора между ними в преступных целях; и, в третьих, каким образом они скрывали свои преступные действия при наличии таковых?
На каждый из этих вопросов я не нашел в показаниях арестованных врачей убедительных ответов, свидетельствующих с необходимой достоверностью о совершенных каждым из них и, стало быть, всеми вместе преступных деяниях.
Ознакомление с материалами «дела врачей» позволило вскрыть прием, посредством которого оно фабриковалось. Прием был весьма прост, даже примитивен. Не надо было обладать ни познаниями в медицине, ни особым профессионализмом в следствии, а надо было лишь самым беззастенчивым, бесстыдным образом брать из истории болезни того или иного пациента, N или М, имеющиеся у него врожденные или приобретенные с годами недуги и приписывать их происхождение или развитие преступному умыслу лечащих или консультирующих его, N или М, врачей.
Все гениальное просто. Даже в совершении злодеяний.
Петр Иванович Колобанов проверил наши догадки в ходе допросов профессора Преображенского, специалиста в области уха, горла, носа. Преображенский лечил члена Политбюро, секретаря ЦК ВКП(б) Андреева, страдавшего тяжелым заболеванием уха. Преображенский показал, что Андреев, несмотря на его категорические возражения и запреты, пристрастился в целях снятия ушной боли к наркотикам, что и было зафиксировано в истории болезни. Вот это пристрастие Андреева к наркотикам и было вменено в вину Преображенскому — что именно он своим методом лечения превращал Андреева в наркомана.
Можно было бы подобные примеры продолжить. Что касается смерти в 1948 году члена Политбюро, секретаря ЦК ВКП(б) Жданова, то врачи в ней неповинны. Одной из причин его кончины была сердечная недостаточность. Следователи, занимавшиеся фабрикацией обстоятельств смерти Жданова, очевидно с ведома руководства следственной части и Министерства госбезопасности (вряд ли они взяли бы на себя ответственность), подложили экспертам для исследования не сердце Жданова, а другого, неизвестного лица, пораженное ядами, приведшими к смерти его обладателя. Надо заметить, что Жданов скончался во время очередного отдыха на даче, расположенной на Валдае. После констатации его кончины вскрытие происходило в небольшой ванной комнате, при свечном освещении, поспешно. Почему именно так — разобраться в этом нам не хватило времени.
