Божьи люди. Мои духовные встречи - Митрополит (Федченков) Вениамин (электронная книга txt) 📗
Зато какую же борьбу вел против него “ангел сатанин”! В Дневнике он постоянно пишет об этом! И неудивительно, что батюшка по временам уезжал на отдых: то на родину, то к друзьям… Даже и апостолы после проповеди нуждались в этом, и Сам Христос отводил их в уединенное от народа место.
Да и самая молитва его требовала огромной траты сил. Нам, обычным людям, служить легко; но так молиться, как он молился, — нужна сила! Или говорить проповеди: мы ровненько объясняем слушателям, точно урок в классе, а у него всякое слово горело. Однажды в Сербии старый и разумный богомолец спросил меня (по–сербски):
— Отче владыко! Что это значит? Один скажет “Бог”, и “нема ништа” (нет ничего); а другой скажет тоже “Бог”, и “огонь запалисе” (огонь загорится)?
Вот и у о. Иоанна все всегда было с “огнем”. И именно от этого были сильны и его молитвы, и действенны проповеди. Последние по содержанию своему и с ораторской точки зрения не представляли ничего чрезвычайного. Будучи преподавателем в Санкт–Петербургской академии, я однажды задал для доклада курсу тему: определить по проповеди проповедника. А автора я скрывал, конечно. На этот раз три докладчика дали, по проповеди, такой отзыв:
— Автор — священник какого-нибудь уездного городка. Ничего особенного.
Другой сказал:
— Обыкновенный проповедник. Обыкновенная проповедь.
И лишь третий сказал:
— Нет, я чувствую в авторе особого человека. Но понять его не могу.
— А ведь это — великий отец Иоанн Кронштадтский! — к общему удивлению всей аудитории, сказал я.
Тогда поднялся вопрос, почему же проповеди его так просты и обычны? Ответ был понятен: сила его слов была не в оригинальности мыслей и не в ораторском их изложении, а в силе его духа: у него слова дышали пламенем… Именно как сказал серб: один скажет “Бог” — и “нема ништа”; а другой скажет то же самое слово “Бог” — и “огонь запалисе”.
Ап. Павел тоже писал: наша сила не в убеждающих словах, а в явлении духа и силы! [191]
И о. Иоанн тратил колоссальные силы в своем служении Богу и людям. Но при всем том дожил почти до 80 лет. По словам царя Давида, — “аще в силах”, то есть при особой силе, — 80 лет может прожить человек[192]. Всему приходит конец.
Незадолго перед смертью и он заболел. Перед этим мне удалось еще дважды быть с ним. Один раз, будучи уже иеромонахом, я был приглашен сослужить ему на литургии. Он предстоятельствовал. Я стоял пред престолом с левой стороны. И как только он возгласил с обычною ему силою: “Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа”, меня, точно молния, пронзило ясное сознание, выразившееся в уме в таких словах: “Боже! Какой он духовный гигант!” И созерцая это с очевидностью, я, в размышлении, закрыл уста свои служебником. “Какой гигант”. Вдруг он протягивает ко мне левую руку, отодвигает книгу от уст, говорит властно:
— Не думай! Молись!
Вероятно, он прозрел мои тайные мысли о нем.
Последнее мое посещение было приблизительно за полгода до кончины его. Мы с сотоварищем по академии, иеромонахом Ш–м[193], посетили о. Иоанна по причине болезни моего друга. Батюшка вышел к нам уже слабеньким. Пригласивши сесть, он устало спросил нас:
— И чего вам от меня, старика, нужно?
— Батюшка, — вольно ответил я, прости меня за это, Господи! — если бы вы были простой старик, то к вам Россия не ходила бы.
— Ну, ну, — махнул он рукою, не желая спорить.
— Скажите нам что-нибудь во спасение души.
Тогда он взял в руки крест, висевший на груди моего товарища, и, смотря на него, стал молиться. Потом начал многократно и долго целовать его; прижимал его к своему лбу, опять целовал. Затем то же самое он делал с моим крестом… Все это творилось молча, несколько минут. Потом он сказал:
— Монахи, монахи! Не оглядывайтесь назад! Помните жену Лотову!
Дальше я задал ему такой вопрос:
— Батюшка! Скажите, откуда у вас такая горячая вера?
— Вера? — переспросил он и на минуту задумался.
Потом с твердой ясностью ответил:
— Я жил в Церкви!
— А что это такое — жили в Церкви? — спросил я.
— Ну, — с некоторым удивлением от моего вопроса продолжал он, — что значит жить в Церкви? Я всегда пребывал в церковной жизни… Служил литургию… Любил читать в храме богослужебные книги, минеи. Не Четьи–Минеи (Жития святых), хотя и те прекрасны! — а богослужебные минеи, стихиры, каноны… Вот! Я жил в Церкви!
К сожалению, я не записал тогда подробнее всю беседу, но эти слова о значении Церкви врезались в память мою на всю жизнь.
Поблагодарив батюшку, мы ушли… Вскорости мой друг скончался в молодых годах. Я… еще живу, по милости Божией. И часто вспоминаю о его словах…
Болезнь о. Иоанна не проходила. Ждали конца. И 20 декабря (ст. стиля) 1908 года батюшка скончался. Весть эта мгновенно облетела всю Россию. Похоронили его в созданном им женском монастыре в Санкт–Петербурге, “на Карповке”[194].
Мне не удалось попасть в храм на отпевание, и я шел далеко за гробом в необъятной толпе народа. Всякое движение здесь было прекращено. Зато дышали сердца тысяч и тысяч людей: в одном месте пели “Со святыми упокой”, другая группа начинала “Вечную память”, третьи — “Святый Боже” — похоронное… Большой стон стоял над этими духовными детьми батюшки. Иногда приходилось слышать выкрики:
— Уж больше не видать нам такого отца!
Или:
— Дорогой батюшка! Помолись за нас!
И опять пение тьмы голосов… Трудно было сдержаться от слез среди этой общей печали и рыданий.
В подвальном этаже монастырского храма — светлом, облицованном белым мрамором — была приготовлена белая же мраморная гробница на полу. И здесь положили честные мощи святого батюшки. Теперь, вместо Кронштадта, началось паломничество “на Карповку”. Ежедневные службы… Постоянные панихиды. Снова чудеса. Всеобщее почитание. Св. Синод постановил считать день смерти о. Иоанна — неучебным в духовных школах. Царь обратился к России с особым манифестом — о значении его и почитании. А народ унес о нем память в сердцах своих и записал в “поминаниях”… Так началось уже прославление батюшки в Церкви. И недолго ждать, когда завершится это и канонизацией его во святые[195].
Три года тому назад (1948) я был в Ленинграде и узнал, что монастырь “на Карповке” закрыт, но там все, включая и гробницу, остается нетронутым[196].
Преподобие отче Иоанне! Моли Бога о нас, грешных!
…Вот я и записал, что помнил о нем.
Как ни описывай, все же это не может дать о нем такого впечатления, как живые подлинные слова самого батюшки…
Подвиг преподобничества[197]
В главе о чудесах о. Иоанна уже говорилось, что не они составляют самое высокое достоинство угодников Божиих, а их святая жизнь, чудеса же являются результатом и знамением — да и то не всегда и обязательно — их святости. Поэтому и в о. Иоанне нас должно больше привлекать и удивлять его внутреннее совершенство, его духовные подвиги, или иначе: его святая жизнь. В этом — главное величие святых людей. Да и во всяком вообще христианине важно больше всего его внутреннее состояние.
Об этом говорит нам Евангелие. Когда ученики Христовы возвратились с проповеди, то “с радостью… говорили: Господи! и бесы повинуются нам о имени Твоем” (Лк. 10, 17). Что же Господь? Он не порадовался с ними, а, наоборот, умерил их радость: “…тому не радуйтесь, что духи вам повинуются, но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах” (20), — то есть что они “записаны” в книге жизни небесной, как граждане Царства Небесного, или как спасенные. Слово “записаны” взято из земных порядков: граждане приписаны к какому-либо государству, городу, месту; и чем славнее это государство, тем славнее подданство гражданина. Во времена Спасителя и апостолов было почетным, важным и ценным иметь право “Римского гражданина” (Деян. 22, 25–29). Но для верующего человека ценнее всего иметь право Небесного гражданина. А если важно иметь и “власть наступать” на всю силу вражию (Лк. 10,19), то опять лишь с той стороны, что это было свидетельством поражения сатаны, бывшего доселе “князем мира сего” (Ин. 12,31): а теперь он “осужден” (16,11) и “изгнан будет вон” (12,31) и “ из мира сего”, как он был низвергнут прежде и “с неба”. Потому Господь на слова учеников о власти их над демонами и сказал им: “…Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию…” (Лк. 10, 18), после его духовного падения Господь низверг его. А теперь и люди — ученики — попирают бесов, впрочем, не своею силою, а “о имени” Христовом.
