В пламени холодной войны. Судьба агента - Коллектив авторов (книги бесплатно txt) 📗
Наконец настал день, когда в картотеке Сергея Ивановича Веннерстрем удостоился не только карточки, но и новой нетронутой папки, которая в дальнейшем запрашивалась неоднократно.
Капитан был энергичен. Затребовал у русских военных в Стокгольме фотографию своего нового «героя». «Если это возможно», – писал он тогда деликатно. И через несколько недель уже рассматривал фото. Сотрудник, сидевший рядом, прокомментировал не без иронии: «Парень выглядит прямо наивняшкой! Но, может, так и надо выглядеть, чтобы не привлекать внимания?»
Не очень-то лестно для будущего супершпиона!
Узнав позже о фото, помещенном в папку, Стиг, по его собственному признанию, не раз ломал голову: что за снимок и откуда взялся? Объяснение напрашивалось простое: из газетной заметки о столкновении двух самолетов, один из которых он пилотировал. Столкновение было серьезным – летчик чудом остался жив, что и привлекло внимание прессы. Может, русские купили копию заметки в какой-нибудь редакции или выменяли через посредника?
Но правда открылась много позже: Сергей Иванович ездил тогда в Ригу, чтобы осторожно понаблюдать за несколькими новыми объектами своей картотеки. Благодаря злосчастному Эгону, Веннерстрем стал одним из этих объектов. Тогда и появилось фото.
Конечно, поездка Сергея не принадлежала к разряду особо важных или необходимых. Просто хороший предлог увильнуть на несколько дней от однообразной работы и немного встряхнуться. Именно он и рассматривал Веннерстрема в тот раз в континентальном кафе так пристально… После того, как проследил от самой квартиры.
Глава 3
Отправил ли Сергей Иванович все данные о молодом шведе в корзину для бумаг после того, как тот в 1934 году покинул Ригу? Теперь ответ на это достоверно известен только жрецам тайных архивов… Наблюдали ли за дальнейшими действиями Стига? Да, безусловно. Рутинная работа с объектом, однажды включенным в регистр. Казался ли швед интересным «уловом»? Нет, но не исключалось, что в будущем мог бы таким стать.
Вряд ли кто-то из советского военного аппарата в Стокгольме продолжал регулярно докладывать о нем Москве. Там, наверняка, Веннерстрема вскоре забыли, и имя это больше не всплывало. Но сотрудники атташата, вне сомнений, скрупулезно выполняли повседневную работу, направляя газеты и журналы в Москву, где в зарубежном отделе просматривали иностранную прессу и собирали любые сведения, представляющие интерес. История поглотила имена тех, кто занимался, в частности, шведскими газетами, имея перед собой список, в который входила пока еще мало кому известная фамилия.
Тем не менее сведения на Стига Веннерстрема в московской картотеке с годами, что называется, «разбухали». Со временем там накопилась богатая информация: различные морские и авиационные высадки, сообщения о том, что швед переведен из флота в быстро растущую авиацию, окончил высшую школу, стал капитаном, был направлен на высшие штабные курсы – обо всем этом можно было легко узнать из повседневной периодики.
«Облюбуй себе какое-нибудь хобби, оно делает жизнь богаче!» – этот совет Стиг часто слышал от друзей. Но только после того, как пожил в Риге, нашел наконец свое – изучение иностранных языков. Его прельщала карьера дипломата, он тешил себя мыслью когда-нибудь стать военным атташе.
Постепенно изучение языков перестало восприниматься им как работа – скорее, как удовольствие и приятное занятие в свободное время. И конечно, увлечение молодого офицера не ускользало от внимания окружающих – в военной среде особенно.
Но только в конце 1940 года Стигу выпало первое поручение, связанное и со знанием языка, и с умением хранить тайны. Поручение настолько секретное, что даже не оставило следа в картотеке Сергея Ивановича. Вот что вспоминает об этом сам Веннерстрем:
Зимняя финская кампания была в разгаре, она бок о бок соседствовала со второй мировой войной, приведшей в то время к разделу Польши. После получения штабного образования я оказался в Стокгольме, где однажды утром меня застал телефонный звонок. Помню, было необычно холодное утро. Мы как раз согревались крепким горячим кофе, когда в наш штаб позвонил начальник отдела кадров ВВС:
– Как обстоят дела со знанием русского? Надеюсь, за время, проведенное в Риге, ты хорошо его освоил?
– Нормально, – ответил я.
– Смог бы справиться с допросом по-русски?
– Допрос? Ну… если буду знать, о чем речь. Нужно некоторое время, чтобы восстановить запас слов.
– Время будет. Пошлем тебя с разведывательным поручением. Загляни к нам как можно скорей.
Предложение заинтересовало меня. Не прошло и часа, как стало ясно: предстояло отправиться в Финляндию, в лагерь для военнопленных на пути в Таммерфорс. Нужно было допросить русского летчика, так как шведские ВВС хотели узнать тип самолета, на котором летал сбитый офицер. В то время это было важно – Швеция находилась в опасной зоне. Путем переговоров Советский Союз подчинил себе прибалтийские государства и приблизился вплотную к побережью Балтийского моря, как это исторически уже бывало прежде. Русские подходили к Финляндии, и неизвестно, что могло произойти дальше.
Я представлял себе допрос, как довольно неофициальное мероприятие, на котором будет нетрудно найти с русским общий язык. Но у финнов мнение было иное. Все происходящее смахивало на судебный процесс. Я в одиночестве сидел за столом в переднем углу зала, а вдоль длинных стен расположились на стульях восемь военных: по четыре с каждой стороны. Еще двое сопровождающих ввели пленного. Всего оказалось десять свидетелей.
Они критически поглядывали на меня, ожидая, как я себя поведу. И мне это не понравилось. Строго говоря, я совершенно не знал, как следует себя вести.
Но поскольку просто самоустраниться было невозможно, я начал действовать. Бумага и ручка лежали на столе – воспользовавшись ими, я быстро набросал десять вопросов. Мне это показалось хорошей идеей. Затем сигареты – очень желанные в лагере для заключенных. Я вынул их из портфеля и положил на стол.
В том, что пленный медлил, не было ничего удивительного. Со сломанной ногой и рукой, на костылях и в гипсе – он выглядел бледным и испуганным. Когда его подвели к столу, он попытался встать «смирно», несмотря на костыли.
– Как себя чувствуете? – спросил я. – Вижу, вам досталось при падении.
Парень заморгал, по лицу пробежала судорога.
– Спрыгнул с парашютом, – ответил он, – и неудачно приземлился.
Я не мог отдавать приказы финнам, поэтому сам пошел и принес русскому стул, на который он присел, вытянув вперед поврежденную ногу.
– Разговор не займет много времени, если добровольно ответите на несколько вопросов.
Открыв блок, я достал пачку и сам зажег ему сигарету. Теперь он выглядел еще более напуганным: бросал быстрые взгляды на свидетелей, которые с кислыми лицами наблюдали за спектаклем.
– У меня к вам десять вопросов, – сказал я. – На семь из них ответы известны, так что у вас нет шансов обмануть меня.
Он не отозвался. Его взгляд блуждал по лицам финнов, чей вид едва ли мог принести утешение, а затем снова уставился на блок сигарет.
– Их вы можете забрать с собой, когда закончим. Ну, начнем?
Он кивнул, и мы приступили к беседе. Я не встретил большого сопротивления: летчик был слишком потрясен. Он честно ответил на семь известных мне вопросов, поэтому я счел, что остальные ответы тоже правдивы.
– И это все? – голос пленного звучал напряженно.
– Да. Пожалуйста, возьмите сигареты.
Он взял весь блок и с беспокойством посмотрел на начальника лагеря. Тот кивнул в знак согласия.
– Вы не впервые ведете допрос, – сказал начальник лагеря, когда мы вышли. – Это чувствуется по технике.
Комично! Но я не засмеялся: слишком большим было напряжение.
Итог своим переживаниям я подвел в коротком резюме, когда снова оказался в рабочем кабинете в Стокгольме: «Интересно! Обогатился опытом. Улучшил знание языка».
Правда, не успел я толком перевести дух после этой поездки, как последовал новый телефонный звонок. Это снова был начальник отдела кадров.
